Сын Зиждителя твердей, вселенной давший связи,
Жил вкупе с херувимы, но кто поймет Его -
В нечистоте порока, в лицеприятья грязи
Узрел Он святость мира и умер за него.
Мы ныне не такие: мы мир назвали мразью.
И верим в это больше, чем в то, что мы умрем.
Мир этот бунт воспринял как дань разнообразью,
А на поверхность даже не булькнул пузырем.
А за окном все та же унылая картина,
Зачатье графомана не выглядит скучней.
Я б написал, что плачу по миру, как по сыну,
Последним из пророков запечатлясь на ней,
Но я не милый остров в вонючем океане:
Во мне земные корни, во мне людской кураж,
Сквозь плоть мою проходят мирские магистрали,
Души моей изнанка - обычный их пейзаж.
Мне попросту наскучил тот образ поизмятый,
Где правда - в правде «нашей», а вне – дурак и вор,
Где право быть неправым уж повод быть распятым,
А к миру путь единый – межа или забор.