возле собора – между службами – ярость Бетховена – в этом городе – Райхсбрюке – Донау-сити – снимок мачты на горе Каленберг – Карлов мост – двойной эффект – Flakturm V – неожиданная встреча – Берлин-Шёнефельд – «Городской парк» – Вена. 10:45 – собираясь в Рим – впечатления дня – превращения К – воспоминание о Праге – на римском холме – любопытство Бернини – под охраной
============================================
ВОЗЛЕ СОБОРА
в кафе на одной из площадей Антверпена
стены увешаны табличками
с мудрыми изречениями
«старые друзья – лучшие друзья»
«счастье внутри тебя»
и так далее
всё на английском
обводя взглядом помещение
я прочел
«To be OLD and WISE, first you
must be YOUNG and STUPID»
«старым и мудрым станешь
только побыв молодым и глупым»
и потом
за кофе
с бельгийскими вафлями
(«настоящими»)
размышлял о том
не заблудился ли я в своих путешествиях
выйдя из пункта Y&S
и так и не добравшись
до пункта O&W
и не правильнее ли будет
описать мой маршрут как движение
от Y&W к O&S
вафли были замечательными
день был облачным
люди на площади ходили туда-сюда
возле собора мужчина
в красной рубашке синих джинсах
и дешевых кедах
играл на лютне
поставив перед собой пюпитр
ветер ворошил листы
и я подумал чувствует ли музыкант
и все эти люди
если не сейчас то иногда
то же что я
или у них с продвижением
к пункту O&W все ОК
МЕЖДУ СЛУЖБАМИ
в огромных храмах молящихся меньше, чем туристов.
странно: как они могут молиться
или сосредотачиваться
и шептать что-то в очереди на исповедь,
когда вокруг полно туристов
с фотоаппаратами и смартфонами?
и как могут туристы,
праздно любопытствуя,
бродить по храмам,
снимать витражи, статуи, делать селфи,
когда рядом с ними молятся или готовятся к исповеди?
ЯРОСТЬ БЕТХОВЕНА
Повернувшись спиною к отелю «Ритц- Карлтон»,
Бетховен ищет главную тему для новой сонаты.
Но и с этой стороны ему докучают туристы.
От любопытствующих нет отбоя. Нет покоя.
«Mein Gott! – ярится про себя композитор. –
Черт бы побрал этих глупых фанатов!»
В ЭТОМ ГОРОДЕ
ни в Париже, ни в Лондоне
я не чувствовал себя
так скованно, как в этом городе, –
будто нечаянно
(или по какому-то случаю)
оказался в лобби дорого отеля:
кто-то преуспевающий –
бывший соученик,
дальний родственник, –
назначил мне встречу;
я давно ее добивался
и наконец добился;
скоро, совсем скоро, эта встреча
случится;
через пять минут, полчаса
этот человек спустится на лифте,
и я его увижу;
но по роскошному интерьеру,
лицам и движениям
клиентов и персонала,
мне уже ясно,
что из разговора ничего не выйдет.
РАЙХСБРЮКЕ
на пешеходной дорожке моста Райхсбрюке
(построен в 1980 году
по чертежам архитектора Норберта Котца,
чей адрес без задержки выдает Гугл:
Вена, Шайбельрайтергассе 5),
на пешеходной дорожке
между собором Франциска Ассизского
(строительство начато
незадолго до Первой мировой
в ознаменование пятидесятилетия
вступления на престол
императора Франца Иосифа)
и небоскребами Донауштадта
(самый высокий проектировал
француз Доминик Перро:
огромная костяшка
домино,
по южной грани которой
словно прошлась
колонна танков,
взломав ее,
и эта грань
теперь похожа
на поле боя,
поставленное вертикально,
на поврежденный
метеоритами
корабль
пришельцев
или, всего вернее,
на друзу темного,
мрачно поблескивающего
минерала,
в которой отражаются волны Дуная),
на пешеходной дорожке моста Райхсбрюке
(что означает Имперский мост, –
переименован после упразднения монархии, –
раньше он назывался «мостом
кронпринца Рудольфа»),
между собором Франциска Ассизского
и отелем «Мелиа Вена»,
арендующим
первые пятнадцать этажей
Донау-башни, спроектированной Перро
(последние два занимает
ресторан с панорамным обзором),
вглядываясь в голубую даль
Дуная, серого не голубого,
следя глазами за рекой,
убегающей в Черное море,
но не убегающей от своих истоков,
понимаешь, что сам ты живешь
вне чисел и вне истории, –
у тебя нет истока,
ты не принадлежишь
ни правому, ни левому берегу,
ни северному, ни южному горизонту.
если ты в чем-то и уверен,
то именно в этом:
не имея истока, истории,
своего места на этой земле,
ты принадлежишь
одному себе.
ДОНАУ-СИТИ
черная башня Донау-сити
застряла в памяти, словно кость в горле.
чайки дунайские вьются рядом,
лебеди плавают, тихие, но прожорливые.
СНИМОК МАЧТЫ НА ГОРЕ КАЛЕНБЕРГ
допустим есть снимок венских вершин
Леопольдсберг и Каленберг
сделанный в Бельведере
или Донау-сити
или с какого-нибудь из мостов
и на Каленберге видна высокая мачта
бело-красная будто шлагбаум
поставленный вертикально
и ты знаешь что это мачта метеостанции
потому что там побывал
и видел здание
сидел у основания
высокой кирпичной башни
окруженной строительными лесами
с плакатами рассказывающими
какие организации
занимаются реставрацией
например Schmitzer Dach&Bau GmbH
ты видел эту метеомачту вблизи
и даже подсчитал
число белых и красных полос
их девять
и теперь глядя на снимок
вершины и мачты
сделанный издалека
с левого берега
моста
или из Бельведера
мысленно перемещаешься
отсюда туда
а оттуда возвращаешься обратно
все быстрее и быстрее
и постепенно
начинаешь чувствовать себя
вездесущим
такое головокружительное чувство
похожее
как мне кажется
на то что испытывали Нил Армстронг
Базз Олдрин
Джон Янг
и все остальные
кто побывал на Луне
когда позднее
вернувшись
глядели на нее с Земли
из окна своего дома
с лужайки
или возможно с той самой венской горы
КАРЛОВ МОСТ
мне приснилось,
будто я иду по Карлову мосту,
и вдруг
одна из каменных фигур
оживает,
спускается с постамента,
приближается –
это Кафка,
в пальто, котелке.
я протягиваю руку,
чтобы коснуться его плеча,
но Кафка бесплотен:
моя рука
погружается в него,
словно меч.
он уходит.
я гляжу ему вслед
и думаю:
как случилось, что он оставил
служебное место,
и что будет,
если это заметят его сослуживцы
или начальник.
постамент
нельзя оставлять пустым,
это ясно.
и мне придется
его занять,
чтобы спасти Кафку
от наказания.
не знаю, удача или беда,
что я оказался в этом месте
и в это время.
я взбираюсь на постамент.
не сразу мне удается
занять на нем
устойчивое положение.
постамент шатается,
голова у меня кружится.
на этом
сон прерывается.
последнее, что я помню, –
что-то вроде картины,
черно-белый стоп-кадр:
я смотрю на мост издалека
и вижу скульптурные группы,
стоящие вдоль моста,
небо чисто,
в вышине горят звезды,
белеет луна,
внизу течет Влтава,
на берегах поблескивают
шпили и купола.
ДВОЙНОЙ ЭФФЕКТ
глядя с Вышеграда на Влтаву
вверх по течению,
я видел холм вдалеке,
загораживающий
ход реке,
и эта преграда
(пусть мнимая, иллюзорная),
мешающая течь воде,
почему-то будила,
освобождала воображение…
FLAKTURM V
башня времен Второй мировой
стоит высится ширится
спит
видит кошмары
посреди жилого квартала Вены
в парке Аренберг
боевая оружейная башня
для отражения налетов на город
«ни одна бомба не должна упасть на территории Рейха»
но бомбы падали
бомбардировщиков было слишком много.
башня при всей своей мощи не могла защитить город
как и две другие
в парках Эстерхази и Аугартен
циклопические постройки
оборонительные комплексы третьего поколения
вымерли огромные динозавры
вымерли мамонты
разрушаются великие пирамиды в пригороде Каира
дожди и ветры пожирают памятники
грандиозные укрытия для зениток
времен Второй мировой спят
и видят кошмары
в боевых башнях Вены как пишут гнездятся тысячи голубей
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
памятник украинским казакам на горной вершине близ Вены –
неожиданная встреча с историей там, где думал найти
лишь неисторичный пейзаж.
перспектива в пространстве совмещается здесь
с перспективой во времени.
обе затянуты дымкой, влекущей, как все неясное.
бродишь взглядом по горизонту, мыслью –
теряешься в прошлом.
но тридцать в тени (и более сорока на солнце?)
возвращают тебя (в пространстве) на место,
где ты стоишь (Леопольдсберг),
и (во времени) к настоящему.
БЕРЛИН – ШЁНЕФЕЛЬД
вышка аэропорта
в бранденбургском
Шёнефельде
похожа
на мельницу
с картины Рембрандта
смотрит вдаль
возвышаясь над полем
летным
и тем другим
которое жители общины
называют
schoen(e) «прекрасным»
«ГОРОДСКОЙ ПАРК»
безлюдная наземная станция
венского метро
теплой летней ночью
кажется начитанному туристу
тем мифическим
местом, где «чисто и светло».
но вместо того, чтобы спуститься
на залитый светом перрон,
дождаться поезда, сесть в вагон,
он, пройдя еще пару
кварталов к отелю,
поднимается в номер,
где его ждет поздний ужин
и книга Хемингуэя.
ВЕНА. 10:45
обычный день в Вене.
уличные часы показывают десять сорок пять.
перекресток Кёртнер-ринг
и Шварценбергштрассе.
трамвайные пути пересекает
пустой экипаж,
запряженный парой серых
(от возраста сделавшихся почти белыми)
лошадей.
по «зебре»
от Шварценбергплатц к Шварценбергштрассе
неспеша идут люди – кто с портфелем,
кто с рюкзаком,
кто налегке.
парень на красном скутере
терпеливо дожидается, когда загорится
«зеленый».
скульптуры на балюстраде соседнего здания
можно сосчитать,
но деталей не разглядеть.
СОБИРАЯСЬ В РИМ
собираясь в Рим, читаешь путеводители, изучаешь карту,
запоминаешь, где находится Колизей, Пантеон,
церковь Святой Марии, Семи Ангелов и Семи Мучеников…
а потом закрываешь браузер, карту, книжку и говоришь:
«ни к чему стараться. ведь известно: лучшие маршруты – те,
которые составляет Случай».
ВПЕЧАТЛЕНИЯ ДНЯ
в тот день я был на могиле Кафки
и возле дома где он родился
и другого дома (с единорогом)
где как думают он мог встречаться с Эйнштейном
и в доме на Златой улочке
где он будто бы жил
и где теперь размещается магазин
торгущий сувенирами с именем и портретом Кафки
и в музее Кафки на том же берегу
там я в купил Betrachtung на немецком
потом вернулся на правый берег
по Манесову мосту
мимо Рудольфинума вышел на Ратушную площадь
пересек ее
и пройдя под аркой
услышал звуки саксофонов труб и геликона
и с любопытством повернул за угол
был поздний вечер
в темноте поблескивала медь
футболки с логотипом
Funkasin street band белели
и музыканты весело играли
двигаясь вперед-назад
в едином ритме
и публика была в восторге
и я подумал: даже Кафка
будь он жив и здоров
и окажись на этом месте в этот час
не мог бы устоять на месте
и начал бы приплясывать
как это делал я
с десятками других туристов
на сайте FSB написано
their choreographies will surely make you move
и это верно
так оно и есть
глядя на музыкантов
я был уверен: Кафка окажись он здесь
отвлекся бы от мыслей о Замке
процессе приговоре
и звуки духовых
(включая грубый геликон)
уняли бы его мигрень
в его желудке наступил бы штиль
и сон его в ту ночь не нарушался бы кошмаром
засняв на память музыкантов
(венецианцев как я узнал позднее)
я пешком добрался до гостиницы на Виноградах
поужинал паштетом и вином
и перед сном читал миниатюры из Betrachtung
и жизнь казалась мне осмысленной и полной
казалось что я живу не зря вопреки всем тем
историям и притчам что я прочел у Кафки
а может быть благодаря?..
ПРЕВРАЩЕНИЯ К
две высокие черные буквы К, стоящие у входа в магазин,
где торгуют сувенирами с изображением Кафки,
напоминают того большого, неизвестной породы жука,
в которого превратился герой одного из его рассказов.
две буквы К, поставленные рядом, напоминают и букву Ж,
с которой в русском языке начинается слово,
обозначающее существо, проснувшееся однажды утром
в постели Грегора Замзы.
случайны ли эти совпадения? может, да, может, нет.
но русскому туристу эти превращения, метаморфозы
латинского К уж точно не покажутся странными.
ВОСПОМИНАНИЕ О ПРАГЕ
мне почему-то часто вспоминается
Третий двор Пражского Града:
я сижу на скамье у стены,
слева – собор св. Витта,
справа – резиденция президента;
двор поделен тенью;
освещенная часть двора
сияет так, что глазам больно,
затененная – по-ночному темна;
двор пустынен;
тишина;
у меня в руках карта города,
и я мну ее, – вольно или невольно?
НА РИМСКОМ ХОЛМЕ
выйдя к фонтану Аква Паола,
я не сразу понял, что это и есть фонтан,
показанный в начале
«Великой красоты» Соррентино,
и я стою на том месте, где упал замертво
турист из Китая.
ребенком я мечтал прожить час, минуту
из жизни героя какого-нибудь романа,
фильма,
и вот здесь, на холме Яникул,
в образе китайского туриста,
мне это почти удалось.
ЛЮБОПЫТСТВО БЕРНИНИ
поздно вечером на площади Навона десантировались
солдаты Империи – клоны в эмалево-белых латах
и шлемах.
воинственные по виду, держали они себя мирно,
без возражений подчиняясь командам
женщины-режиссера, заставлявшей их снова и снова
маршировать на участке, огороженном лентой, –
десять или чуть больше шагов, –
но у них это получалось не синхронно, нестройно.
съемка рекламного ролика происходила
возле знаменитого
фонтана Четырех рек.
я стоял в толпе любопытных
вместе с Бернини.
на имперских солдат,
гладких, бело-эмалевых,
бестолковых,
я насмотрелся в детстве,
и сейчас меня интересовали
не клоны,
а скульптуры фонтана.
я спросил у Бернини, верна ли история
о макете, который Людови'зи, принц Пьомбино,
представил якобы папе, когда тот обедал,
но Бернини был так увлечен инсценировкой,
искусственным освещением, маневрами клонов,
что не расслышал вопроса.
тогда я подозвал чернокожего парня,
предлагавшего туристам
сделать моментальный снимок,
и попросил его сфотографировать нас обоих.
мой спутник позировал неохотно –
я едва уговорил его
встать рядом на фоне фонтана.
но в последний момент
он не удержался – повернул голову,
чтобы взглянуть на клонов.
поэтому на фото,
которое появилось спустя минуту
(после того как фотограф
потер пленку о свитер),
его красивое худое лицо
вышло размытым
и в профиль.
ПОД ОХРАНОЙ
солдат
в берете, камуфляжной форме,
с автоматом, возле бронемашины –
что это?
пустая демонстрация силы?
или он в самом деле охраняет
туристов и туристические святыни –
церковь Санта Мария ди Лорето,
колонну Траяна,
монумент Виктора Эммануила?