Из головы убежала мысль:
Щекочет венцы деревянного дома, срывает обноски, одежды, оковы, с разбега бросается в тишь ночную, и плещется в небе промозгло-синем.
К чему будут, право, замки и засовы, как если они не спасут от взлома, и, если бес в ребро неминуем, зачем с бороды нужно стряхивать иней?
Следуя мысли, можно протиснуться в замочную скважину с током воздуха, можно увидеть любое запретное, любое закрытое, тайное, темное, можно, вцепившись в волос, повиснуть там, не зная покоя, не зная роздыха, слушать желаемое, слышать заветное, пусть даже и будет оно нескромное.
Мысли неведомо пыльное прошлое, мысль не знает статуса памяти; назло геоморам и демиургам с невозмутимостью андской ламы, скажу: а что будет в том хорошего, что время способно за маской из камеди вцарапать не хуже иного хирурга на белые груди белесые шрамы?
…в глуши замшелой июньской ночи, туманом размыта, луна мерцает, а там, вдали, солнце спит на окошке, во сне чьи-то волосы нервно гладя. А впрочем… Но время не знает «впрочем», да и пространство его не знает, и тени, тише крадущейся кошки, взлетают с заросшей болотной глади.
Июнь 2009