О наследниках Сталина.
Однажды много лет назад
(я был студентом института)
Попался как-то на глаза
Один журнальчик пресловутый.
И там был стих “Дитя-злодей”
Поэта Жени Евтушенко.
Я прочитал его, затем
В письме стихами дал оценку.
Меня, конечно, упрекнут:
К поэту? Так? И без почтенья?
И пустят в ход и бич, и кнут,
И водопад нравоучений.
Оставим форму в стороне,
Свои на то соображенья.
А этикет известен мне:
Я не предстал пред ним невежей.
И вот теперь, спустя сто лет
С его стихами вновь столкнулся.
Вот предо мною на столе
Лежит листок, чуток свернулся.
Стих отстучали на машинке,
Наверно, третий экземпляр,
Под старую эрзац-копирку,
Что прочитать почти нельзя.
Написан стих давным-давно,
Под впечатлением событий.
О них ни в теле, ни в кино
Как это было, не добиться.
О том, как выносили гроб
В полночный час из Мавзолея.
И почему не грянул гром,
Вождя наследники жалели.
И верил искренне поэт,
Что жуткий год не повторится,
И слал правительству совет
С эпохой той навек проститься.
Но разве сам он знал тогда,
Что руль страны наследник держит,
И что ушедшие года
Возобновят Хрущёв и Брежнев.
Но почему поэт молчал,
Когда потом, спустя лет десять,
Во всех торжественных речах
Наверх вздымались горы лести.
Поэт писал свои стихи,
Купался в славах-гонорарах.
И вышел из воды сухим,
А кто-то сгнил навек на нарах.
Сейчас себя ударил в грудь:
-Я был в истоках Перестройки!
Не позволял передохнуть,
Писал о совести я сколько!
И тридцать лет назад ещё
Читал стихи я против культа.
И Первый секретарь Хрущёв
Мне аплодировал как будто.
Увы! Всё правда! это так!
Он клялся в вечном беспокойстве.
Но годы шли, и наш мастак
Сгубил свой богатырский посвист.
Да, чтобы Сталин не воскрес,
Взывал к нам с пламенною страстью.
Но тяжким оказался крест:
Невыгодно бороться с властью.
Нас заставляли “Целину”
Читать и слушать на уроках,
Молиться новому царю,
Петь славу новому пророку.
И называли Ильичом
Его придворные холопы,
И даже лился пот ручьём ,
Когда мы начинали хлопать.
А он медальками звенел,
Довольно челюсть отвисала.
И водку пить давал взамен
За честь ему, хвалу и славу.
О Боже, жгёт нас до сих пор
За фальшь и ханжество застоя
Дурной мучительный позор
И стыд за рабство крепостное.
Кто мы? Всего лишь пешек строй.
Где нам укажут, там и встанем.
И начался не с нас застой.
Его затеял новый Сталин.
Но глупо мы раскрыли рты,
Когда Хруща попёрли с трона.
Слетел начальник с высоты,
Но взгромоздился сразу новый.
Конечно, он – не тот размах,
Куда до первого пигмею!
Но ведь при нём один казах
Достиг в разгуле апогея.
И ведь при нём один узбек
Творил свои афёры с хлопком,
Провал представил как успех
И не одну судьбу ухлопал.
И академика при нём
Услали к чёрту на кулички.
Могли и в сумасшедший дом
И даже дальше по привычке.
За слово честное в тюрьме
Не одного от глаз сокрыли,
Не одного в вонючей тьме
За правду-матушку сгноили.
Интеллигенция не зря
Бежала в страхе за границу.
В пустые, было, лагеря
Известные попали лица.
И горы лжи нагромоздив,
Судили всяких диссидентов.
Возможно, были среди них
Придурков несколько латентных.
Но ведь не тысяча, не две.
Ну как судить за убежденья?
Не каждый выйти мог за дверь
В желанный день освобожденья.
Зато шагали по Москве
Убийцы мрачные в погонах.
Врывались ночью и чуть свет
И убирали неугодных.
И был ретивый генерал,
Закона первый охранитель.
Людьми, как чурками, играл.
Марксизма ревностный воитель.
Один талантливый поэт,
Журнала толстого редактор,
Спроважен травлей на тот свет
В году давнишней славной даты.
Красивых слов полным-полно
Искусство наше наболтало.
Но ясно стало нам давно:
В них правды-истины так мало!
А сколько фильмов, книг, картин
В чуланах тёмных оседало.
В них недостаток был один:
В них жизнь во всей красе предстала.
И рукопись ложилась в стол,
Пылилась рукопись на полке,
За правду на расправу скор
Любой чиновник был поскольку.
И лишь отчаянный певец
С плеча рубил нам правду-матку.
Его безвременный конец
Постиг в разгаре бурной схватки.
И понял я, куда ни ткнись, -
Повсюду правит клан бесчестных.
Как говорят: такая жизнь!
Какая жизнь – такая песня.
А не позорным ли был съезд,
Когда кричали: наш, любимый!
И возносили до небес
Почти что Бога Леонида.
Он и сидел, как Саваоф
Средь клана избранных немногих.
Лились потоки льстивых слов
О новом добром мудром боге.
А бог уже впадал в маразм.
Одно лишь знал он – вешал звёзды.
А рядом всяческая мразь
Во всей стране травила воздух.
Один талантливый холуй
Писал для бога мемуары.
А боже подпись подмахнул,
Не поделившись гонораром.
И убедили всю страну,
Что этот полководец, вроде,
Однажды выиграл войну –
Так дать ему Победный орден!
Погоны маршала надел.
Портреты всюду, как иконы.
Жаль, не успел прийти тот день -
Напялить царскую корону.
Презрев мораль, утратив честь,
Семейка вся в разгул пустилась.
Ей покровитель, зять и тесть
Дарил и пост, и власть, и милость.
Теряло общество мораль,
Бесстыдству не было предела.
Как врал народу главный враль!
Как испохабил все идеи!
Чему же верить мы должны?
Осталось что-нибудь святое?
Хочу до той поры дожить,
Когда мы выйдем из застоя.
Да ведь и слово-то застой…
Куда уж мягче вряд ли скажешь.
Был культ и был развал простой.
Развал во всём, и с пшиком даже.
Народ всё видел, понимал
И обговаривал на кухне,
И ждал за чаркою вина,
Когда же вождь в могилу ухнет.
Но где дремала совесть тех,
Кто на заре шестидесятых
Гремел, взывал, вещал, свистел
И бил покойников усатых.
Хотел утроить караул
Над той гранитною плитою,
Чтобы не вылез страшный труп,
На горло вновь не встал пятою.
Увы, волшебный звон монет
И не такой схимичит фокус:
Вот был борец, а вот уж нет.
К рублю нашёл желанный допуск.
Теперь, что хочешь, напиши,
Всегда за сборниками давка.
Любые темы хороши.
Про север – во! И про надбавки.
Про маму, бомбу и нейтрон,
Роман о ягодных предместьях.
И пусть прекрасно пишет он,
Но нет уже фрондёрской песни.
Наследник Сталина ушёл,
Ещё двоих похоронили.
В речах товарищ Горбачёв
Не вспоминает их фамилий.
Теперь о Сталине легко
Писать и говорить всё можно.
Летит плевок вслед за плевком.
И мы в вождя плевать поможем.
Теперь известно всё о нём.
Разоблачили мы тирана.
Сейчас совсем его сомнём,
К чертям отправим с матерями…
Жесток он, злобен был и крут.
Но почему мы мирно спали,
Когда лепился новый культ,
Когда являлся новый Сталин.
Какая же из всех причин
Вдруг вознесла другую личность.
Ещё не знаем и молчим,
Гадаем всяко, как обычно.
Мы чутко слушали доклад
О нашем славном юбилее,
Хотя устали мы от дат,
И речи страшно надоели.
Но не сказал же Горбачёв
О культе Брежнева ни слова.
А, может, партия ещё
Сказать о нём нам не готова?
Тогда об этом я скажу.
Уже немного попытался.
Я больше всех себя сужу,
Что лишь недавно разобрался.
Хочу напомнить о былом
Ещё совсем недавнем прошлом.
Дабы бороться с новым злом,
О старом бы знать надо больше.
Вновь чтобы культа рецидив
В который раз не повторился,
Должны мы, честно осудив,
Убить его бескомпромиссно,
Чтобы народ в любой момент
Опасный крен верхов увидел,
Чтоб не попал на постамент
Очередной партийный лидер.
Пинск – Минск. Январь, 1988.