Бумага всё терпит.
И крутит,
и вертит
за тонкой
бумагой стекла
мокрый снег.
Рисует и лижет,
то - пятна нанижет,
то - делает жиже
свой бег.
Хотелось же льдинок,
упругих снежинок,
скрипучих - и нежных,
как пух.
Всё тише, всё тише...
И снова услышишь -
умолкнув,
изменится слух.
И слушаешь даты -
что были когда-то,
и трогаешь смолкнувший звук,
касаясь отважно
завесы бумажной
меж каждым - и важным.
Не вдруг -
узнать, вскинуть - пальцы,
струной, сердцем,
вальсом,
Кассандрой, не знающей
троп
в грядущее,
что-то
скользнет - мимо ноты.
И станет прозрачным стекло...
куда переходит
тот свет,
что исходит -
от близости
теплой плеча...
где скрыт
во вселенной
тот треск неизменный -
что вскользь
обронила свеча...
Мелькают снежинки,
спешим мы, смешим их
своей бестолковой возней
без слуха и толка
летают осколки
у вечности вновь за кормой.
всё тише. всё тише.
услышишь. услышишь...