На улице Зима ведет людей на бал
А я иду впотьмах, туда неприглашенный.
Нам дружно обещают пришествие Христа,
А я лишь чую ветер прокаженный.
Привет, мой Бог! Куда же ты пропал?
Не виден был твой лик несколько столетий.
Ты глянь вокруг: тревога, кутерьма, —
Кружат вокруг меня, как истинные леди.
Мой Бог, моя душа, неистово пища,
Пытается найти выход из-под плети.
А наш "пророк" из радио торжественно вещал,
Как чудная страна весь мир отважно вертит.
Он утверждал, что мы, //божьи рабы//,
Поднимемся с колен в этом поколении.
Исписаны уже газеты все до дыр,
И интересно мне, кто в эту чушь поверил?
Ответ, однако, здесь, — в мерцании светил, —
Я слышу возгласы толпы — патриотичны;
Я вижу пир во время гибельной чумы,
И вижу наяву все крыловские притчи.
О, да, мой Бог! Народ встает с колен,
Ведь это действие, //ура//, неотвратимо.
Вот только видно мне стадо овощей,
За лжевеличие душой что отплатило.
Святая простота! А люди без конца
Все верят, верят, верят в телевизор.
На нашей почве выстроен неплохой плацдарм:
Верховного Вождя нимбом наградили.
А я устал смотреть, но действовать нельзя,
Ведь быстро "истребит" гражданская система.
Зачем идти туда, куда никто не звал?
Тем более туда, где никто не верит?
Но, закрыв глаза, я смело рисовал, —
Мирок свой ясный, светлый и нетленный.
И, кажется тогда, — любая высота
Возьмется смелым и крутым напевом.
Не верю я давно в пришествие Христа,
Не верю, что судьбой останусь прокаженным.
Надеюсь только что, родимая Зима,
Возьмет и сдует всех на бал неприглашенных.
И загорится светом этот дивный мир
И развеет прах над океаном шумным.
Слетит с Вождя тот грубый и фальшивый нимб,
И станет, Бог ты мой, твой лик неописуем.
Ну а пока бесславно, прожигая дни,
Мы на дне останемся безвыходных глубин.