Однажды мальчик лет восьми
Гулял по городу с отцом
И умолял его: – Возьми
Меня в волшебный магазин…
И в тот же миг светлел лицом,
Как будто взглядом грусть гасил.
Отец меж тем туда и шёл,
Но сыну сразу не сказал;
И вот, пройдя ещё квартал
И миновав культурный холл,
Они вошли в шикарный зал…
Там было много красоты,
Дышавшей тайнами чудес:
Картины, птицы, и цветы
На фоне пламенных небес,
Тела людей в плену зеркал,
Как будто ставших частью льда,
А с отдалённых диких скал
Лилась поющая вода.
Игрушка также там была:
Весёлый гномик с рюкзаком;
Куда смотрели сын с отцом,
Туда она сама и шла.
А на прилавке под стеклом
Лежало множество вещиц –
Игрушки, звёзды, странный слон
Среди каких-то дивных лиц…
Счастливый сын оцепенел,
С улыбкой глядя на товар…
И вдруг конкретно обомлел,
Увидев сказочный футляр…
– А это что? – спросил отца
Пытливый мальчик в вихре чувств;
И плыл в ответе продавца
Секрет таинственных искусств:
– О, это дивные очки, –
В них всё что есть – ещё живей!
В них – все далёкие близки,
И нет врагов и палачей…
– Вы мне позволите взглянуть? –
Оторопев, спросил отец;
– О да! – ответил продавец,
И, вскрыв футляр, дополнил суть:
– О чём подумаете – вмиг
Исполнят чудные очки;
Ну, например: Вам нужен шик, –
И тут же все дары близки!
Но, откровенно говоря,
Они имеют связь с умом –
Какие мысли в Вас горят,
Такие взгляды за стеклом…
Отец надел очки и стал
Оцепенелым, как в лесу…
Он тут же снял их и сказал
С живым упрёком продавцу:
– Но в них всё – в розовых тонах!
Похоже на бесплатный сыр…
И продавец изрёк: – А как
Хотите видеть Вы наш мир?
На то и доля волшебства
В таких чудеснейших очках, –
Чтоб не болеть от воровства
И чуять мощь в своих руках…
– Однако… В этом есть посыл… –
Опять задумался отец;
И встрепенулся чуткий сын:
– А можно мне? И продавец
Ответил мальчику: – Надень…
И сын в момент надел очки:
– О, сказка! Чудо… Вечный день!
И нет ни страха, ни тоски…
Так молвил мальчик лет восьми,
Надев чудесные очки,
И вдруг сказал отцу: – Возьми, –
В них даже думки все легки…
– Вот это да, – добавил он,
Очкам даруя вновь приют;
– В них – всё, как в сказке, будто сон
Влетает в мир, и все поют…
Отец кивнул и заплатил
За уникальнейший товар,
И осторожно положил
В пакет загадочный футляр.
– Удачи вам! Больших побед! –
Сказал учтивый продавец;
– И Вам того же! – был ответ;
И выйдя в мир, где нет чудес,
Взял сына з; руку отец.
Когда они пришли домой,
Счастливый сын воскликнул: – Мам!
Волшебный мир – всегда живой!
Да-да, я видел это сам!
На сына чутко посмотрев,
Она ответила: – Ну да,
Я тоже верю в этот блеф,
Но стынет свежая еда…
– Ну вот, опять… – промолвил сын
И на отца направил взор;
Отец, замлев, как от росы,
Покинул кровный коридор…
И, с сыном в комнату войдя,
Он распечатал плен футляра,
В котором стыла не еда,
А ломовые окуляры…
Счастливый сын надел очки
И стал разглядывать в окно
Людей, что были далеки,
Как будто был в немом кино…
Но и в кино такой сюжет
Никто увидеть бы не смог:
Там бомж – как денди был одет,
И ласков был огромный дог…
«Какая странная игра! –
Подумал мальчик изумлённый;
«Нам всем меняться тут пора» –
Сказал бы мистик умудрённый.
Отец меж тем сел на диван
И пульт направил в телевизор;
И многоплановый экран
Овеял комнату сюрпризом…
Сын тут же молча подошёл
И на диване притулился;
Он видел очень хорошо,
Что в телевизоре творится.
Скандальный выпуск новостей
Напряг отца, потом – и сына;
Там жгли насильники людей,
И в кадре шли не только спины…
Но оптика волшебных линз
Давала странное явленье,
Как если б вдруг сказали «плиз»
Взамен щиту сопротивленья…
В экране были бандюки,
А мальчик видел идеалов –
Людей, – волшебные очки
Лишали зрение скандала, –
Вся п;гань в оптике сгорала…
Был мальчик также удивлён,
Когда увидел супер-шоу
С большим количеством имён
И пустотою за душою.
Но не позёров он узрел,
А настоящих вокалистов,
И натурально каждый пел,
Не имитируя солистов…
«Но может быть лишь у меня
Такие странные виденья?» –
Подумал сын, и, линзы сняв,
Отдал отцу чудес творенье.
Отец, кивнув, надел очки,
Переключил опять программу…
И в жанре западной тоски
Увидел монстров, как баранов…
Они спокойно шли на нож,
Хотя куражились, храбрились;
Но вместо наглых зверских рож
Ягнята в шоке колотились…
А сын был рядом, видел суть,
И говорил отцу на диво:
– Сейчас для монстров будет жуть.
Ты видишь, папа? Месть правдива…
А дальше – круче шли дела,
Похоже, линзы «жгли» программу,
Где вместо жертв – перепела,
А всё богатство – в куче хлама.
Отец был в шоке: О, храбрец –
Неискушённый покупатель!
А хитроватый продавец –
Слепой невинности каратель…»
«Невероятно!» – думал он, –
«Такое просто невозможно;
В очках таится некий сон,
Внедряя мистику подкожно…»
И он отважился, рискнул
Привлечь жену к такому делу:
«Ну мы ж – родные, взять отгул
На кухне можно, лишь умело…»
И он тихонько подошёл
К своей любимейшей супруге:
– Не хочет ли прекрасный пол
Увидеть радугу в синюге?
– А ты не тронулся умом?
Такое выдать – нужно спятить, –
Жена ответила, но в том
Был тайный смысл – чтоб сил не тратить.
И муж вручил ей те очки,
Что всё паскудное сметали,
И вылепляли из муки
Невероятные «хинкали»…
– Взгляни на мир, ну хоть разок, –
Сказал супруг, – Но осторожно…
Я долго в них ходить не смог,
Для дам же – всякое возможно…
Жена, откинув прядь волос,
Надела розовые линзы…
И тут такое началось,
Что всякий нищий стал бы принцем…
Она смотрела не на мир,
А как-то сквозь него – в пространство,
И комментировала вмиг
Свой пируэт живого транса:
– Я вижу терем, дерева,
Ну да – наш вид родного сада!
Какая чудная трава…
Там наша родина без ада!
– А ну-ка, дай-ка я взгляну…
– Да не спеши, ты не увидишь, –
Ты смотришь только на страну,
А нужно брать в глубинном виде!
– Да, ты мудра не по годам, –
Ответил муж, обняв супругу;
– Не льсти, хитрюга, знаешь сам,
Как размыкать облаву круга…
Забрав очки, он вновь ушёл
В свою гостиную с диваном,
Где сын скучал и был прикол
С невероятнейшим экраном.
«А может мы сошли с ума? –
Подумал он, взглянув на сына;
И тут его накрыла тьма, –
Тяжёлой памяти трясина…
Он был солдат своей страны,
Не подставлявший спину пулям,
Служа на фабрике войны,
Где все конвейеры свихнулись.
Но выжил он, простой солдат,
Оставшись воином сознанья;
Нам погибать тут не велят
Определённые заданья…
Он понимал, что если смерть –
То нужно быть простым, как птица,
И сделки с нею не иметь,
Чтоб под прицел не возвратиться,
И чтоб потом не врать себе
И тем, кто стыл в одной засаде;
И он мечтал лишь об одном:
Наполнить душу Небесами,
Чтобы опять увидеть дом,
Где нет печали ни о чём…
Не жали берцы, грел бушлат,
И командир себя не прятал;
И каждый воин был бы рад
Не стать ловушкой для снарядов.
Но этот мир сошёл с ума
И не искал в сердцах надежды,
Как будто скорбная зима
Оделась в мрачные одежды…
Внезапно был объявлен враг,
И тормоза война сорвала;
Полно в истории атак,
Кому-то ж их казалось мало…
И понимал любой боец,
Влетая в эту «мясорубку»,
Что есть овраг, и есть свинец…
Но кто раскурит «мира трубку»?
В чём суть вражды всей, наконец?
Он, воин, видевший немало,
Вдруг осознал с грозой в глазах:
Война бесшумно продолжалась,
И подтверждение – в очках,
Что украшали мрак финала…
– Пора наверно отдыхать, –
И мама там уже скучает, –
Сказал отец; и сын опять
Забрал очки: – Поставьте чаю,
А я ещё тут посмотрю –
На что способны эти линзы…
– Ещё часок тебе дарю, –
Сказал отец без укоризны.
И он ушёл в свой кабинет –
Додумать всё и сделать вывод;
А сын решил найти ответ
В очках, чтоб было всё правдиво…
А в свойствах тех волшебных линз
Таился некий тайный пеленг, –
Они и в транс вводить могли,
А иногда – как будто пели…
А иногда внедряли мысль,
Натуру голосом тревожа:
«Большим желаньям покорись, –
И станет действие возможно…
В них явной опцией таилась
Другая доля волшебства,
Она в извилинах дробилась,
Таща из голоса слова:
«Для человека в этом мире
Не может быть учителей!..»
«Кому ж учить игре на лире?
И камни как сдвигал Орфей?
Зачем купили Буратино
Большую азбуку? И кто
Напишет новые картины,
Не обучаясь? Это что?
И как же школы, институты,
Преподаватели искусств?
А доктора нужны кому-то?»
И мальчик сбросил этот груз…
Он снял очки оцепенело
И рассказал про всё отцу…
И тот решил закончить дело –
Вернуть покупку продавцу…
Он этой ночью видел сны, –
Непостижимые, живые,
Как будто люди всей страны
Очки надели ломовые…
И лился розовый покой
На отдалённые руины,
А пепелище, став травой,
Опять украсило равнину…
И вдруг вдали взошла волна –
На отдалённом побережье,
И чудной музыки полна,
Она росла, природу нежа…
И вдруг волна вошла в людей
И в них стихийно растворилась…
И мир похож стал на музей,
Где всё без мук остановилось…
Преобразил виденье сон,
Явив пространство звёзд несметных;
И тот простор со всех сторон
Взрезали яркие кометы.
Но люди в розовых очках
Руками радостно махали –
За птиц, паривших в небесах,
Они кометы принимали…
Вдруг сон иной открыл простор,
Для восприятия полезный, –
То был янтарный коридор,
И он заканчивался бездной…
Но человек в крутых очках
Спокойно шёл по коридору,
Как будто чуял он не страх,
А упоение простора…
Он словно плыл по янтарю,
И, подходя к началу бездны,
Вдруг обнимал собой зарю,
Как принимает подать бедный…
Но сон виденье растворил
В неописуемых картинах,
Где человек лишь тем и жил,
Что был для ближних командиром.
И если кто-то блефовал,
Ломая суть игры помпезной,
То сей же миг очки терял,
И становился бесполезным…
Но вот – из розовых тонов
Соткался облик негасимый, –
То был живой Свидетель снов,
Владевший действенною силой…
Он сделал жест, взмахнув рукой,
И сновиденья испарились…
Отец проснулся, но покой
Ему кошмары не дарили…
Рассвет онежил мир, и вот –
Пришла пора быть настоящим –
Без чудодейственных забот,
Без линз, иллюзию творящих.
И всё ж отец решил взглянуть,
Как говорится – «напоследок»
На мир в очках, менявших суть,
Чтоб сожалений впредь не ведать.
И он опять очки надел
И меткий взгляд в окно направил,
И в тот же миг оцепенел,
Как будто влез в игру без правил…
Как только оптика очков
Нашла стабильным поле зренья,
Лавина огненных столпов
Предотвратила фронт смещенья.
Фокусировка чутких линз
Преобразила суть пространства,
Как будто с неба сорвались
Волшебных звёзд протуберанцы…
И чудотворная волна
Накрыла розовой лавиной
Сквозной периметр окна
С обзором улицы невинной…
Он одарил обзор терпеньем
И вдруг увидел – чуть левей
Массивный мусорный контейнер,
Как шоп бесплатный для бомжей.
Он был железным и блестящим,
С весёлой вывеской: «Спецшоп»;
И весь казался настоящим
Для неухоженных особ…
«Вот это да. В них и рабов нет», –
Отец подумал, – «Ну очки!»
И продавца тираду вспомнил:
«В них – и далёкие близки…»
Он снял очки, умерив пыл,
И презентабельным футляром
К тем чарам доступ перекрыл,
Что означало – петь о старом…
«Чудн; всё это» – думал он,
«Нигде такого не встречал я…
Но сын… Он слышал странный тон…
Не кодировка ли звучала?
Зачем вся эта мишура?
Кому-то ложь необходима,
Чтоб не нарушилась игра,
Что держит мир неуловимо…
И люди больше просто спят,
Хотя и действуют мобильно;
Но гипнотический заряд
Спокойно гасит мощь извилин.
И кто же автор всей игры?
Вопрос хороший, будем думать…
Приятен душ после жары,
И в тишине – отказ от шума…
Отец оделся, взял футляр,
Присел, подумал – на дорожку;
И возвращать пошёл товар,
Так возвращают «неотложку»…
Но продавца он не нашёл
В большом волшебном магазине,
Он осмотрел и важный холл,
Но был один, как морж на льдине…
Он вновь прошёл в большой отдел,
Держа в руке футляр с очками,
Но продавца всё ж не узрел, –
Как видно, тот крутил делами.
Прилавок, полный волшебства,
Стоял красиво, как и прежде;
За ним виднелась голова –
Девица, полная надежды.
И он подумал: «Жизнь права,
Не зря грузило я готовил;
Волшебна здесь лишь голова,
И мощь магическая – в слове…
Предусмотрев нежданный пыл,
Волшебно связанный с очками,
Он тот футляр утяжелил
Большими длинными винтами…
Покинув дивный магазин,
Он нервно вздрогнул, как от шока,
И хоть гулял теперь один,
Заговорил вдруг отрешённо:
– Да, этот мир не так-то прост…,
Он миновал кафе, аптеку…
И, вышел на безлюдный мост…
И, осмотревшись, бросил в реку
Футляр, хранивший чудеса,
Точнее – розовые линзы.
И вдруг услышал голоса,
Как будто звуки укоризны…
Они будили странный шок,
Он это чувствовал и плакал;
Так на обочинах дорог
Бросают кость чужим собакам…
Но стихла буря голосов,
И он напрягся, словно в битве,
Поскольку вновь увидел всё
В волшебной, розовой палитре…
«Да, этот мир – как тайный суд…» –
Подумал воин осторожно, –
«А если вдруг очки всплывут?
Ведь с ними всякое возможно…»
Но было свойство «сохранять»
В очках расширенного действа, –
Они умели исчезать,
Даря суть оптики владельцам…
И наш герой продолжил путь,
Не постигая жуткой тайны,
Внедрявшей ложь в сквозную муть,
Где озарения случайны…
Что за мотив без волшебства,
Собой поящего округу?
И он познал дух торжества,
Увидев сына и супругу.
Они шли в булочную… Знак
Поймал отец в семьи сближеньи;
И тут же он ускорил шаг,
Овеяв радостью движенье…
Но непредвиденный конфуз
Сковал без грёз отца и сына:
Лежал на улице мужчина,
И вид его был мят и пуст…
«Зачем лежит здесь манекен?» –
Отец подумал, озарившись;
«Сей человек лишился стен?» –
Подумал сын, остановившись.
И мать, растерянно смотря
На «человека-манекена»,
Оцепенела, как паря
Над бездной, жуткой, откровенной…
– О Боже! – молвила она,
– Он молодой, одет по моде…
– Куда же катится страна?
Что происходит-то в народе?
И сын взял з; руку отца
Интуитивно и печально…
И тут отец отверз глаза:
То человек лежал, реальный…
Внезапной вспышкой выбив сплин,
Отца догадка озарила:
«Сгорела фальшь коварных линз,
Что в мозг ту оптику внедрила!..
Сильна энергия детей!
Мой сын, реальности хранитель…»
Он весь застыл, а глубь очей
Отяжелил исток открытий…
Силён энергией финал,
Отец усвоил взгляд свободы;
Он позже сыну рассказал
Про суть очков и мощь природы.