Ссылки на поэму Виктора Коротеева "Зори Соловецкие" -
Часть первая - http://www.stihi.ru/2016/10/15/10908
Часть вторая - http://www.stihi.ru/2016/10/29/412
У каждого человека - свой трудный путь к вершине веры. И вершина у каждого - своя.
Вера… это, пожалуй, самый важный и самый спорный вопрос всех времён и народов. Во имя веры люди сражаются, с верой они живут, за веру умирают. Вера - это путешествие в неизведанные глубины и тайники своего духа, открытие великой Тайны, живущей внутри тебя. Поэма Виктора Николаевича Коротеева «Зори Соловецкие» - это рассказ о вере и о людях, положивших свою жизнь на алтарь веры. Ещё это – рассказ о суровом русском Севере, любимом и дорогом сердцу автора крае.
В истории России много ярких личностей, сильных духом людей, таких как Савватий, Герман, Зосима. У каждого – своя жизнь, свой путь. До какого-то момента эти люди кажутся обычными, но у них есть мечта! Именно она делает их не такими как все, даёт им упорство и настойчивость в достижении своей цели. Но кто знает, может быть это Сам Господь даёт им силы всё преодолеть и пережить? Со встречи осенью 1429 года в селе Сорока, что стоит на реке Выг, двух иноков - Савватия и Германа - и начинается поэма Виктора Коротеева «Зори Соловецкие».
Ноябрь на Выг реке, в селе Сорока,
Не баловал погодой в этот год,
Снега легли глубокие до срока,
И рано встал на речках крепко лёд.
В заливе зыбь качалась под шугою,
Дней несколько – захряснет до весны,
Метель-сумятица под окнами завоет,
А ночи большей частью здесь темны.
Зато в часовне тихо и уютно
И воском пахнет, дымом от лучин,
Сочится свет дневной в оконце скудный
И мечется огонь зверьком в печи….
…Два инока сидят – года разнятся,
Один, по виду старец, с бородой,
Другой моложе лет его на двадцать
В одежде чёрной, стройный и худой.
Дороги их свели по божьей воле,
Не прост был путь у каждого сюда.
Но в поисках своей земной юдоли
Везде сопровождала их тщета.
И вот сейчас (они ещё не знают),
Что помыслы сплелись одной мечтой,
Что жизни дни до самого их края
Пройдут под яркой северной звездой…
Автору удалось проникнуть во внутренний мир отшельников. А самое главное - достоверно и образно показать его нам, читателям. Мы чувствуем неровное биение их сердец, вместе с ними испытываем боль и радость, сопереживаем им. Оба его героя, движимые горячим желанием оставить мирскую суету, найти уединение и приют для души, стремятся попасть на далёкий, безлюдный остров, где редко бывают даже рыбаки-поморы. Добравшись туда и впервые обследуя остров, Савватий и Герман поднимаются на гору, с которой открывается такой вид, что дух захватывает!
…Поднявшись на вершину, оглядевшись,
Увиденным был старец поражён,
Стоял и Герман рядом, присмиревший,
Открывшимся величьем оглушён.
Безмолвье и пустынность впечатляли,
Веками не разбуженный покой,
Сравнимые лишь с храмовой печалью
И с небом уходящим высоко.
Ни шум листвы, ни щебет стайки птичьей
Не портили всеобщей тишины
Давяще звонкой, уху непривычной,
Сходящей до сердечной глубины.
«Стою, смотрю, невольно размышляю,
И тёплое рождается в груди…
И взор, и слух мои здесь всё ласкает,
А ширь и свет какие! Ты гляди».
И старец широко раскинул руки,
Как будто бы хотел обнять простор,
Вот так же после длительной разлуки
Бывает, не насытится твой взор…
Покорённые открывшейся красотой северной земли, монахи обращаются с молитвой к Богу, а затем рубят деревья и ставят на вершине горы большой крест, а под горой - часовенку и две кельи для жилья.
…Молитву сотворив, монахи не ленились,
Валили лес здоровый и сухой,
Часовенку и скит себе срубили
По прихоти желанной и благой.
И крест большой вкопали на вершине
Чтоб был он виден всем издалека.
Стоит он, обновлённый, там поныне,
Стоять он будет присно и в веках
Примером в назиданье, поминаньем
Служению Всевышнему без глас,
В смирении страстей и послушанье
Без ропота в одре в последний час.
В поэме наряду с духовной жизнью монахов, с описанием трудностей их скудного быта, рассказом о тяжёлых испытаниях, выпавших на долю этих людей, автор создаёт неповторимые картины природы.
Любил порой Савватий подниматься
На гору, отдышавшись, созерцать…
«Эх, раньше бы, ну эдак, лет на двадцать
Увидеть мне такую благодать!».
Просторы обозримые лежали,
Озёра в омуте лесистых берегов,
За сизой молчаливой грустной далью
Кипело море пеной бурунов.
Сменялось лето осенью, зимою,
Весна животворила всё окрест
И старец восхищался новизною
И тишью диких, девственных сих мест.
Прозрачно-седоватым светом тонким
И призрачно скользящим по земле,
Струившимся у самой водной кромки,
Как в поле знойном волны ковылей.
В какой-то момент жизни мы понимаем, что именно в единении с природой человек открывает для себя истинное величие Бога. В минуты созерцания великолепия мира, созданного Богом, человек открывает Храм Бога внутри себя, который доступен для каждого, кто может отыскать путь. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Евангелие от Матфея 5:8).
«Я будто прикасаюсь к Мирозданью,
Причастности Великих Тайн Его,
А сердце наполняет ликованье,
И делается благостно легко.
Слова слетают с губ моих молитвой,
И чувствую парение души.
С божественным началом словно слитны;
И дух, и плоть, и всё, что совершил.
Бывал на озере на Белом, Валааме,
Другие земли мнози посещал,
Но только здесь сомнений долгих камень
Рассыпался и путь мой увенчал».
Вернувшись в скит, Савватий признавался
Товарищу о чувствах этих в нём
И, слушая, тот тоже согревался
Тем горним очищающим огнём.
Захватывающий рассказ о первых годах отшельнической жизни этих двух монахов на острове, никого не оставит равнодушным. Несколько лет Савватий и Герман прожили на острове вдвоём. Лишь изредка, в путину их навещали поморы. Делились с ними крупой, мукой, новостями и теплом своих сердец.
Поморы навещали их в путину,
Крупой, мукой делились с ними – всем,
С отшельников не брали ни алтына ,
Их не было у тех. Да и зачем?
Карбас придёт, бывало, с побережья,
Поморы сразу же торопятся к скиту,
Продуктов на себе притащат свежих,
Сидят подолгу и глагол ведут.
«Ну, как, брат Герман, нынче зимовали?
Закончились припасы, есть пока?
Мы тут всем обществом для вас собрали,
Отправить не с кем, было всё никак.
Как только вскрылся Выг с рекой Сорокой,
Пришли в движение в заливе льды
И мы разводьями, в четыре ока,
Хоть боязно и долго ль до беды».
Их слушали, расспросами пытали,
Мирские вести были не чужды,
Крестьянский быт: и видели, и знали,
Монахи в прошлом сами той среды.
«С артелью ли, одни сей год пойдёте?
На Колу снова ближе к лопарям ?
А сколько тоней метите к работе?
Когда же думаете встать на якоря», –
«Ватагой-то, оно, всегда сподручней.
Дождё-ёмся… Сговор между нами есть.
Опять же выручка на всякий случай,
Куда ещё сподобится залезть?
Вы, братья, что вам нужно, говорите,
Без глаза нашего не сдюжите одни,
Вернёмся осенью, даст Бог, нас ждите…»
Много испытаний выпало на долю монахов. Однажды, когда кончались запасы, а прибытие поморов ожидалось ещё не скоро, Герман вынужден был отправиться в опасное путешествие за провизией. Но добравшись до большой земли, он тяжело заболел и не смог вовремя вернуться на остров. Савватий, оставшись на острове один, долго ждал товарища, но, не дождавшись, решился сам добраться до людей. Старый, больной, обессиленный от голода, он всё-таки доплыл!
…На третий день челнок уткнулся в берег,
И старец, выйдя, сушею побрёл.
Вёрст пять, а, может, шесть уже отмерил,
Когда заметил – встречно кто-то шёл
И с ним сойдясь, увидел в нём монаха,
Приветствовал его: «Христос средь нас еси!»
А тот: «И есть, и будет» и полшага
Ступив, не выдержал, Савватия спросил:
«Откуда, отче, ты идёшь и кто ты?
Монахов тут на пальцах перечесть…
Тебя же, брат, прости, не вспомню что-то
И держишь путь сей час в какую весь ? –
А я иду к больному для причастья,
Игумен здешний я, Нафанаил.
Погода-то, - посетовал,- ненастье
Осеннее никто не отменил».
Савватий, опершись на палку-посох,
Услышав кто пред ним, возликовал.
Боясь, что тот уйдёт и станет поздно,
К руке его припав, себя назвал.
«Сподобь теперь же Тайн Святых причастье,
Прошу, отец, грехи мне отними
И Богом данной свыше тебе властью,
Ты исповедь, не мешкая, прими.
Давно желаю радовать я душу
Божественною пищей этих Тайн,
Утешиться хочу, взирать и слушать,
Молю сей час же ею напитай.
Мне встретился ты Божьим устроеньем,
А жизни близится моей конец,
Уже прощальных слышу уст я пенье,
И сделай так, как я прошу, отец».
Стоял игумен много удивлённый
Нежданной просьбой, встречей не в урок,
Помнилось, что не старец, а с иконы,
Сошедши миг тому, стоит пророк.
«Иди и в келье жди, что при часовне,
Когда вернусь с причастия назад,
И там, блюдя канон молитвословный,
Свершу, отец, как ты велишь, обряд». –
«Откладывать и ждать уже нельзя мне,
И будем ли мы живы – нам ли знать!
С тобою встретился игумен зане,
Господь сподобился тебя послать». –
«Тогда приступим к делу, брат Савватий,
Коль ты по воле Божьей так решил.
Глагол бесплодный только время тратит,
Не служит во спасение души».
Приняв причастье, душу исповедав,
Отшельник долго келью не искал
Бывал он здесь в то памятное лето,
Потом и дни зимой в ней коротал
И с чувством отрешения земного,
Прилёг в углу на старенький топчан,
(к покою вечному душа готова)
Слова псалмов в полголоса шепча.
Старец Савватий, исповедавшись и приняв святое причастие, умер.
Тяжело больной Герман, узнав о потере друга Савватия, переживает его уход в вечность и своё одиночество. Но всё в жизни идёт своим чередом. У Германа неожиданно появляется новый сподвижник и товарищ – Зосима. Автор подробно рассказывает нам о его судьбе, сохранившейся в летописях русской православной церкви. Жизнь каждого человека складывается согласно условиям его рождения. Но порой очень непредсказуемо судьба меняется соответственно талантам этого человека, позывам его души, благодаря роковым (казалось бы – случайным) встречам.
В родной деревне Зосимы, после смерти его отца односельчане судачили:
«…А сын, Зосим, ещё запрошлым летом
Хотел уйти куда-то в дальний скит.
С мальства стремился парень к книгам божьим,
К ребячьим играм редко выбегал.
Отцовским делом ум свой не тревожил,
Тем более монахом нынче стал…».
«Ну, хватит, что ли, воду толочь в ступе,-
Одёрнет, устыдившись, кто из баб,-
Ещё незнамо кто из нас и как поступит,
Таких забот у каждой здесь изба».
Простился с матушкой, оставил землю,
Склонил пример Корнилия к тому,
«Иного аще сердце не приемлет,
Побыть сынок не бранно одному.
Храни Господь тебя во всех скитаньях
От зверя лютого, людей лихих,
Пребудет пусть с тобой Он в испытаньях,
Что промыслом своим тебя подвиг».
Дороги вывели на Беломорье,
На Сум-реку, где Герман пребывал,
С потерей подруга, в великом горе,
Как дальше быть, пока не представлял.
Теперь на остров Герман вернулся вместе с Зосимой. С годами к ним присоединились и другие монахи. Так зарождался будущий Соловецкий монастырь.
Но, конечно же, главной темой поэмы является раскол русской православной церкви. Больно и горько, когда истинно верующие люди забывают о любви и милосердии, к которым призывает нас Господь, и по заблуждениям ума своего создают между собой непреодолимые преграды. И нет уже у них в сердце ни милосердия, ни любви для своих братьев.
Итак, после первой нашей встречи с героями поэмы «Зори Соловецкие» в деревне Сорока на берегу реки Выг, прошло двести лет. Перед нами монашеская обитель на Соловках, лето 1658 гола.
Июнь на севере всегда непредсказуем,
Сегодня жарко, завтра дождь и снег,
Вдруг ветер необузданный задует,
Волной крутою бросится на брег.
Гуд колокола, сочный и тягучий,
Всю братию созвал под купола,
Архимандрит к ней вышел – туча тучей,
Толпа, насторожившись, замерла.
«Прислали книги для богослуженья,
По старым чин вести запрещено!
Велят их все, что есть, предать забвенью
И праведников наших заодно.
Нас щепотью креститься заставляют,
Три раза «аллилуйя» петь, не два,
Те книги латиняне исправляют…
На что ещё решится к нам Москва?!
Во второй части поэмы автор вводит нас в сложный мир отношений церкви и государственной власти, а также в отношения церковной власти с простым монашеством. Сложен в русской истории образ Митрополита Никона. Виктор Николаевич говорит о нём, как бы, попутно, но мы ясно видим честолюбивого, грубого, недальнозоркого человека, который мало думал о процветании церкви и государства, а больше – о своём, личном. Каждому человеку свойственно ошибаться, и в этом нет ничего преступного, конечно, если ты не стоишь во главе государства или церкви.
Вы замечали, что стихи обладают удивительным свойством: вместить необъятную тему в короткие строки стихотворения. Это чудо присутствует и в поэме Виктора Николаевича Коротеева «Зори Соловецкие». Разве могла бы проза в 60 страниц вместить в себя все эти события пятнадцатого и семнадцатого веков? Во второй части, кроме описания столичной церковной жизни и монастырского быта, горестных раздумий и споров героев поэмы, автор создаёт широкую панораму динамичных событий того времени: Чёрный Собор 1663 года, противостояние монахов Соловецкого монастыря нововведениям Митрополита, блокада монастыря 1668 года и наконец – бой монахов со стрельцами!
Стрельцы (числом полста) сидели, ждали…,
Давно погасла красная заря
И ночь чернильно-синие вуали
Набросила на веси и поля.
Старик повёл их скрытно к Белой башне,
К сушильне – там был тайный вход.
Проник, когда сменился стражник,
За ним стрельцы сбивать замки с ворот.
И войско, по команде воеводы,
Потоком хлынуло по стенам и двору,
Кололи, били, резали до рвоты,
Закончив праздник смерти поутру.
Но три десятка всё ж оборонялись,
Пытаясь, войску противостоять…,
Недолго длился бой, их тут же смяли,
Накинувшись со всех сторон, как тать.
Больных цингой и раненых не били,
Иных повесили в лучах зари,
Кого-то в прорубь, привязав к ним гири,
Застрельщиков по кельям развели….
Мне интересно, кроме учебника по истории православной русской церкви много ли найдётся художественных поэтических! произведений на эту тему? Тем более таких эмоциональных, ярких, живых!
Много в нашей истории трудных, страшных страниц. Не всегда хочется касаться этих тем, чтобы не тревожить старые раны. Но если в них до сих пор – боль, значит что-то сделано не так. Надо изучить их и извлечь правильные уроки. Иначе все жертвы будут – напрасны.
И ахнул люд от ужасов расправы,
Что стольник сотоварищи творил,
Туман кровавый над округой плавал;
Казнили от зари и до зари.
Рубили руки, головы и ноги,
Лютейшей смерти предавали всех,
За рёбра вешали на крючья многих
Под страшный сатанинский смех.
«Озябло сердце, ноги задрожали»,
Сознание противилось принять
И души предавались скорбной жали –
Кто мог об этом слышать или знать.
На льду залива, озера Святого,
Вокруг стены и далее неё
Во рвах, на гребне вала земляного
Валялись трупы и кружило вороньё.
Лежали без обряда отпеванья,
К весне стаскали к ближней луде их.
В большую яму, выдолбив заранее,
Свалили, не прочтя прощальный стих.
Ещё предсмертные не смолкли стоны,
Как стольник тут же начал грабежи….
Срывал замки, дерзнул сдирать иконы,
Везде, где мог, он руку приложил.
Восстать пытался старец Епифаний,
Здесь бывший монастырский казначей…,
Но стольник перешёл уже все грани,
Что делят на людей и палачей.
Отнял ключи, избил его нещадно
И вытолкал без рясы на мороз,
И взялся сам трясти кладовки. Жадность
Не ставила пред ним иной вопрос.
Опомнившись, послал гонца в столицу,
Чтоб радостью победы одарил,
Да не успел. В последний день седьмицы
Царь-батюшка за взятием почил…
Закончилось «великое сиденье»,
И кровью плаха напиталась до черна….
Но в душах не наступит примиренья
На сотни лет продлится там война.
Перед вами не просто – поэма, это наша с вами история. В связи с тем, что тема трудная, касающаяся веры, содержащая философские размышления и достоверные исторические факты, сопровождающиеся жестокими событиями, я бы поставила для читателей возрастное ограничение 16+.
Спасибо автору, низкий поклон за его труд.
Завидую тем, кто впервые откроет для себя эту поэму.
Уверена, что каждый читатель найдёт в ней что-то своё, особенное, сокровенное.