На исходе вчерашнего дня
я купаю гнедого коня
на реке. Это - Дон, дальше - край.
Ветер тянет дымком. Каравай
мамо с жинкой засунули в печь...
Дальше - степи, пороги и Сечь.
Я купал бы, да всполох огня
рвёт пшеничные косы у дня.
Поднимается зарево - плеть.
В ней - Луна не целковый, а медь.
Я купал бы, да только не тронь -
конь в реке - это красный огонь.
Хвост и грива - седые дымы
хутора накрывают, холмы...
Это - сон на руке, там, где сгиб.
Снился конь в поводу и горбун.
А в реке плыл косяк дохлых рыб
и, что будто на лодке гребу.
Тот горбун закричал: - Эй, причаль!
Ржавый звук, словно клацнул затвор.
Там блестела штыковая сталь,
лезли серые крысы из нор.
Крысы? Повод... Да, нет же, петля.
Задыхался. Сжимала тужее.
Стул... Сидела, к стене прислонясь,
не горбун, а в огне ворожея.
- Эй, казаче! На что тебе конь?
Видишь поле и воронов стаю?
Дай сюда - прямо в руки ладонь.
Я тебе погадаю:
Что? Во снах был компьютер на бруствере?
Ел солёные рыжики ложкой?
У тебя, мой болезный, предчувствие.
Знай - скребётся не крысой, а кошкой
в душу, сердце, в расстроенный разум.
Трижды за ночь - ужасные сны?
Это значит - убьют тебя сразу
на рассвете в день первый войны.
А пока смотри ты сон страшный снова,
и купай в реке огня ты коня гнедого.
- Ну, какая война? СвЯтым духом
не предсказана. Бабушка! Врёшь.
Усмехнулась щербато старуха.
- Что с блаженных поэтов возьмёшь?
Слышишь? Конь закричал битой уткой...
Пропадёшь ты, казак, ни за грош,
словно дым самокрутки.