Я оставил забытыми сотни пустых святынь,
возжигая благовония пустоводных тел, -
и с проклятого языка катилась анафемская латынь:
De mortius aut bene aut nihil...
Смотри, как на сводах капелл возрождается немая тьма,
идёт трещиной по хребту и исправляет деисусный лик,
Что был на крестах, когда человеческая чума
Окольцовывала сердце в иудов крик...
По фарфоровым станам источается чешуйчатый изгиб,
аспидные звенья переламывают завет, что по любовным венам тягучим цианидом,
И лимб
открывается в зрачках - как ослепительный свет...
В моем теле -
Пересечение сотни былых легенд,
триады потухших планет и лиры неба,
Мы не говорили на языке вендетт,
а искали благословления в истоках чрева,
Что было вспорото и истекло словами поэтов,
Чернилами на крови отдавших себя земле,
По которым ходили короли и люди первых рассветов,
Впитала в себя истории на ребре...
Из которого были сотворены храмы и ступени Иерусалима,
Омывалось слезами убиенных собственным злом.
Выпей до дна кровь Христову, а плоть пусть останется хранима,
Как хранит нас к друг другу стальным мечом,
Что возлагался на наши пустые рамены,
И я каюсь здесь, Господь, пред тобой,
Что пускай будут молитвы твои сокровенны,
Запечатаны ихором, замолвлены искариотной чертой...
А согрешения слабых станет блуждающим лейтмотивом,
голосом, что будет отпеваться беспросыпной воде,
Как слабы наши взгляды перед тьмой, и ломаемся болью ретивых...
По ланитам стекают горячие слёзы, втора шепчет: Ab omni obscenitate...