Когда вокруг чернела только мгла,
И Разум был от ясности далек,
И Вера искрой гаснущей вела
Меня по самой ложной из дорог;
С такой полуночной тоской в душе
И мятежом в глубинах сердца - жить,
Когда бессилие отчаялось уже
И хладнокровие готово отступить;
Когда Удача от меня ушла
И мчались стрелы Злобы с быстротой,-
Ты между восходящих звезд была
Единой незакатною звездой.
Благословен немеркнущий твой свет!
Как серафима взгляд, он был со мной,
Он ограждал меня от черных бед,
Сияя, вечно близкий и родной.
Когда над нами туч зловещих рой
Сгущался, чтоб затмить твой ясный луч,-
Тем чище лился свет отрадный твой,
И отгонял он прочь все стаи туч.
Пускай твоя Душа всегда с моей
Пребудет рядом, в счастье и беде,-
Ведь слово твое тихое сильнее
Упреков мира, всех его страстей.
На кладбище есть деревце одно,
Которое гнул ветер, не сломив;
И верным стражем там стоит оно,
К могиле ветви гибкие склонив.
Я знаю, бури не минуют нас:
Примчатся ветры, будут ливни лить,
Но ты готова в самый страшный час
Меня листвою преданно укрыть.
Нет, не дано тебе испить тот яд,
Что предназначен для меня судьбой;
Ведь кротость Небеса вознаградят,
И будет солнцем озарен день твой.
Пускай все узы призрачной Любви
Разорваны - со мною ты всегда;
Пусть чувства переменчивы твои,
Ты сердцем не изменишь никогда.
В дни горьких поражений и потерь
Была ты рядом, верность мне храня;
И пусть печаль в моей душе, - теперь
Мир не пустыня - даже для меня.
Stanzas To Augusta
When all around grew drear and dark,
And reason half withheld her ray —
And Hope but shed a dying spark
Which more misled my lonely way;
In that deep midnight of the mind,
And that internal strife of heart,
When dreading to be deemed too kind,
The weak despair — the cold depart;
When Fortune changed — and Love fled far,
And Hatred's shafts flew thick and fast,
Thou wert the solitary star
Which rose and set not to the last.
Oh! blest be thine unbroken light!
That watched me as a Seraph's eye,
And stood between me and the night,
For ever shining sweetly nigh.
And when the cloud upon us came,
Which strove to blacken o'er thy ray—
Then purer spread its gentle flame,
And dashed the darkness all away.
Still may thy Spirit dwell on mine,
And teach it what to brave or brook —
There's more in one soft word of thine
Than in the world's defied rebuke.
Thou stood'st, as stands a lovely tree,
That still unbroke, though gently bent,
Still waves with fond fidelity
Its boughs above a monument.
The winds might rend - the skies might pour,
But there thou wert — and still wouldst be
Devoted in the stormiest hour
To shed thy weeping leaves o'er me.
But thou and thine shall know no blight,
Whatever fate on me may fall;
For Heaven in sunshine will requite
The kind — and thee the most of all.
Then let the ties of baffled love
Be broken — thine will never break;
Thy heart can feel — but will not move;
Thy soul, though soft, will never shake.
And these, when all was lost beside,
Were found, and still are fixed in thee; —
And bearing still a breast so tried,
Earth is no desert—ev'n to me.