мой ангел
кто учит любви в межсезонье
где облако снеготочит
тревожных бродяжных бессонных
совсем не умевших любить
кто в окна души запотевшей
продышит сердечка печать
подует укроет утешит
и выйдет к порогу встречать
о ком на бесстрастной аллее
рассыпаны точки ворон
и в общей случайной постели
по ком жарко плачет гормон
не вспомнишь когда это было
и даже не вспомнится с кем
но музыки рваные крылья
но ветер в твоем рюкзаке
зарубок оставит на камне
несчетно какое-то бря
прошу не влюбляйся мой ангел
а значит влюбляйся в меня
***
вот-вот
вот до границы лета добежим
где на лугах цикада дребезжит
где ряска у горбатого мостка
и ты идешь на свет меня искать
пусть небо льет холодное вино
тащи бокалы ведра все равно
для поцелуев лучших нет времен
где глаз соцветья и макушки лен
и колоколит смех на всех ветрах
лежит туман на частоколе трав
рука течет по крепкому плечу
не боязно не холодно ничуть
взъерошенную иву клонит в сон
бьет красноперка по воде хвостом
где шепчется про нас с тобой листва
нет одиночества
одни слова
слова
***
стихо-варение
«Варенье пишется и в баночках хранится»
А. Кабанов
у октября промокли ноты,
и птичий оскудел словарь.
и ясень спрашивает кто ты,
но ты не знаешь, что соврать.
стоишь посконный, виноватый,
без четверти бутыль полна.
и на локтях твоих заплаты.
и вся душа твоя – струна.
вибрирует на ля миноре -
аккорд- глоток, аккорд- глоток.
никто пока еще не помер,
хотя стреляет в левый бок.
из всех твоих стихо-варений,
пятиминуток без костей,
вишневое горчит свеченье
на черном омуте страстей.
и что-то пишется такое
что не принять, не осознать.
и слез невыплаканных море
счищает луковица сна.
***
берёзовые сны
когда к тебе приходят, не спросясь,
березовые сны на ножках длинных,
«алё, алё» - выходит ночь на связь
с твоим немолчным, истинным, глубинным.
зажжет свечу - обходит неспеша -
перебирая тощие пожитки,
вот за углом отыщется душа,
заштопанная наспех белой ниткой.
разворошит и переврёт слова:
печаль-пчелой ржавеет на экране,
и жжет язык, но терпит голова -
глагол сорокаградусный в стакане.
всё это сны, ты знаешь, это сны,
когда увидишь снег подслеповатый
идет из непроглядной тишины,
как будто свет сияющий стоваттный.
и стынет луг и тянет ветви сад,
и тонет в нем забытая теплица,
и ты стоишь и не отводишь взгляд
не в силах ни моргнуть, ни прослезиться.
***
серый день с голубым свечением
ничего не знаю, но прощаю,
всем прогнозам, в общем, вопреки -
снег идет беспечен и нечаян
сны клевать с протянутой руки.
это я на улице без шапки -
детству никогда не выйдет срок.
и бежит за мной смешной и шаткий
прямо в сердце - голубой щенок.
голубой огонь в глазах игривых -
мокрый нос - дурная голова.
осень, ты когда-нибудь любила
так, чтоб не расти потом трава?
чтобы о свеченье уколоться,
а на утро в свете утонуть.
и на дне дворового колодца
горечи пригубить по чуть-чуть?
серый день - набросок карандашный.
снег, щенок, айда меня искать!
ангел в теплых тапочках домашних
крутит пальцем прямо у виска.
что с меня возьмешь? когда без сдачи
выдано беспечности с лихвой.
верит сердце истово, щенячье,
голубому свету за спиной.
***
Макушка лета
Макушка лета - бабочки и рожь,
Рассвет, когда еще мы не уснули,
Сплетенных пальцев суетная дрожь
Под взглядом осмелевшего июля.
Макушка лета – холода невстреч
На дне остекленевшего бокала.
Там камушками бьется в речке речь,
И ночь течет, тиха, под одеялом.
И дождь с утра, засланец-казачок,
Ласкает распустившиеся крыши.
Для всех вокруг вибрирует сверчок -
Так сильно, что вселенную колышет.
Макушка лета головы не гнет,
Упорствует: что травы, что отрава,
По осени все будет чистый мед -
Тягучих рос горячечного сплава.
Тут все о ней: о пламенной любви,
Не нарушая правила июля,
Макушка лета, не сдавайся, пли!
Репейника щетинистые пули.
***
Синее
Этот свет, эта тьма, этот плач,
голубая размытая краска,
хватит плакать, нашелся твой мяч
на картине у Пабло Пикассо.
Балансируй, пока на краю
сквозь окошко чернеют вороны,
балансируй - сойдешь за свою
в тупиках подмосковной промзоны.
Шарик вертится, Шарик у ног,
лапы толстые ставит на плечи.
Сколько ласки в глазах у него -
невозможной любви человечьей.
Сколько хватит тоски на двоих,
все раскрашивай утренним синим:
этот мир, этот мяч, этот стих
и татушку у зоны бикини.
Ветер треплет макушки осин,
жизнь пройдя до ее сердцевины,
также льется простывшая синь -
прямо с кисточки Бога - на спину.
***
Предчувствие
на антресолях неба без печали
уложены по рангу облака,
и холодок к осеннему причалу
летит горчащей петелькой дымка.
из дома выйдешь - пропадаешь всуе.
висит у кедрача над головой
такая осень - кто ее рисует
густой сангиной, охрой неземной?
вот пес трусит в оранжевых подпалах,
постигший дзен, не сторожащий дом.
вот пугало под ветхим покрывалом
гремит пустым проржавленным ведром.
садится ворон оглядеть предместья,
к дождю поля готовы и слова,
и пугало колеблет неизвестность,
и на траве лежат стихов дрова.
так тянешься запомнить и примерить
всю осень с первой взятой ноты «до»,
и подставляешь окна, руки, двери
под неокрепший сизый холодок.
***
50 оттенков
иди сюда, смотри как много нот
слетают, задевая за живое,
звучат из всех пустот, со всех длиннот
и только время дело наживное
в который раз показывает фильм
про пятьдесят оттенков золотого,
и мы огнем объятые горим,
но не подумай ничего такого.
взгляд опускает вниз нескучный сад -
где медяки сердец и снов ледышки -
березы щедро сыплют на асфальт
и оголяют белые лодыжки.
и не прервать паденья, не устать,
не отвернуться, сделав дело, сонно.
передаю тебе из уст в уста -
по буквам осень.
медленно.
дословно.
***
марина (морской пейзаж)
о, сколько раз я выживала тут,
бедром качая перышко тату,
на берегу в полмили от прибоя.
был день однажды словом здесь зачат,
где чайки все еще его кричат,
где смерть всего лишь версия покоя.
гуляют волны - ребятня и пьянь -
щекочет нос провинция шампань,
и карты есть, но крыть, пожалуй, нечем.
играет Бог в счастливых нас с тобой
в марине возле неба под чертой,
на молнию застегивая вечер.
***
этот весь август
не считает август цветы и встречи,
щедро тратит звезды – ему не жаль.
август – это вязкое слово вечность –
край дороги, там, где без края даль.
это пыль на содранных в кровь коленках,
тишина уснувших в дому вещей,
молока прилипшая к носу пенка,
верткий луч, сбежавший в дверную щель.
это в поле вызревшая свобода,
зерна веры, лютик, ячмень, ковыль.
и глядящий снизу, вполоборота,
василек невиданной синевы.
дом у речки белый одноэтажный
и в саду и в небе звенящий спас…
… и боишься выдохнуть: как же, как же
этот август весь уместился в нас.
***
Пралетнее
Куда ни кинь, шумит свое ковыль,
Глотая растревоженную пыль,
И в душном небе птиц врачебный почерк.
Показывает время праязык
Весь испещренный язвами грозы
И что-то допотопное лопочет.
Бери шинель, живем последний раз,
Кого-кого, а Бог нас все же спас –
От искушений, хамства и ремонта.
Песок в часах свирепствует тик-так,
Пока еще трудолюбивый мрак
Утюжит честно складку горизонта.
***
Полдень
Неспешна тишина в поселке дачном -
Медовая, тягучая на вид.
И даже слышно, как из тьмы чердачной
Вниз по лучу сбегают муравьи.
Чу, оживает звук в цветочной чаше -
Вибрирующей мантры гулкий «бжжж»
И станет что-то важное не важным,
Пока мы здесь забытые лежим.
Пока наш поздний завтрак недоеден
И синь озер вливается в глаза,
Покажется на том и этом свете
Застыло время в полдень на часах.
Пусть лето, как засвеченная пленка,
Течет себе, течет в себе, сквозь сны.
Я слово подбираю и котенка
И по траве бежит навстречу Сын.
***
Ночь в Токио
Суетится Токио - дочь Киото,
Тянет в небо жилы и этажи.
Приходи обнимать меня, милый кто-то,
Пока мой журавлик бумажный жив.
Говори мне: «сакура», «рыбка», «дева» -
Не сносить и сотни моих имен.
Я одно - то, шелковое - надела
И босая вышла в нем на балкон.
Говори: «любимая», «сука»*, «гейша» -
сладкой сливой в сердце поет вино.
А я буду звезды на небо вешать.
Подавай, пожалуйста, по одной.
Протыкает темень - двурогий месяц,
Луноликий воин и самурай,
Эта ночь протяжней любой из песен,
Только рук горячих не убирай.
***
позови меня лето обратно
на крючок заржавевшей зари
зацепи среди дней перекатных
позови отзовусь забери
подмешай небо пенное к чаю
лей туманов парных молоко
догоняй забирай убегаю
на горячий песок босиком
на живца примани на краюху
испеченного солнца в пыли
пусть коснется голодного слуха
стрекозиная песня долин
обнимай не жалея до хруста
жги созвездья ночных светлячков
и качнется на ножках искусство
одуванчиковых голов
***
Волшебный лес
Рос лес волшебный на пути зимы,
нас прорастал насквозь, трещали мы,
но крепли деревянными плечами.
В зрачках у леса черные грачи,
на сердце беспокойные ручьи
и холодок пугливыми ночами.
Смотрел с небес Господь, нахмурив бровь,
и говорил: вот пища, вот любовь,
ладонь большую ласково подставив,
берите смерть, печаль, ячмень, горох,
растите через боль, чертополох
и в облака макушками врастайте.
И мы росли, помешивая суп,
с плодящимися мухами в носу,
колючих деток к солнцу подставляя.
Года шумели - колыхался лес,
шла мирно жизнь с картинками и без,
и снег к весне, послушный Богу, таял.
***
не прощальное
как закончилось лето так сразу зима в глаза
хоть всмотрись хоть прислушайся точки тире тире
сыплет под ноги разное бисер и бирюза
сыплет под ноги тихое не поднимай потерь
мир открытая книга где начисто стерт финал
по окуркам считают кто выбыл кому куда
это свадьба поминки бессменный базар вокзал
приезжаешь к концу опять без пяти наугад
не прощайся не надо пусть в титрах клубится снег
пусть ложится не с теми под ноги идет не к тем
если есть там электрик пусть скажет да будет свет
как яичко пасхальное катится новый день
***
Что забыто
"Представь себе, снежинки превращаются в моей любви негромкие слова..."
что забыто, выдохнешь - пар клубится,
из снежинок колких растут слова -
на озерной глади студеной Рица,
где полночных вздохов шумит плотва.
и такая рябь там и глубь такая,
в суете впадающих горных рек.
у любви, я помню, вода живая
и живая я с ней теперь навек.
сколько слов на ветер! бушует море,
а на память выжженный сухостой.
но вода холодная боль укроет
и кто знает, что прорастет весной.
хоть представить сложно, садись, послушай,
придвигайся ближе - вода с виной…
я теперь чудна’я живу на суше
с бессловесной рыбьею головой.