Поднявшись с пола, кровь рукой стирая,
Я снова сел на грязный табурет,
А следователь, сволочь деловая,
Полюбопытствовал: "Ты не ушибся? Нет?".
"Ну что ж, солдат, ты, право, так неловок?
В плену, наверно, был куда ловчей!"
И, резких не боясь формулировок,
Сказал: "Тебе не место средь людей!"
Быть занесённым в проклятые списки
Я ни за что б на свете не хотел,
Но десять лет без права переписки,
По крайней мере, лучше чем расстрел.
"Теплушка", стук колёс, горланят "урки",
Путь долгий за полярный круг бежит.
С судьбою мы теперь играем в жмурки,
Вон мой сосед "зажмуренный" лежит.
Собачий лай, "колючка" и бараки,
Стук топоров, баланда и конвой,
Зачем я выжил после той атаки?
За что ж мне снова это, Боже мой!?
Контуженные, раненные, злые
Мы волею судьбы попали в плен.
Предателей без жалости душили,
Не потерпев в своих рядах измен.
Свой выбор, между подлостью и болью,
Был сделан каждым, я ж надеждой жил,
Что можно будет вырваться на волю
И, наконец, момент тот наступил.
Убили многих, но все те, кто выжил,
Что было сил стремились на восток,
В патриотически-безумной эйфории
Не ведая, насколько он далёк.
Мы думали нас как героев встретят,
Раз вырваться из лап врага смогли,
Пусть в наградных листах и не отметят,
Так не за этим же к своим мы шли.
Быстрей встать в строй, фашистов бить хотели,
А тут позор, "кутузка", трибунал...
Они в предательстве нас обвинить посмели!
Вот так я за "колючку" вновь попал.
Как дальше жить мне непонятно толком,
Куда идти, коль веры больше нет?
Быть может лучше одиноким волком
Рвануть на волю, заметая след.
Ведь отвернулись все, кто прежде знали,
Не хочет слышать обо мне родня.
Когда предателем они меня назвали,
То сами этим предали меня.
Бог им судья! Я ни во что не лезу
И больше я не должен никому,
А, впрочем, нет, мне нужно, до зарезу,
Отдать должок подонку одному.
Тому, кто вкупе с прочими скотами,
Ломал людей и втаптывал их в грязь,
Я "следока" того, за глотку взяв руками,
Хочу спросить: "Ну что, боишься, мразь!?"
Пусть в поросячьих глазках ужас бьётся,
Трясётся челюсть, голосок дрожит,
Пусть липким потом морда обольётся,
А по спине морозец пробежит.
Пожалуй, убивать его не буду,
К чему мараться о такую грязь.
О нём я, лучше, после позабуду
И стану жить..., спокойно..., не боясь.
Но, что бы в жизни не происходило,
На протяжении отпущенных мне лет,
Забыть войну и всё, что с нами было,
Я думаю, мне не удастся! Нет!