Во мне звучат еще Твой голос и Твой смех –
Записаны на пленку странной вязкой боли.
Ночами зыбкими рисую колко тех,
Кого касался – сам собой или когтями поневоле.
Все было шуткой, словно летний терпкий сон.
Я лишь забыл, кому и почему я снился.
А Ты ждала у края ночи вальс-бостон,
Догадываясь смутно, что я в Нас влюбился.
Как странно до сих пор, что Ты – и умерла.
Нет, я не позабыл рассудка зов (он глуше, глуше)...
Но как кричит от боли пламенная мгла,
Мне заменившая растерянные души,
Невысказанные росами в апрельскую метель,
Разбавленные нежными, но плоскими словами...
Мне б опрокинуть память навзничь в мягкую постель,
Но мы в последний вальс вошли «едва соприкоснувшись рукавами».