Из поэмы Молчание камчатки
***
В просторах необжитых тундры,
В клубке ветров,
Как чудо – меховые юрты
В муке снегов.
Курящих сопок оцепленье
И льдов гряда…
Неисчислимые стада –
Свои – оленьи.
Своим живут камчатские народы –
Коряк, ламут…
В живом согласии с природой
Под сенью юрт.
***
Предзимье. Северное утро.
В прозрачном небе стаи птиц летят.
Морозцы над Манилами царят.
Искрящим инеем расшита тундра.
За пологом – корячка молодая.
Шаманка старая – на корточках пред ней.
Шаманку не зовут, когда рождают,
Но помнит старая всех избранных детей.
Нелёгкая была сегодня ночка.
Запутывали духи след…
Но всё же родилась зарёю дочка.
Отец придумал имя крохе – Ктэп.
***
Отец у Ктэп богатый, в двух кухлянках –
Ласкает тело, греет душу мех…
Погнал Акей оленей спозаранку
На пастбище, пока не выпал снег.
Закрыло горизонт оленье стадо
Из тысячи и тысячи голов,
Как будто океан без берегов,
И правит им табунщиков бригада.
От табуна отбилась оленуха.
Видна священная гора сквозь березняк.
И, чтоб умилостивить духов,
Акей пожертвовал сегодня весь табак.
Дух принял жертву. Ворон в небе кружит.
И важенка откликнулась на зов.
Готовят пастухи походный кров.
Варится на костре хороший ужин.
***
А в стойбище, в просторной юрте новой,
Корячка колыбельную поёт.
Дочь родилась и крепкой, и здоровой,
И матушка одежду дочке шьёт.
Стучит по шкурам крова град осенний…
Кухлянка белая, как молодой снежок.
Игла простёгивает мех олений…
На смерть готовит мать для Ктэп мешок
.
В нём – сшитые на вырост торбаса,
Божок из кости – хитрые глаза,
И только что пошитая одежда,
И амулет, на долголетие надежда.
Пусть пролежит всё это много лет,
Пусть будет ночь, и много раз рассвет,
Пускай пурга сто лет над тундрой вертит…
Мешок откроют только после смерти.
***
На нарте загрубели стяжки.
То вверх, то вниз, и напрямки
Издалека бежит упряжка
С приезжими из- за реки.
Собаки целый день без пищи.
Мороз, и ни души окрест.
И, наконец, видны долина, лес,
В лесу – корякское жилище.
Растёт животных нетерпенье.
Слепят высокие снега.
Деревьев чудится волненье,
Походят ветви на рога.
Лес дрогнул и зашевелился,
Живою загулял волной…
Вожак упряжки как взбесился –
Кнута не слышит за спиной.
Летят взъярённые собаки
И настигают цель в снегах.
Навстречу пастухи-коряки
Бегут с арканами в руках.
Звериный кровожадный рявк
Врезается в оленье стадо!
Арканит головного пса коряк,
Сбивается собачья свада.
Сдержала лаек ловкая петля.
Вкруг серой юрты – лес оленей.
Приезжие застыли в изумленье –
Гудит и хоркает ожившая земля.
Хозяин табуна – Акей.
Вблизи жилища женщины и дети.
Перебирает мех кухлянок ветер.
Коряки приглашают в дом гостей.
***
Колышет время пламя очага.
В глубинах тундры волчий вой понурый
Меж Севером и миром юрты – шкура.
Шаг жизни к смерти – менее шага.
День постепенно утопает в снежных мхах,
И слышно, как олени щиплют юрту…
Корякское прибежище уютно.
Над очагом – котёл на двух цепях.
Доносится собак порожний лай.
В лучах заката снег на сопках – красный.
В жилище дети на земле играют мясом…
Хозяйки для гостей готовят чай.
На шкуре – скатерть, белое шитьё.
Сухая юкола, конфеты, сушки…
Рукою щедрой разливается питьё
В немытые фарфоровые кружки.
Добавлен в чай из трав душистый сбор.
Все собрались за пологом Акея.
Приезжих ждёт неспешный разговор.
За разговором – мясо подоспеет.
Рукой оглаживая шкуры жёсткий ворс
И, ловко прикурив одним движеньем,
Акей приезжим задаёт вопрос:
«Из Швеции… А в Швеции есть тундра и олени?
Какие звери водятся в лесах?
Живёт ли соболь, сколько стоит шкурка?» –
И смотрит на гостей с прищуркой,
И любопытством светятся глаза.
Смех вызывает фотография аке –
Корыто по сравненью с батом.
Саамы от Камчатки вдалеке,
Поэтому живут не так богато.
А у коряков – тучные стада:
До тыщи оленят прирост под осень.
Над тундрой всходит хрупкая звезда.
Дымится в юрте мясо на подносе.
Течёт от мяса ярко-красный сок –
Почти сырая на подносе оленина.
Не лезет иноземцам в рот кусок,
Им не по вкусу свеженина.
Зато коряки с удовольствием едят –
Горячие куски берут руками,
Рвут мясо белоснежными зубами…
Пришельцы с отвращением глядят
На пиршество камчатских дикарей,
Напоминающих гостям зверей,
На оленины тёплые пласты,
На мясом окровавленные рты…
В жиру тюленьем старый мох чадит.
Терзает обонянье жизни запах.
На жёстких шкурах непривычный Запад
С пустым желудком неспокойно спит.
Скользит по тундре новая заря.
Через три дня, с признательной гримасой,
Голодный гость полусырое мясо
Возьмёт из рук коряка – «дикаря».
Надуманных табу падёт стена,
И свеженину иностранец будет кушать –
Она не отравляет злобой душу
И не несёт погибель, как война.
Камчатки полудикая земля
Не связана окопов паутиной,
И плоть её не ковыряли мины,
Как ровные нормандские поля.
И, свысока глядя на азиатов,
Под их же кровом забывает швед,
О том, как европейские солдаты
Гнилое мясо ели на обед.
Как прёт дизентерийные кишки
От полусгнившей брюквы и картошки,
И как тела снаряды рвут в клочки,
Что можно в котелок собрать их ложкой.
Года не вылезая из траншей,
В поту, в грязи, страдая от чесотки,
Звереют люди, рвут друг другу глотки,
Дурною кровью вскармливая вшей…
Ну а коряки в юртах мирно спят,
Пригреты Богом, сыты и здоровы.
Олений лес колышется вкруг крова.
Тихонько колокольчики звенят.
***
Отсчитывает время бубен.
Сиянье Севера идёт по тканям буден.
Уважен мясом Куткыннику — Кутх * ,
В корякской юрте пляшут и поют.
Качается костра горячий свет.
В кругу родни танцует Ктэп.
Глядит на Ктэп во все глаза пастух —
В корячку юную вселился танца дух.
Танцовщице семь лет, но как умело
Вбирает ритмы бубна тело,
Как чувствует мотив она,
Как вздрагивает нервная спина,
Посверкивает узкий взгляд,
Волнуется вкруг тонких ног наряд.
Ктэп птицею летит и бьёт крылом —
Бесстрастен юный лик, в бровях излом —
Крик чайки над костром парит…
Тревожный бубен убыстряет ритм.
Танцовщица ломает круг старух —
Сквозь тело оживает древний дух,
И юрты нет, поют ветра —
Митты, мать жизни — пляшет у костра.
Встаёт над миром тень скрещённых рук.
Подстёгивает тень чеканный звук.
Ночь отступает, пропуская день.
От Митты отделяется олень.
Высокой шеи гордый поворот.
Олень копытом крепким землю бьёт,
Как будто ягель из-под снега выбивает,
Склоняет голову и замирает.
***
Невидим перевал за облаками.
Колючие ветра в глаза летят.
Полсотни крепких лаек тянут сани,
Полозья деревянные скрипят.
На первых нартах – проводник.
Ведома опытной рукой, ползёт упряжка.
Сгущает эхо человечий крик.
Стараются собачки, дышат тяжко…
Вести людей через Еловский перевал,
Разъединяющий Восток и Запад,
Через ущелье и обрывистое плато –
Не соглашался долго камчадал:
Зима привычный завершает круг,
Обманчивы лучи начала марта.
Весной — в сезон камчатских вьюг и пург,
Случается, с пути сдувает нарты.
***
На высоте невозмутимых гор,
Где вековые льды завоевали склоны,
Где тёплых красок не находит взор —
Крест с позолоченной иконой.
Чернеет Православный Крест,
Поставленный в ложбине меж горами,
В пустыне, обихоженной ветрами,
Средь мерзлоты, вдали от людных мест.
И каждый одолевший путь
Не может не остановиться –
Погоды испросить и помолиться,
И с Божьей помощью в грядущее шагнуть.
***
Закрыт высокой горною грядой
Востока нерастраченный покой.
На Западе, в тумане за хребтом,
Накапливает силы снежный шторм.
Позёмка заметает свежий след.
Лампады конусов преобразуют свет.
Застывшая вода ручьёв чиста.
Ухожен ветром снег вокруг креста.
Льды на вершинах гор глаза слепят.
Лучится Образ на шершавой крестовине.
Легли на снег собаки близ святыни,
Не лают, как обычно, не скулят.
Купцы и камчадалы пред крестом
По-православному сенят себя перстами.
Над белою землёй, над облаками
Пред золотой иконой бьют челом.
***
Возносятся слова людских молитв.
Смирённо сложены собачек лапы.
Ударил с неба сполох в горный щит,
Сверкнули ледяные латы.
Вступили скрипки ветра, зазвучал оркестр —
Взыграли трубно, расступаясь, горы.
Над местом, где стоял почтенный крест,
Из нитей золотых соткался Город.
За городской стеной – высокий храм.
Свет невечерний испускает церковь Божья.
Легла широкая тропа по бездорожью,
По ледяной пустыне, по горам.
Вкруг церкви — плодоносные сады,
Благоухают пышных роз шпалеры.
Кристальных тонких рек текут меды,
Однако ж не испить прохлады маловерам.
Не всех пропустит горная гряда
И стужи ледяная проседь —
С тропы порывом ветер камни сносит —
Лишь чистый помыслом — пройдёт через врата.
Молящему Господь укажет путь.
Падут обыденные шоры.
Так отворится благодатный Город,
Из вод святых позволит почерпнуть.
***
На поклонной высокой горе
Славный Град воссиял на заре.
И поведали людям былины,
Где искать изобильные крины.
Много их на ладонях Земли
Пребывает в пустынной дали.
Овевает незримые тропы
Дуновений таинственный шепот.
Если тон и молитва верна,
Открывается неба страна.
Коли умысла нет и сомненья,
Белой Церкви предстанет виденье.
Камчадал и купец с караваном
Вмиг окажутся в месте желанном.
Коли выбрал неверную нить,
Будут бесы по кругу водить.
Знал об этом седой камчадал,
Знал купец, проходя перевал –
Церковь светлая в облаке тонет.
Талый лёд, как слеза, на иконе.
***
Из глубины Земли донёсся гром
И задышали древние каменья.
Упали иностранцы на колени,
Творя знамение святое пред крестом.
От поклонения святыне не уйти,
От Православного Креста не отвернуться,
Не сотворив молитву, не вернуться.
Чрез Чудный Град намечены пути.
* Кутх - ворон.прародитель все аборигенов Камчатки (языч.)