Родопис или Сказка про Золушку Египта 2

Николай Виноградов 6
2. ТУМАН

- Меня не бойся, милое дитя!
Ведь не предрасположен я к зазнайству.
Купил тебя я, правда, не шутя.
Помощница нужна мне по хозяйству.
Не мне, скорее даже... дочерям!
Сам виноват - избаловал. Не спорю.
Мать умерла у них и... вот всё сам.
Пытаюсь как-то сгладить это горе.
Попробуй ты подругой стать для них.
Не говорю сестрой! Всего подругой.
Совсем забыл... и столько слов пустых...
Всё к одному... и вертится по кругу...
Пираты эти. Сколько с ними сил?
Быть может, Нил их, сжалившись, утопит.
Как звать тебя? Я так и не спросил.

Услышал еле слышное:
                                               - Родопис**.

- Какое имя милое. Прости,
Но я румянца на щеках не вижу.
Хотя была ты столько дней в пути...
Тебя, дитя, не бойся, не обижу...

Он вдруг зевнул, прикрыв ладонью рот.

- Пока умойся. Мы тебя покормим.
И комнату тебе Мети найдёт.

"Да, вырвали цветок-то этот с корнем.
И где-то видел я похожий взгляд,
В себя вобравший  все морские дали.
Вернуться нужно далеко назад,
Чтоб губы мои снова зашептали:
"Ты - лотос, приоткрывший свой бутон.
Ты, как тростник, трепещущий на Ниле..."
Из канувших в песках пустынь времён
Глаза... воспоминанья пробудили.   

***

"На колеснице молодой Мети
Под градом стрел, но как заворожённый,
В азарте на противника летит...

А вот уже и запах тот зловонный.
Под солнцем будто плавится песок
И жарятся на нём тела убитых.
Он вдруг услышал детский голосок -
Единственный у фараона в свите -
Звал голос этот прямо в груду тел.
Мети пошёл, оставив колесницу.
Его блестело тело - он вспотел,
И стал на солнце каплями искриться.
Единственный, шёл на виду у всех.
Шёл в этот смрад, где гибло всё живое.
Вдруг вместо плача там раздался смех,
И он увидел тело молодое.
Копна сверкала золотых волос,
На плечи ниспадая и на спину.

- Откуда ты? - сам вырвался вопрос.
- И кто ты? - из себя он тоже вынул.  
Ещё хотелось что-то ей сказать,
Но вот уже совсем он с нею рядом.
Она тут подняла свои глаза
И... вырвалось на волю море взглядом...".

***

"Заброшена я волею богов
Из родины сюда, в страну чужую.
Здесь познакомлюсь с участью рабов.
Как я уже по родине тоскую".

Старик Мети был добрый господин -
Жила она при дочерях прислугой.
С утра рабы, не разгибая спин,
Ходили по хозяйству друг за другом.
На ней готовка, стирка, чистота
И что на ум ещё взбредёт девчонкам.
А вот с друзьями... только пустота.
Сама себе поёт она тихонько.

Пошла белья стирать она на Нил
Однажды. Там беда и приключилась -
Совсем чуть-чуть - схватил бы крокодил.
Но! Время в этот миг остановилось...
Из тростника огромный бегемот
Набросился на крокодила тут же.
Тот, лязгнув челюстями, в бездне вод
И скрылся, а могло быть хуже. 

Отпрянула Родопис, замерев,
И с ужасом следя за бегемотом.
А тот разинул свой бездонный зев,
Как будто бы сказать хотел ей что-то.
Вот воздух громко выдул из ноздрей,
Опять вдохнул, шагнул на берег Нила,
Смешно шагая, подошёл он к ней.
Она бельё тихонько опустила,
Прижатое до этого к груди,
Смирила дрожь, бегущую по телу.
Он бусинками глаз тепло глядит.
Родопис подошла к нему несмело,
Погладила дрожащею рукой
Лоснящуюся кожу исполина:

- Спасибо, избавитель мой большой.
Иначе бы ждала меня пучина...
Хотя, быть может, спас меня ты зря.

Нутро у бегемота заурчало.
Он ластится, ей как бы говоря:
"Ты молода и пожила так мало".

- Ты прав, спаситель. Ты, конечно, прав.
А согласишься ты моим быть другом?

Смешные ушки тот свои подняв,
Губами прикусил Родопис руку.

Пошёл на мелководье бегемот.
Родопис снова принялась за стирку.
Друзей... среди людей их не найдёт...
А жизнь ломает тонкую тростинку.
Пусть странный, у неё теперь есть друг -
Глаза видны с ноздрями над водою,
И птички вьются милые вокруг.
И девушка вошла в волну покоя.

Тут обезьяна, подбежав к белью,
Схватила прямо из корзины платье
И, зыркнув на соперницу свою,
К воде: "И не гляди - хочу стирать я".
Родопис, ахнув, ринулась к нему:

- Оставь бельё, я только постирала.

А тот полощет.
                              - Я же полоскала.
Гляди мне, а то палку я возьму.  
Ах ты, нахал! - ругала обезьяну, -
И не кричи! Ругаешься взахлёб!
Разбойник! Я и звать тебя так стану.
Ты будешь с этих пор, дружок, Керкоп**.

Она ему дала кусок лепёшки -
Он в лапках повертел, понюхал, съел.
Разжал её кулак, собрал все крошки,
Взглянул в лицо, чуть отбежал и сел.

- Не признаёшь меня своей подругой?
Ну хорошо! Раз любишь ты стирать,
Такую окажу тебе услугу,
Когда с бельём приду сюда опять.

Взмахнув руками, взвизгнув, обезьянка
К подруге новой села на плечо.

- Керкоп, меня жди завтра спозаранку.
Лепёшки принесу тебе ещё.
А вот для Гиппо... даже и не знаю...
Я принесу сухого тростника!
Пора, друзья, мне. Я вас покидаю.
А завтра приходите. Всё, пока!

Нам одиночество печаль и скуку копит,
И червь его съедает часть души.
Но слишком молода ещё Родопис -
Найти себе друзей она спешит.

Идёт, несёт она бельё в корзине.
Над ней вдруг появилась стайка птиц -
Голубки - те, живущие в низине.

"И чем же привлекла я голубиц?"

Придя домой, Родопис вышла в сад,
Где стайка небольшая ворковала,
Но девушку к себе не подпускала -
Зерно склюют и тут же шмыг назад.
Зерна Родопис протянув в ладони:

- Кто посмелей? С тем буду я дружить.

И голову то так, то так наклонит.
Одна нашлась и стала подходить.
Вокруг ладони ходит всё, воркуя,
Но не спешит клевать она зерно.

- С тобою подружиться лишь хочу я.
Как на тебя глядят другие, но...
Вас много, только мне одна ты рада,
И не боишься поклевать из рук.
Тебя, голубка, буду звать Плеяда***.
Давай же зёрна клювом стук-постук.
===
*Родопис - розовощёкая (греч.)
**Керкопы - хвостатые (греч.). В древнегреческой мифологии карлики (или два брата-карлика).  За свои постоянные обманы  Зевс превратил керкопов в обезьян.
***Плеяды - семь дочерей Атланта, превращённые Зевсом сначала в голубок, а потом вознесены на небо.