Там, где ты жил, давно теперь музей,
а музыкальные сады заполонили сойки.
Все рукописи высохли уже настолько,
что тишь да гладь вокруг. Да Элизей
стремится воссоздать докучный библиограф,
взяв на глазок оптический дымок
твоих непоправимо сирых строк,
но получает лишь сомнительный автограф.
В полон не сдать, не взять. Не сделать артефакт.
Вот тут и начались тогда аресты:
из букв, словинок, аффиксов отвесных,
в знак извлеченья смыслов для зевак.
И полумрак соринок этих тесных,
трудяг неимоверных хор и сип
замуровал старательный Лисипп
в образование мучных музеев местных.
А ты? Ты отложеньем стал настолько речевым,
что духами ручья на дне твой силуэт храним
и тень стрекоз над ним скользит и ускользает…