Дождливый зимний ветер моет окна.
Такой суровый, видишь ли, декабрь.
Давно уже душа от слёз не мокла,
Пусть так и будет. Будто старый кадр,
Потёртый, с пожелтевшими краями,
На плёнке, что прокручена назад,
Под шляпой с обгоревшими полями
На миг воспоминания глаза
Мелькнут во тьме отчаянно знакомо
На оборотной стороне души.
Вот кто-то в сталь со звёздами закован,
Как будто бой один принять решил.
А вот играет флейта над рекою
И чьё-то имя провожает вдаль,
И берег дышит грустью и покоем,
Пока опять не зазвенела сталь.
А вот в ночи, для августа холодной,
В кольце суровых масок и речей
Согрел чужой и теплый плащ походный...
И снова песня струн или мечей.
А вот мелькают мёртвые страницы
Писавших мир и живших в нём порой.
Те строки разлетелись, будто птицы -
И мира больше нет, и пал герой.
А вот ещё, и кадры чуть новее,
В них голоса, привычные теперь.
И пусть от них уж магией не веет,
Но в эту память не закрыта дверь.
А вот, смотри, тут грязи по колено,
А выше грязи чистые сердца
И вера в мир, любимый и нетленный,
И в верный путь от грязи до венца.
А эти кадры, видишь? Не тускнеют,
И город где-то далеко внизу,
И вера в жизнь, и в сердце чуть теснее...
И ветер невзначай смахнёт слезу.
Нет, не мою, то зимний вечер плачет.
Такой суровый, видишь ли, декабрь.
Мы рядом. Мы сейчас. А это значит,
Мы в вечности, а не случайный кадр.