... на пыльном подоконнике тайком
от всех домашних, в платьице с отливом,
ты думаешь, что счастье - сиротливо.
В уме перебираешь муки плоти.
Ты думаешь: как, собственно, в таком
глухом уезде быть всё время против
всех внешних сил?
И, задыхаясь ночью,
звать мужа неудачником; телком,
что тянет ношу.
И страсть не в счёт! И сколько бы мужей,
не лезло в эти сети - им не выжить.
И сколько там дозволено Всевышним
терпеть не муки совести, но духа?
И ты, кривясь и радуясь: "Ужель?" -
бесстыдно вопрошаешь у супруга,
но думаешь о том, с кем делишь будни.
И все слова слетаясь до ушей,
влетать - не будут...
Со временем, припрятать грешный шов,
куда сложней, чем собственную душу.
И слуги подают тебе на ужин:
всё больше вин и безобразной снеди.
Но ты, как прежде, любишь лёгкий шёлк.
С недавних пор, ты любишь привкус смерти.
Твой прежний мир... Но не о нём же... Бес с ним!
Куда бы там твой суженный не шёл,
он будет в бездне!
И, значит, Катерина, дерзкий блуд
не будет на устах у местной своры.
А, значит, лишь кладбищенские своды
вас разлучат. И после, время споро
докажет, что теперь не каждый Брут
берёт на службу выдержку и скорость
расправы над ближайшими.
Отчасти,
в твоём уезде все святые врут
не только о судьбе, но и о счастье.
И всё, что муж способен был дарить,
так это: платья, банты и корсеты.
И ты уже, привыкшая к оседлой
и к тайной жизням, во плену безумства,
так, словно к крови алчущий Давид,
крадешься в спальню мальчика.
Разуйся!
Вот, посмотри: беспечен, как рыбёшка.
Так, каково же, Катенька, давить
большой подушкой спящего ребёнка?