Течёт металл, и каменеют реки там, где несётся с кличами Охота, деревья гнутся, будто бы калеки, и далеко за мили слышен топот коней двугривых и крылатых вепрей, дыханье мрази – предвкушенье смерти. Луна прикрыла сморщенное веко, не хочет видеть, кто судьбой помечен, кто будет схвачен/высосан/раздавлен, кто не вернётся до полночи в хату, а возвратившись, будет биться в ставни и чёрной кровью у порога харкать, не преступив оград из грубой соли – от человека мало что осталось, теперь он тьмой и чернотою болен, клеймом горят в предплечьях знаки тайны.
Ему не дам в церквях поминовенья [как и другим скитальцам на дорогах] я, Королева древних откровений. Не будет тризн под звуки грозных рогов, не будет плача и венков из маков – коль тела нет, к чему тогда обряды? Теперь он – стражник мой, хранитель магий, и станет выть по-волчьи ночи кряду, мне будет доставлять живые души. В награду – королевская улыбка.
Самайн грядёт – и тени длиньше, уже, а грань миров тонка, худа и зыбка.