И бродил он во сне словно по лестнице сквозь время.
Виднелась лишь буря, что горела то розовым, то голубым, то желтым сиянием.
Путь был долог, не знал он грядущего за горизонтом.
И находил лопаты и гильзы, ветхие узлы, держащие врата его сознания.
Засмотревшись в чужие, неподвластные ему пределы он рухнул в зияющую бездну.
Она становилась всё темнее, уже и неприятнее.
Не было края её глубины, а свет колейдоскопа вселенной не доходил до её дна, постигнутого его телом.
Ставшие тяжелыми ступни провалились в желе из тоски и страха.
Страха жизни, бесчувствия нитей, окружавших его шелковой паутиной, и бессилия затупленной мысли.
Раздавался вселенский вопль.
Его руки сами по себе, без команды, стали рыть медовый зловонноболотный чернозём вверх, так как был потерян.
Его тело извивалось ужом в камышах взлетавшего геля, загребённого причудливой волей.
Он ходил колесом, а в глазах переливалось отчаяние.
Наткнувшись на странный, таинственный свет он притих.
Пустив свой поникший рассудок в родник перламутровых трав и звёздных волнений он увидел себя, бродившего в начале пути, а за ним, сквозь пылающий серый шум, экран вновь засиял пёстрым окном.
Это было пережитое им колыхание страха.
Страха без паники.
Оно взывало к моменту всегда последнего дыхания, будто заранее продумав всё наперёд.
Лиловые лучи озаряли глаза, зрачки вновь побелели.
Мотнув вновь окрепшей шеей он наткнулся на стены.
Вспыхнула высь.
Она никогда не была так видна и ясна.
И в этот момент оба него провалились в свои ямы.
Из них раздавался недавний вопль, летели столбы подземного мрака до тех пор, пока световой кометой не прорезалась тень...
И вот он снова брёл по прямой, разрезая пространство из цвета, ветров, ощущений.
Мысль оправилась от взъерошенного тревогой улия обсидиановых осколков, пробивая неуверенной плотью путь в завтрашний день.
Он шёл и дышал.
Жил и смотрел.
Внимал бессловестному шепоту бесконечности.
Неосмыслимое зарево колейдоскопа вело его в новую даль.
Не теряя внимания, улетучивалась сноровка теорий.
Ведомые неистовой силой ощущений, выстилали его ступы оригинальные пути шальной змейкой.
Пылал в созвездии над его головой чешуйчатый глаз.
Белая плёнка и зелень покрова сменяли друг друга.