Здесь,на хуторе Татарском,
Жил казак с времён боярских.
Мелеховский двор был с края:
Баз на север , два сарая Крутой спуск на берег Дона И воротца для загона На восток за красноталом Степь поросшая бурьяном
Часовенка на развилке. С юга-меловой горы горбинка, А на запад,как стрела, В займище улица легла.
Жили все одним укладом И в одних почти нарядах, Ведь крестьянский был уклад-
Казакам он к жизни в лад. Дружно всей семьёй трудились: Дети , снохи , старики.
Родословною гордились Все донские казаки. Без коня не мог казак,- Он же воин-не батрак, Как то Мелихов Прокоп
Завершал с войны поход,
Притащил домой жену Он,турчанку-не княжну. Так была она тщедушна Хоть худа , ему послушна.
Отделил отец уж сына,- Залегла в душе обида. Так и жил он бирюком,
Оставаясь казаком. А на хуторе беда , бабы завопили: Вся скотина полегла, будто чем поили. И Прокофия жену ведьмой называют, Будто нет других забот все её марают. Потащили на сносях,- дико закричала, И Прокопа от всего сильно закачало. Шашку сдёрнул со стены, Закричал он в голос,- Своего же казака разрубил по пояс. И остался тот малой ,- бабка воспитала:
Матери в этот день у него не стало. Отсидел двенадцать лет И Прокоп вернулся. Как хозяйничать он стал Лишь тогда очнулся. Сына звали Пантелей,- Так пошло от деда- И женил его Прокоп На дочери соседа. И с тех пошла их кровь:
Турки и казаки, И в беспамятстве своём Мог убить он в драке. Под уклон своих годов В ширину раздался,
Коршуниный его нос От матери достался. Был он сух в кости и хром ногою, Но до старости ходил мастью вороною, В левом ухе он носил
Серебряную серёжку: У казаков обычай был Единственному сыночку.
Старший сын его,Петро, Был уже женатый И на мать свою похож, С казаками больше схож, Чем младший сын Григорий. Тот попёр уже в отца, Чуть сутулый и с лица. И Дуняшка-сердца батина оттяжка, Да Петрова жена Дарья И её малое дитя Вот и вся его семья,
Мелеховская родня.
В редком пепельном рассвете В небе зыбится звезда, Из-под туч уж тянет ветер,
Туман стелет извиваясь
Словно серая змея. Лес в росе , пески , ендовы,
Полыхает уж заря- За чертой томится солнце И всходить ему пора. Так приходит день их новый, Упустить его нельзя. Пантелей уж оторвался В курене своём от сна. На крыльце он раззевался. Дарью видно: вот прошла, И на икрах её белых, Ведь нога совсем боса, Молозивом обрызгалась С травы сбитая роса.
Бабе хватит уже снов, Ведь пора доить коров . Гришка спал пока ничком, Батя тронул уж дрючком: Посидим пойдём зарю, Я приваду заберу, Ты иди спускай баркас, Я не долго , я зараз. Нет чуднее казака И смешнее рыбака. Так с утра ему не спится, И жена вот рядом злится. Кто их гонит уж из дома, На другой ведь берег Дона. Нет всё хочет показать, Про удачу рассказать, И сидит и ждёт награды,- Стало быть ему так надо. А удача за бортом Так и плещет , бьёт хвостом: Первый был здоров , сорвался, А другой уже попался, Изжелта – красный он сазан, Бросить будет что в казан.
Вот на хуторе Татарском Собирают в лагеря И с утра уж потянули Снаряжённого коня. На крыльце Петро сшивает Для коня его чумбур, Дуня ласточкой летает, Разгоняя к базу кур.
Пантелей коня сам кормит, Всем советы раздаёт: Гришка пусть коня попоит, Ведь дорога его ждёт. Он донец, высок , поджарый, С белой вызвездью во лбу. Гришка вскинулся за холку, Поскакал на нём к Дону, А с горы уже спускаясь, Баба по воду идёт,- Конём чудом не наехал, Глаз с неё он не сведёт. Как Аксинья хороша, Только замужем душа. -Остаёшься, стал быть, жалмеркой?-
Гришка к ней своей примеркой. -Остаюсь я, стало быть,- Не кровя же мужу пить. А скучаешь ли по мужу? Мож, и я на что-то нужен? Вот проводишь ты Степана- Гришка налегает рьяно, Норовит прижать конём. Баба снизу , как под нём: -Ну , пусти меня, Григорий, Собирать мне надо вскоре. На крыльце Петро прощался, Уходил он в лагеря, Он со всеми целовался, Гришка заседлал коня. Конь почуял ведь в дорогу Провожают казака,
Беспокойно переступая, Закусил он удила. Казаки уже съезжались. Бабы, за стремя держась, Шли за ними , провожались- Так традиция велась. К вечеру гроза собралась, Тучей бурою она, И волнами расплескалась Ветром всклоченным вода. За левадой палит небо,
Давит землю редкий гром. Дождь давно уже здесь не был, Все соскучились по нём. На размякшую уж землю Густо льёт весенний дождь, И потоками бежали, Расползались к Дону всё ж . Всё как с исстари велось- С Троицы уже покос. Выходили на покос Хутором все сразу, Был он праздником и врозь Не было ни разу. Оттого и день такой,
Весёлый и лучистый. Он подарит нам покой Небом летним чистым. Луг ещё не скошенный, У хуторских гумён, Он лежит не брошенный Не забытый он. Ветерок шершавит травянистый шёлк, Косарей одарит , всё зимою в толк. Когда бросили косить, Вот уже смеркалось. Но работы ещё день Им на всех осталось. И Аксинья согребла, Скошенный остаток, Гришку взглядом обожгла, Ясно, без догадок. Когда сели вечерять, Гришку не забыли. Настроение чтоб поднять, Все над ним шутили. Наклонился он к Аксинье- Волосы дурманом пахнут Говорит он ей не сильно,- Самому б за бабу хапнуть, А она брыкается. Над Гришкой издевается. Ночь , луна за тучи села. Гришка принялся за дело: На возу схватил Аксинью, Потащил её насильно. А , она уже согласна-
Уговоры ей напрасно. Отошли они от стана- Гришка бросился уж рьяно. Кровь играет с молодой, Жеребец он удалой. Да с конём ему тягаться, Хоть размерами меняться. Баба уже пышет жаром, Вся раскинулась товаром. Гришка тож умело скочет. Он второй разок захочет. Где второй, ужо там третий- Так зарю и вместе встретят. Ох , коротки летом ночи, Если баба сильно хочет.
Не лазоревым цветком Любовь её расцветала- Придорожным дурнопьяном Для неё ведь стала. Баба счастлива всегда, Что ни говорили б.
Пусть завидует тогда Их так не любили. Вот дошло и до отца Про проделки молодца, И к Астаховой Аксинье Боком прёт уж Пантелей И обидел сразу сильно В курене прям у дверей. Но её не испужать- Не на ту нарвался,- Есть Аксинье что сказать,
Лучше б он убрался. Мне уж нечего годить, Не тебе уже родить. И ступай откель пришёл! Аль , сноху себе нашёл?
Гришка мой , его люблю! Жизнь свою хушь загублю? Я владею, только мой, Мне достанется одной! Гришку он нашёл в горнице. Вот тебе и за блудницу,- Костылём ему и в спину, Так доходчевее сыну. И на сходе запорю! С кем всречаешь ты зарю? Так , женю тебя, козла,- Пантелей кричал со зла.
Кулачком жену поддел, Чтоб была она удел. Лишь немного побесился, Хлопнул дверью с тем и скрылся. Оставалось десять дней До прихода с лагерей, А по хутору уж слухи Бабы сплетни уже вьют, Словно жадные старухи, Всё Степана домой ждут. Гришка дома не ночует, Он с Аксиньей всё зарюет,
Силы тают на дрожжах, Словно лошадь при вожжах. Месяц в прорезь глазастеет Сквозь оконную дыру, На руке Аксиньи млеет
Гришка в собственном пару. А Аксинья всё вздыхает И целует горячей, Будто только она знает: Гришки нет её милей -Что я буду Гриша делать, Как придёт Степан домой?
Аль с тобой из дома бегать? Ты готов идтить со мной? Ну куда пойду я , дура, От хозяйства своего? Энтот год уже и служба Ждёт согласья моего. Батя вот женить решает, Коршуновым сватов шлёт. В раз меня он обломает,- Осень только подойдёт. За окном уже темнеет, Месяц вплыл за облачком. Баба всхлипывая, плачет- Казаку ведь ни по чём. Вот закончились их сборы, И Степан домой вошёл, А на бабьи уговоры Он кулак для ней нашёл. Хоть натура и живуча- Бабу сразу не забьёшь- И слезой уже горючей Казака ты не проймёшь. И Аксинья метнулась К Мелеховскому плетню, Но рука уже вцепилась, Из волос крутя петлю. Он её свалил на землю,
Стал над нею гарцевать
Злобно бил её как ведьму, Продолжая танцевать. Как увидел всё Григорий,- Птицей полетел к нему. И Петро уже с подворья Мчит на помощь , не к добру. И клюют уже Степана Мелиховы с двух сторон, А под глазом зреет рана, Отбивается кругом. Волком смотрят они оба- Помириться невдомёк. В этот день уж только злоба
Завязалась в узелок .
И у Мелеховых сборы Запрягают лошадей. У сватов свои законы: Всё должно, как у людей. Гришка резво уже крутит, Лошадям даёт кнута, Со сватами ведь не шутят,- Едет к ним не беднота. Вот курень уж коршуновский И досок резных ворот. А чете уж мелеховской Не дадут же поворот. -Принимай, Мирон Григорич! -Гостям рады мы всегда.
-Мы пришли не воду толочь,- Привели сюда дела, К вам по малости имеем,- Продолжал уж Пантелей,- Мож душой своей согреем Старшую из дочерей. Уж собой она красива И в работе удала. В обиходе не спесива, Хоть годами молода.
-Позови сюда Наталью,- Кличет дочерью отец. И вошла, укутав шалью, Серых глаз её венец. Гришка сразу за мгновенье Оглядел её до ног
-Славная ,- уж с нетерпеньем Только вымолвить он смог. И на этом порешили: Свадьбу сразу в мясоед.
Потому и не спешили, Ближе праздников то нет. А над хутором кисейной
Полумглою солнце жгло, Табуном своим с весельем Белых облачков прошло, И над ними всё сияло. Глубиной прохладной синь Землю сверху раскаляла, Превращая её в пыль. Над безлюдьем пыльных улиц, Над дворами летний зной. Лишь кудахтание куриц- Нарушало им покой. Гришку увидала первой- Захолодело всё внутри, Лишь бы выдержали нервы Кровь осыпала виски. Ага , пришла Аксютка:
Гришка молча подошёл, Будто только и минутку Для неё он здесь нашёл. -Мочи нету , пропадаю, Гриша , я Бьёт высасывает кровя, Только я уж виновата, Что любила так тебя. Виноватого всё ищешь? Знамо полнится земля. А другого ты не сыщешь. Коль захочешь кобеля. У Аксиньи от обиды Покатилася слеза. И руками уж закрыты Потемневшие глаза. -Ну чего кричишь ты, Ксюша, Коль обидел я тебя? Ты меня сейчас послушай: Женят скоро вот меня. И Аксинья молча встала и пошла. Шла и грудью натыкалась Сквозь подсолнухи она. Там любовь её осталась И за нею не пошла
За невестой в поезжанье Наряжают лошадей. Возле бричек в ожиданье Вся толпа его гостей. Черны , синие мундиры, Бабы в шалевых платках, Кружевов своих утирок Не сочтёшь уже в руках . И на бричках рассадились, Гонят с жаром лошадей. А околышки уж слились Красным цветом у друзей. Кони в розовых попонах, В голубых , кумачных,- Казаки ведь при погонах С свадьбой их удачной. И недолго торговались- Гришка взял Наталью Ихи руки повязались шелковою шалью Ко двору пришлась Наталья: К свёкрам в душу уж вошла, И с утра не тронут в спальне, И работа обошла. Пантелей за ней горою: -Ты Наталью не буди Пусть понежится с зарёю. Дарья- вот , за ней гляди. И Ильинична вздыхала- Вспоминать не по нутру: Раньше тоже так порхала Со стряпнёю по утру. Гришка малость пообвык, К положению привык, Но недели три со страхом Боль терзает под рубахой. Думал, что забыл Аксинью. Не любил тогда он сильно. А оно вот не забыло, Сердце, вдруг опять заныло. По жалмеркам был ходок, А с женою холодок. Та с медлительной кровью- Не Аксинья , с иступлённою любовью. И Аксинья, при встречах Смутно Гришке улыбалась, Словно было в её речах, Что любовь ещё осталась .
А Степан с женой смирился, Стороной другой открылся: Реже был он в кабаке, Позабыл о кулаке, Песню с Ксюшей заиграли,- Пели так что все слыхали. У Степана голосина- Чисто колокол басил он. И Аксинья рядом тож Уж дишканит ему всё ж. Ишь, ведут они как складно, Значит, в жизни у них ладно. Хутор млел под сентябрём, Всё укутывался теплом. Зажирев от урожая, Жизнь соседа обнажая, Каждый жил он, как старался:
Кто в душе с злобой остался, Кто – то маялся годами, Кто скрипел на всё зубами Кто – то в думах всё вздыхал, Жизнь ему перепахал, Кто с вернувшейся болью, Кто с негаснущей любовью, Кто – то думал о проклятом Девятьсот году том пятом. И над хутором летели, Расползались, как могли, Дни и месяцы , недели С Тихим Доном утекли. За три дня уж до покрова, А пахать им будь здорова,- Едет Гришка с женой в степь,
Им до праздника успеть.
А за хутором в степи Тишина уж стынет, Проседь голубой травы Шляхт весь заполынит, И стеклянный холод неба Звоном отдаётся, Паутина, пролетая, Самоцветной нитью вьётся. А Петро с женою Дарьей
На мельницу собрались. Пантелей запряг коней, Чтоб быстрей добрались. А на мельнице затор- Двор забит подводой,
Казаку он не в укор-
Прёт своей дорогой. В это время в весовой С хохлами заругались, Кто – то рядом хлобыстнул,- Казаки задрались. Бабы выли и визжали, Словно задыхались. Казаки и хохлы Так давно не дрались. Всё дошло уж до побоищ, Кто их так неволить? Казакам бегут на помощь- Их не успокоить. Худым кончилось бы дело, Уж грозит пожаром Хохол крикнул: заполюю Головёшкой с жаром! Казаки дрогнули и стали:
Уж начнётся с крыши,- Как бы ветром не снесло, И пожар на хутор б вышел. Зима легла ведь снегом талым, А ветер южный потянул, И табунов своих усталых Он в степь на корм уже вернул. Держалась ростепель недолго, Потом уж даванул мороз, И снега выпало так много Уже на долго и всерьёз. На опустевших огородах По маковку занесены плетни, И хутор весь лежит в сугробах, Лишь только стежки заячьих петли. Над хутором уже пластался Казачий дым из труб, А на майдане сход собрался Для дележа , порубки тут. Холод всех загнал в правленье, Уж расселись казаки: От атамана в уваженье Сидят в почёте старики. На сходе всё решит собранье, Им помогают старики. Для казака нет выше званья- Об этом знают земляки. Пантелей вернулся с схода, В комнату к себе зашёл, И другого ей он слова Для жены и не нашёл: Говорил тебе я дуре, Чтоб себя ты берегла. По своей ли ты натуре В воду осенью вошла? Пантелей на Гришку злился, А причина ведь была. Мож, с Аксиньей скобелился?- Он пытал жену со зла. И на Гришке отвязался, Говорил его браня: На порубку собирайся. Багровеют уж кровя. И в четверг уж до рассвета Дарья стала затоплять. С мужиков не жди привета,- Им быстрее бы пострепать. Дарья бегала у печки. Чугунами грохотала И под розовой рубашкой Всё грудями трепыхала. Жизнь её не изменила, Гибка в стану , высока, И, когда она ходила, Поворачивались бока. И над хутором светлеет, Сани скрипом давят снег, Сыновья уж не успеют- Пантелей вперёд их всех. А за облачком маячит Месяц тоненького край, Дым трубы ему отточит Остриё хоть подставляй. На Дону , двора напротив, В переносах крепнет лёд. Полынья с собою уносит Воду что ключами бьёт. Вот и встретились у леса- Стыд и радость щёки жжёт. Гришка так из интереса, А Аксинья слова ждёт. Ну чего молчишь ты Гриша? Мочи нет уже моей,- Голос стал её уж тише... Гришка стал тогда смелей, Притянул к себе Аксинью И обвёл дурманом глаз,- Как хотелось ему сильно, Будто было в первый раз.
Вечером у косой Лукешки Разный люд уже собрался, Погутарили не в спешке. Штокман тут и подобрался И даёт им почитать Всю промасленную тетрадь. Это вам не чудачество- История Донского казачества! Вечера три мусолили, А потом только спорили. На пологом левобережье Над Доном станица лежит. Всё такая она как и прежде. Но к себе она, не манит. А напротив Дон выгибается, Как татарский плетённый колчан, У Базков он вновь выпрямляется, Величаво бежит уже сам Мимо гор меловых и отрогов, Справа только одни хутора. И с Хопром породнится порогом, А с Медведицей возле двора. А в станице Вешенской нет уже садов, И лежит засыпана желтизной песков. И собор на площади серенький такой, Он такой от времени , есть ещё другой. А на север за станицей Всё пески да сосняки, И залиты уж водицей Все ендовы , островки. А на площади у церкви Всё толпятся казаки, Ведь они пока ребята,- Присягнули б молодцы. Поп читал слова присяги. Гришка думал об Аксинье, о жене, Не хватает лишь отваги, Чтоб признался он себе:
Любит он давно Аксинью.
Вспоминает этот раз, Там в лесу его скосили Блеск горячих чёрных глаз, Когда к хутору добрались, Гришка взглянул на окно: В кухне вся семья собралась, Видно ждут его давно, В кухне тишина приглохла, Гришка сел повечерять. А Наталья как засохла И лица ей не видать. Пантелей уж начал первый, Голос с скрипом говорит, Ведь не выдержали нервы: -Вот Наталья собралася уходить -А кому я виноватый? Ведь женили вы меня. Ах , кобель же ты проклятый! Вон отселя , со двора! Гришка выскочил в сени, Только слышал плачь жены, Будто кто – то вдарил в темя, Ускорял свои шаги.
Ночь провёл у Кошевого, На отшибе у горы. У него братишек двое, Мать , сестра да нет жены. Утром к Мишке обратился, Чтоб Аксинье он сказал: К ветряку, как свечеряет, Гришка там бы подождал. Ветер дул всё, спотыкаясь В кукурузных будылях, И причаленные крылья Хлопотали на краях, А в лиловой позолоте Распластался уж закат, И с востока крепнет ветер, Гонит тучи он в накат. Рудно-синие потёки В небе хутором ползут, Суетного дня упрёки, Умолкает всё вокруг. Гришка выкурил цыгарки, Огляделся весь в тоске И пошёл на свет от хатки, Что виднелась вдалеке. А навстречу уж бежала, Торопилась как могла, И дыханьем обдавала Свежим запахом она. И в упор почти столкнувшись, Гришка с ней заговорил. Но его словно дуб, Хмель Аксиньи обвил. Постояли греясь телом, Ветер дул с ненастьем. Но пьянящий запах Гришки Был Аксинье счастьем. Разошлись.Она смолчала Было преждевременно- От кого из двух зачала? Что она беременна. А у Гришки уж с утра Лишь одна забота- Наниматься ведь пора, Им нужна работа . Именье Листницких , Ягодное, Для жилья пригодное: Двор большой, уже он старый, Обнесённый весь оградой. Флигель с крышей черепичной, Новый и совсем отличный, Амбар с коровником прижались И людская будто скучно И нескладно раскидались Баня , птичник и конюшня, Дом большой за палисадом На задах ютился с садом. Тополя стеной стояли, В гнёздах птицу поджидали. Гришка был уже с утра- Пригласили в хату. Вышел глянул на него Генерал старик усатый. Был он худ и плечист, Саженного роста, Гудящим голосом речист, Но принял он просто. И Листницкий Гришку взял На условьях кучером И Аксинью нанял Стряпухою по случаю. А Аксинья провожает Вечером Степана Ты ложись меня не жди, Не приду я рано Только стихли уж шаги,- Стала собираться, Ведь с приданным своим Бабе не расстаться. Гришка ждал у ворот И забрал поклажу, А когда пошли , шутил: Сейчас в яр налажу. А Аксинье всё равно- Она уж доигралась, Но любила ведь его, Своего дождалась . Степан в ночь вернулся. Когда в хату он вошёл, На полу наткнулся- Кофту женину нашёл, Рванул шашку со стены, А концом подкинул, И рубил он на лету, Словно ум покинул. Старый вдовый генерал В имении одиноко проживал, Он в предместьях Варшавы Жену как то потерял. А стреляли в генерала,- Пуля та в жену попала. От жены остался сын, Генерал остался с ним. Вскоре он подал в отставку, Дослужился до устатку. Взрослый сын уж не по-детски: В корпус он отдал кадетский. Сам хозяйничать он стал, Рысаков себе достал, И с донского вот завода Вывел он своя порода. Всё держал он табунами, Сеял хлеб в наём руками, Иногда лежал в постели Запивал уж на недели. На обязанность Аксиньи Уж легло не очень сильно Чистить двор и птиц кормить, Раза три полы помыть. Гришка рядом на конюшне, И Аксинье не скучно. Конюх был-он Сашкой звался,- До седин старик дожил, Но Сашкой и остался,- Гришка с ним и подружил. Сашкой всяк его там звал, Он фамилии не знал, И с конями рядом спал, Лекарем для них он стал . В сонной одури плесневело Жизнь в имение легла. Глохла к осени уж смело, Вдали шляха ведь оно. Изредка в именье летом Сын Евгений приезжал, Он вставал ходил с рассветом, Утро с прудом провожал. Срок уж отпуска кончался- В полку сотником служил,- Приходил на стул садился И с Аксиньей говорил. А Аксинья терялась, Когда спрашивал её, И глазами лишь встречались, В них желание его. А с порубки уж полгода- Скрыть беременность нельзя. Бабе что дала природа, Не изменишь никогда. Хоть немного пополнела И замкнулась уж в себя, Стало лишь дородным тело, Хорошели и глаза. Гришка весь ушёл в работу, Своё жалование копил, С паном ездил на охоту, Лёгкой жизни заслужил. Сухостойным было лето, Редко падали дожди. Только справились с жито Пожелтел ячмень , не жди. Всё случилось на покосе. Схватки вскоре начались, И Аксинья Гришку просит: Запрягай поторопись! Гришка лошадь гнал безумно, А Аксинья боль терпя. С Нарастающим уж шумом Появилось и дитя. К просторному суходолу наростом Именье Листницких легло. Менялся дул ветер , так просто. А солнце по небу плыло, Оно на подол наступало Вслед уходящего лета. И осень листвою шуршала, С зимой навалившись с рассвета . С дедом Сашкой сторговали Подходящего коня: Шестилеток гнедой масти, Выбирали для себя. Служба ведь четыре года, Ждут Григория его. Для казачьего народа, Решено уже давно. И Аксинья, всё прощаясь, Слёзы падают из глаз. И с ребёнком, прижимаясь К Гришке уж который раз, Левою рукой хватала За холодное стремя коня, А другою прижимала Завёрнутого в полу дитя. Гришка плетью взмахнул И со двора поскакал, Ветер концами махнул Красного Аксиньи платка . А Наталия жила у свёкра Пантелея, Бессознательно ждала Всё письма скорее. Нерушимым распорядком Жизнь на хуторе текла, Серой будничной работой Время будто забрала. В воскресенье все валили В церковь шумным табуном, Бабы юбками пылили, Все шуршали подолом. И с фуражкой краснооколой Шли в мундирах казаки, В этот день уже особо Наряжались уж они. Вечерами в топотном звоне В песнях , игрищах стонал И под пляску , под гармонью День уж ночью догорал По ночам на колокольне Зыбко , страшно сыч ревел Будто кликал он на бойне Собираться всем велел. Полк Григория стоял В четырёх верстах границе Изредка домой писал И скучал он по станице Нудный скучный распорядок День выматывал его На конюшне ведь порядок Гришке он знаком давно На занятиях мотались В пешем , в конном уж строю Мыли чисто убирались Да зубрили , бестолковщину свою Только вечером в проверку Назначались в караул Становились на молитву Вахмистр , Отче наш затянул А с утра всё та волынка Начиналась день за днём И невидимой дубинкой Нависала уж над нём. А за Доном разнотравье Доцветает на покос Рыхлой почвой гонит травы Лошадям почти уж в рост И над степью летний зной Жёлтой пылью он дымится Сверху ведь над головой За нескошенной пшеницей Донник лишь стоит стеной В пряной пыли , в хрипе , в жаре Задыхаясь в духоте Ветер плывший , редкой марью Кутал солнце как в чадре.
И в степи уж видно , ясно
Шёл намётом верховой
Гнал коня он не напрасно
Только с вестью уж плохой
А на площяди густела
Серой массою толпа
В рядах лошади , мундиры
Да в погонах номера
И составы прут к границе
С батареей казаки
А на станциях , мелькают лица
Машут женщины платками
Провожают мужики
Лишь под Воронежем в вагон
Заглянул к ним дяденька
И сказал им как в резон
Едите , говядинка.
В последних числах июля
Полк выступал на маневры
Дивизии две подтянули
А сотня встала в деревне
И кинул трубач тревогу
Се-едлать раздалась команда
Зацокотали копыта в дорогу
К позициям двигаться надо
Гусеницей ползла пехота
За ней батареи , обозы
Смертельным дыханием кто-то
Их обдавал уже грозно
Сотня рванулась лавою стройной
Рассыпалось , ломаясь , дробясь
Вьелся в эфес шашки до боли
Гришка скакал наклонясь
Австриец бежал вдоль забора
Гришка затылок его лишь видал
Шашкой махнул он с напором
Череп глухо стукнул о камень
Когда австриец упал
Муть свинцом налила темя
Григорий зачем то слез с коня
Потом долго не мог попасть в стремя
В недоумении кого то браня
Эшелоны , эшелоны
По артериям страны
Гонят серые погоны
Взбаламученной беды
К исходу клонился август
В садах желтел уже лист
Предсмертным наливаясь багрянцем
Похожий на кровавый хлыст
Гришка ранен был в бою
В глаз ему попало
И уже Москва его
Личебницей встречала
В погожие дни по дорожкам
Гулял он с больными в саду
И осень уж крыла листвою
Оранжевой бронзой ему.
И вот в ноябре на побывку
Григорий шагает домой
И пряча кривую улыбку
Идёт он к жене ,но чужой
Ночью в Ягодное пришёл
Да сначала к Сашке
От него он всё узнал
И душе уж стало тяжко
А на утро он решил
Поквитаться с паном
Прокатить уж захотел
За добро с обманом
Бил он сотника зверея
Кнут свистел с ударом
За Аксинью , За меня
От души и с жаром.
Уж потом когда вернулся
Кнут вокруг Аксиньи обогнулся
Вот тебе разлука
Гадина ты сука.
У ворот своего база
Гришка лишь очнулся
На него в упор смотрела
Дивчина черноглаза
А с крыльца хромал отец
Мать к нему бежала
Да Наталья у дверей
Вся родня встречала.