Полно в человеческом теле страстей,
Наверно, не меньше, чем жил и костей,
И, крылья расправив, химера
свой блюз переломанных стрелок часов -
шампанью искря звездильона песцов -
танцует на крыше вольера.
И музыка эта не знает конца,
Расплавленный плеск бубенца-леденца
в тамтамах афрозодиака
возносит над полночью, сном и луной,
И в шкуре одной тишиною двойной
глаза закрывает, однако.