В сумерках с горизонта,
На всю ширину засугробленной лесотундры летят мерзлые вороны.
Древние отрицательные боги Цельсий и Фаренгейт вымораживают их «КАРРР» в снег.
Здесь любое дыхание, слово, любой силуэт бесформенный -
Обретают свою кристаллическую смерть.
Помни о Кельвине!
Это самый косматый, чудовищный бог территории белого ужаса.
Он и есть визг железа о лед.
Птицы падают мерзлые, черные в белом кружатся.
Их полет – мертв.
Но выйдет от горизонта звук, который не обретет твердь.
И выйдет на звук зверь через сугроб вброд.
И что ему богов бой, и что ему птиц смерть –
Он нюхал ноздрёй своей и газо и нефтепровод.
Он череп полярника грыз,
Он кал на геолога клал,
Студентов он гнал под визг
На Дятловский перевал.
Не то для него кино,
Чтоб шкурой своей линять -
Он рвал марсиан в говно,
Он рвал динозавров, блять!
Но тут – посерьезней срань.
Тут, видимо, дело дрянь:
В сумерках из-за горизонта, в снежных бурунах и угольной копоти,
В грохоте барабанов, лапами прожекторов темноту обшаривая,
Несется, всеми своими колесами топая,
Поезд «Лошария»
Крестами увешанный, о жестяные бока бьющимися,
В хоругвях, антеннами в космос направленными,
Забитый свиными поющими тушами,
Мельдонием, полонием и рутением отравленными.
И машинист полуголый сиськами старческими потрясывая,
Оседлав железнодорожного дикого монстра,
Конвоирует хрюкающее от восхищения мясо,
Подбрасывая в пасти кости.
Поезд «Россия», куда несешься ты мерзлый через солнечную нашу планету? –
Не дает ответа.
Никогда не дает ответа.