«Если б захотелось одним словом выразить, что делается в
России, то следует сказать: воруют».
Н. М. Карамзин
Два моих любимых хобби: изучать жизнь и «коллекционировать человеков» — сиречь, узнавать судьбы и характеры людские. В ходе этого самого изучения-коллекционирования довелось мне недавно поработать в одном из провинциальных лесхозов в Центрально-Черноземной России. Я был там водителем, плюс, по совместительству, обрубщиком сучьев.
Контингент обычный для таких предприятий: те, кого принято называть «простыми работягами». Разумеется, мат, разумеется, утренние похмелья, карты в обеденный перерыв и тяжелый, изнуряющий физический труд в любую погоду.
И разговоры «обо всем». В том числе, о том... кто, где, как и что умудрился «скоммуниздить».
Серега, здоровенный жизнерадостный мужичина тридцати двух лет:
— Я, когда в Москве вахтой работал, в гипермаркетах обязательно что-нибудь прихватывал. Посмотришь, где у них камеры видеонаблюдения, спиной к ним отвернешься да и сунешь в карман банку дорогих шпрот. А на кассу несешь кильку в томатном соусе. Тут главное знаете что? Деньги с собой иметь. Даже если прихватят, сразу начинаешь свою песню петь: извините, мол, забыл, задумался — и расплачиваешься. Никуда не денутся, отпустят.
Николаич, тоже, как и я, водитель:
— Я как-то устроился сторожем на пивзавод. А его тогда как раз банкротили. Так я, помню, всю ночь на своей машине сахар мешками домой вывозил.
Бригадир Лёха, невысокий, жилистый, шустрый, как ртуть:
— Работал я на железной дороге. Как-то едем, смотрим, кусок здоровенной трубы лежит на обочине. Ну, понятно, остановились, собираемся сваркой порезать на куски и отвезти, сдать на металл. Подходит мужик: «Не трогайте, это наша труба. Мы тут новую кладем (Лёха говорит «ложим»), а эту потом заберем». Ну, ваша так ваша. Дождались, когда эти ремонтники на обед уехали, разрезали трубу да и увезли. Хорошо тогда у нас вышло по деньгам.
Рассказывается все это весело, как свежий анекдот.
— А меня тут сын недавно удивил,— встревает в разговор вальщик Саня. — Три года всего мальцу, а, поди ж ты, уже соображает! Зашли с ним в магазин, он давай клянчить: купи да купи ему сырок творожный. А денег у меня мало. Потом, говорю, куплю, отстань. Выходим, а он этот сырок и вынимает из кармана! Спер, подлец!
В голосе Сани слышна неподдельная гордость за отпрыска.
Решаю и я внести свои «три копейки» в общую копилку.
— Недавно мать с отцом в гипермаркете закупались. Вышли, сели в машину, и тут мать видит, что по рассеянности сунула в свою сумку пакет карамелек. Так они целую операцию разработали: опять вошли в магазин, там мать тихонько вынула этот злосчастный пакет и уже с ним в руках еще раз прошла через кассу. Расплатилась.
Молчит бригада. Никак не реагирует. А я, не замечая этого, увлекся и продолжаю.
— В детстве, помню, отправила меня мать в магазин за молоком. Там продавщица мне сдачу с «трояка» дает. «Тетенька,— твердо, по-мужски говорю ей,— извините, но у меня пять рублей было». Она растерялась, у очереди спрашивает — мол, товарищи, как же так, ведь три рубля мальчик-то дал. А очередь не отвечает — не видел никто. Вот она и добавила мне еще два целковых сдачи. Вернувшись, рассказываю все это матери, довольный, что уберег семейный бюджет от разорения, а та в крик: сейчас же иди обратно и отдай эти деньги, я ж тебе три рубля давала! Что делать, пошел и вернул с извинениями. Жутко стыдно было перед продавщицей...
Тишину после такого рассказа нарушает вальщик Саня.
— Да уж.... Ну, тут, походу, ничего не поделаешь — воспитание...
И вся бригада тяжко вздохнула.
PS: Давненько не был на родине, в Сибири. Интересно, а как там сегодня с «неправильным» воспитанием?