Предзимье выползает из глубин
рукой зимы в потрёпанной перчатке.
Горит маяк. И хочется печатать
на старой Olivetti: "Осень губит
остатки света. Солнце, как рубин,
стоит в бесцветном небе.Прочно в губы
впивается тоска. И день печален.
Но вдруг я слышу: "Господи, руби
канат, что держит лодку на причале!"
Кричит, как чайка, ржавый теплоход
в речном пространстве, силясь резко выдрать
гортанный звук. И, кажется, что выход
из этих мест задраен. И, по сути,
лишь время ловит рябь попутных вод,
венчая её с серостью посудин.
Чуть теплится в них золотом, и тут же
сбегает насовсем. Сбегает в порт,
чтоб выдумать статичность первой тучи.
И гул турбин, просачиваясь в парк,
тревожит кроны вымерших деревьев.
И хочется отчаяться: "Доверь мне
всё скопленное в памяти!" - и больше,
не говорить.Отчаливая спать,
тахту расположить под первым божьим
светилом, что сорвётся ночью в листья.
Предзимье - здесь! И, выдохнув весь пар,
невольно говоришь: "Зима так близко..."
Дорога, что лоснится, словно змей
из мифов всех народностей, напомнит
о третьей фазе осени. На помощь
воскреснувшей зиме подступят ветры
с чужого побережья. Жёстких мер
не хватит на столетие. Не верьте,
глазам своим. Не слушайте прохожих.
Когда здесь ставишь рядом жизнь и смерть -
они, как две сестры - всегда похожи.