От пляжа с раскалённым галечником, остужаемым по неровным краям набегающей пенно-кружевной волной, до скалоподобных генузских стен Судака; от феодосийского базара с серебряными слитками кефали на прилавках, бесконечных витрин с сувенирными раковинами и игрушечными парусниками, в которых отражается текучее разноцветье курортного люда, словно паря всем телом над дном и разглядывая его дива сквозь стекло маски, Константин Круглов, вновь и вновь оживлял в памяти происшествия прошлого лета.
В стекле сувенирной лавки он как следует и разглядел её в первый раз. Не среди наплывающих фигур и лиц, прогуливающихся по набережной отдыхающих, а сидящую на раскладной скамеечке рядом с рисовавшим её уличным художником. Делая вид, что интересуется миниатюрной моделью корвета с алыми парусами он, на самом деле любовался её лицом с вздёрнутым носиком, конапушками, чему-то далёкому и недостижимому улыбающимися ненакрашенными губами, глазами, один в один повторяющими цвет безмятежного моря за её спиной. Лёгкий утренний бриз шевелил её волосы, словно кто-то невидимый благоговейно прикасался к ним.
Ему показалось, что он уже видел её неподалеку от нудистского пляжа, в бухте Весёлой, и вначале –издалека принял её за почитательницу этой традиции ищущих слияния с природой коммун хиппи, но подойдя чуть ближе , оставив при этом почтительную дистанцию, и ненавязчиво сбросив с себя прилипающие к телу майку и шорты, убедился , что просто на ней был такой узенький купальник-ну практически какие-тоненькие верёвочки и треугольнички. Ему померещилось в другой раз , что её же он видел и среди возвращающейся, двигающейся навстречу с экскурсоводом во главе туристов на Тропе Голицина среди каменных награмождений Нового Света. Желтовато-русые волосы были спрятаны под бейсболку с козырьком-клювиком, она скользнула отрешённым взглядом по лицу встречного бородача с палкой-посохом -и они разминулись. В третий раз она возникла с зонтиком , в рэтровой шляпе и в длинной лёгкой юбке в стиле начала прошлого века на ступенях деревянной лестницы дома-музея Волошина в Коктебеле как раз в тот самый момент, когда Константин направлялся к входу; его буквально заворожили её бирюзовые глаза цвета безоблачного неба –мечтательные, подёрнутые таинственной поволокой, губы шевелились, как будто она читала про себя стихи. Она ли это была или нет?- он и сам был не уверен.
Дело в том, что иногда она же представлялась ему в совершенно фантастическом виде- то выныривающей из воды дельфинихой, на мгновение обращающуюся в прекрасную девушку, то разлёгшейся на берегу великаншей по корневищам и свесившимся кустарниками волос которой, жадно вдыхая запахи перемешанного с запахами туи морского воздуха, он карабкался, чтобы взобраться ближе к недостижимому куполу синевы –и убедиться, что две возвышенности –это не груди гигантши, а только две выступающие скалы.
Быстро нанося цветными мелками на ватман штрихи, рисовальщик делал всё более четкими очертания её чудесного лица. Портрет оживал и чуть ниже выступающих ключиц художник, наметил алым край платья, которое было на девушке.
По всему черноморскому побережью, а особенно в Крыму в ярко-разноцветной толпе приезжих всегда можно увидеть алые пятна этих платьев. Они полощутся на ветру на узкобедрых , раскачивающихся на мачтово-длинных ногах див подиумных кондиций, колыхаются, свисая с их плеч , как паруса с рей . Они сияют, словно попутным ветром будущих курортных романов надутые крепкими бёдрами и всем тем , что есть справа , слева по борту –выше и ниже ватерлинии у каждой женщины, под всеми парусами прущей по шумным волнам пляжей, набережных и кафе к своему счастью, как пиратский галеон –на абордаж.
Грозная кариатида на носу корабля , чуть ниже бушприта , на котором трепещет так похожий на эти едва прикрывающие самое сокровенное лоскутики - кливер. Устоять невозможно. И ты будешь завоёван, потоплен в пучине этих глаз, запутаешься в Саргассовом море этих волос, погибнешь , обволакиваемый вашей курортной тайной: у девушки , конечно, -муж в Орле или Тюмени, у тебя жена в уральском или сибирском промышленном гиганте.
И вот –последние штрихи. Растирания указательным пальцем полутеней. Пшикание укрепляющим лаком из баллончика. В тот самый момент, когда заказчица портрета расплачивалась с художником, принимая от него свёрнутый в трубочку рисунок, Костя, уже отвернувшись от витрины с сувенирами и увидев направленное на него жерло мортиры времён морских баталий(рядом с этим палившим когда-то из бортовой ниши по неприятелю раритетом облюбовал портретист место) понял, что завоёван.
Она скользнула по нему отсутствующим взглядом, ветер облепил её всю тонкой огненной тканью – и вертанувшись на каблуках, девушка , словно танцуя румбу, направилась мимо статуи бородача Айвазовского с его засиженной голубями медной палитрой. Она уходила. От колготящихся у кассового входа в музей-галерею мариниста, навсегда унося свои лазорево –безмятежные моря зрачков под сдуваемой шаловливым Бореем набок золотистой прядкой. Вот уже алое пятно её платья – едва видно в мельтешении толпы. Вот уже это только тлеющие среди пёстро-серого пепла угольки. Догнать! Костя кинулся вдогонку, чтобы не упустить из виду эти пересекаемые вантовыми подвесками лопатки-крылышки, эту строчку позвонков между ними. Статуя Венеры в нише, подъём в сторону фонтана по улице ; за неделю жизни в Феодосии он уже успел исходить этот приморский городок, где когда-то на базарах торговали не только рыбой и крабами, а и белыми невольницами, где исполненной в стиле модерн «Астроия» квартировался перед бегством в Стамбул генерал Деникин…Где…Она подошла к кассе декорированного корабельными канатами и якорями дома-музея Александра Грина. Кругов следом выхватил билет из руки кассирши- и тут же нырнул в прохладные музейные чертоги.
2
Он не знал с чего начать. Боялся, что она отошьёт его –и тогда … Но она –не даром же скульптуры этих напирающих обнажёным торсом наяд крепили на нос боевых кораблей!- начала сама.
Стоя у барьерчика, отделяющего кабинет Грина от посетителей, она разглядывала это вместилище вдохновения. И он подошёл так близко сзади, что услышал её дыхание и уловил запах её просоленного морем, провяленного на южном солнце тела. Внимание Кругова рассеялось. Ему показалось, что он сам сидит за этим письменным столом и, обмакивая перо в чернильницу, пишет. Да, конечно. Перо бежит по бумаге, производя на свет этот сюжет, чуть слышен его скрип, в окно отворённое доносятся шумы улицы, они лишь фон, шум прибоя, звуковая пена…
И вдруг на фоне этого аккомпанемента прозвучала флейта ей голоса:
-Неужели здесь были написаны «Алые паруса»?
Собственно, это был вопрос не к нему. Скорее просто размышление вслух.
- А почему бы нет? – с неуверенностью в голосе(а вдруг всё же отошьёт?) пролепетал Кругов.
- Так вот обыденно, - подхватила она диалог, словно только и ожидая того, что Костя откликнется на её вопрос в никуда…
Пятнадцать минут спустя они уже шли мимо минарета дачи Стамболи в сторону набережной.
Пьянящие, как радость пирата- бочёночки с элем, икры её ног.