Он пропил всё - детей, жену,
старуху мать, талант не пропил,
и зажимал когда струну,
как за штаны прохожих кнопил.
Он в переходах и в метро
для пиджаков играл и брошек
и выворачивал нутро,
нам на бухло стрясая грошик.
С какой-то детскою виной
я вспомнил с мелкими деньгами
тот туесок берестяной,
у нас стоявший под ногами.
От трудовой в него Москвы
бросалась маленькая лепта,
побольше – в местностях, увы,
где не хватало и на хлеб-то.
«Какая музыка была,
Какая музыка играла»,
и ни двора и ни кола
нам эта жизнь не предлагала.
Любовь, сгоревшая дотла
жила на кухне с кашей пшённой,
где рядом женщина спала,
как не со мною, отрешённо.
Всё миновало, как война,
Как блюз на волжском пароходе;
Стране и юности хана;
Но, как лабают в переходе...
И той же старою виной
болею, старою виною...
И рядом женщина со мной,
как не со мною за стеною.