Небо сгустилось,
спустилось пылинками туч с больших
складок Его плаща;
лучик - солнечная слеза -
лёг умирать на рельсы,
смотревшиеся, как швы,
сквозь забинтованные
пустотой поездов
глаза.
Я не сержусь, что осень губы кусает в ответ на
полуулыбки - кому-то же нужно их отдавать:
в них нелюбовь к жаре, к стыдливо прикрытым венам -
неловкость за первое лето спустя рукава.
С призрачным рёвом перрон испаряется в небо мглой;
простите, "могло быть иначе" и "пожалей нас":
мне тяжело давиться удушливым "не могло",
легче свинцовым тучам спрятать свою нежелезность.
Город чужой не знает,
как полуживым нашли
в ванной соседи
по нижним, затопленным этажам;
как становились рельсы
похожими сверху на швы;
как половинки сердца
в сердцах разошлись
по швам.