Посвящается моему другу Владимиру Аверенкову (Верёвкину)
Ведь если дружба рождена в невзгодах,
Она сильней всех прочих во сто крат!
Эдуард, Асадов
Пространственный конвертер
Мой друг-читатель, ты ли это?
Пришёл. Фантазии поэта,
забросив суету, прочесть.
Что ж, любопытство тоже честь
для автора. Его страница
словами вся испещрена,
они порхают словно птицы,
щебечут что-то… Ни хрена
в его мыслЯх вам не понятно,
но воду льёт весьма занятно.
Так, со страниц уже поток
сознанье в плаванье увлёк.
В селе Осенево* незримый
искал я истину одну
и жаждой знания гонимый,
познал и ада глубину…
Любил безмерно, ненавидел.
Девиц немало я обидел
отказом от мирских утех,
меня не влёк их звонкий смех…
Науке всей душой отдался;
пространство-время увлекло,
успехов в этом добивался
и продвигался всем назло.
Уже поля подвластны были,
но люди что-то невзлюбили.
(так интуиция подчас
увидит лучше зорких глаз).
Эксперименты подтверждали,
что мы на правильном пути.
Как вдруг электрики зажали
и трудно к формуле прийти.
Но что фанатикам преграды?
Мы все препоны обходили,
и рухлядь собирать любили -
удача грела, как награда.
Собрал прибор… Увы, не мал!
Но, поле всё же искривлял,
и, частоту полей меняя,
пространство-время пробивал.
Но были всякие эффекты,
когда предмет терялся где-то…
И был ещё один эффект:
коль амплитуду увеличить,
то и нейтрино быстрый бег
висеть заставил стаей птичьей.
Но, был июль, жара была,
а мы… прибор включили свой
и лето сделалось зимой.
Мы не желали людям зла.
Мы увеличили питанье,
а амплитуду сократили...
И в параллельный мир пробили
рукой упрямою окно.
Пускай не стойкое оно:
но падал снег, метель крутила
и селеноиды гудели,
а за «окном» луна всходила,
на озере русалки пели…
Дымок поднялся над катушкой,
раздался треск и всё пропало.
Пришлось использовать подушку,
когда проводка запылала…
Но вот рассеялся весь дым
и снег растаял вместе с ним.
Из ниоткуда к нам шагнули,
в перчатках руки протянули
два в чёрном, злобных мужика
к прибору с возгласом: «Кривой!"-
и спорить стали меж собой:
"Я первый прибыл, этот мой…»
Затем схватили провода,
прибор и словно испарились.
Эксперимент пропал тогда.
Но мы упрямством заразились…
Владимир-друг мой закадычный,
(Верёвкин - звали мы его),
помощник верный и отличный.
Потом, оставил одного.
Да, жизнь тяжёлая наука…
Терять друзей такая мука,
пусть далеко, не навсегда.
Без них летят уже года.
Но, я отвлёкся, мой читатель.
Друг Вовка всюду помогал,
он как и я поэт-мечтатель,
но звёзд напрасно не хватал
и микросхемы доставал,
конвертер тоже целью стал.
Бывало трудно так достать
гетин с серебряной фольгой.
Пришлось в аптеке ляпис брать...
А то беда – хоть волком вой.
А провод медный – на обмотки,
так километры. Не короткий!
И что не слышал верно ты:
транзисторы сверх частоты.
Но вот все трудности прошли
и аппарат компактней стал…
Укромный уголок нашли,
конвертер сыто заурчал…
Была зима и холода.
Все не заметили тогда,
что вдруг кругом морозней стало,
в полёте птица замерзала.
Но, что погода! Если мы
пробили брешь на мирозданьи,
исполнили свои мечтанья,
свихнув в познании умы.
В тот мир распахнуто окно:
русалки что-то не поют,
и превратилось в грязный пруд
то озеро уже давно,
и почернел зелёный лес,
увы волшебный мир исчез,
повсюду запустенье, тлен…
Таких не ждали перемен!
Старуха древняя с клюкой
к порталу* бормоча подходит,
переставляя посох свой,
глаз изподлобья с нас не сводит.
"О, демоны-исчадья ада,
чего вам в нашем мире надо?
Зачем заразу принесли
и погубили пол-Земли",-
бормоча в адрес наш проклятья
старуха злобная клюкой
грозила. Страшные заклятья
творила тощею рукой.
Ворвался вихрь и погрузилась
квартира в хаос и во тьму:
мелькало что-то и кружилось,
а что кружилось не пойму...
Мир рептилий
Швырнуло наземь, на песок
и шум прибоя доносился...
Болел ушибленный висок,
протёр глаза я, покосился
на стоны где-то в стороне,
что довелось услышать мне.
И в свете лун (их было две)
увидел Вовку на траве...
Песок отплёвывая, я
к нему по пляжу устремился
(есть настоящие друзья)
а друг, похоже, мой разбился.
В крови у Вовки были руки
и он, испытывая муки,
руками раны зажимал
и с приглушением стонал.
В ноге сквозь джинсы сук торчал
и кровь по капле источал.
Мой друг в беде! Что делать мне
и как тут помощь оказать...
и стон раздался в тишине.
По ходу, вспомнив чью-то мать,
ему сказал, терпи Вован...
Я сук извлёк, упершись в ногу,
рывком извлёк, не понемногу,
кровь потекла из рваных ран.
Рубаху с треском я порвал
и ногу быстро бинтовал.
Уже зашла одна луна,
вторая в океане мылась,
лизала бок её волна,
заря тихонько народилась.
Шумел прибой и пели птицы
в лесу за нашею спиной.
Вот брызнули светила спицы
на лес что высился стеной...
Но, вскоре замолчали птицы,
хруст сучьев слух мой известил,
что кто-то, прячась, подходил.
О ужас ночи, может снится
толь динозавр, толь крокодил!
В шипах тяжёлая десница
и тело тоже всё в шипах,
глаза-зрачки по вертикали
и веки белые мелькали.
Он потихоньку к Вовке крался,
мечтая плотно закусить,
А Вовка полз и извивался,
стал в крике помощи просить.
Что сделать мог я, безоружен,
какой же из меня боец.
Я сам, увы, ещё контужен
и жду, когда придёт конец,
когда закончится весь ужас.
А Вовка... Больше не кричал,
его трясло и он молчал
и ждал нелепейшей развязки,
что не придумать даже в сказке.
Трёхпалой лапой "крокодил"
к траве Вована придавил
и пасть открыл, чтоб друга съесть
(зубов, рядов наверно шесть)
и стал "бинты" с ноги срывать...
Легко штанину он порвал.
Слюна сочилась меж зубов,
язык раздвоенный мелькал
и вновь из ран сочилась кровь.
Он наклонился и язык
в кровоточащуюся рану
уже не глубоко проник
(да, зверь подобен был гурману)
ещё немного задержался
и меж зубов затем убрался.
Пришелец тряпки подобрал
и к ранам на ноге прижал...
Он встал на лапы и пошёл,
а я смотрел на зверя спину:
фигура в латах из хитина,
в шипах защитные пластины...
Трёхпалый след в глубь чащи вёл.
Владимир, друг мой закадычный
сидел в разодранных штанах,
курил и сплёвывал привычно.
Плескался страх в его глазах.
Сидели и молчали мы.
Чуть одаль ствол гнилой валялся,
Владимир встал и зашатался,
хромая, двинулся в холмы,
Но не дойдя, присел на ствол
и взглядом чуждый мир обвёл.
Взошло косматое светило
и осветило странный мир:
луна уж в волны опустилась,
что о прибрежный камень бились
и кроны бриз зашевелил.
Холмы поросшие кустами,
скрывали трели ручейка.
Друзья от жажды изнывали,
как божий дар была река.
Мы поднялись и, ковыляя,
сквозь редкие кусты пошли,
холм потихоньку, огибая,
под свод растений забрели.
В ложбине влажной и тенистой
ручей бежал и влагой чистой
блестел и зайчики играли...
И мы вдвоём к воде припали.
Но отдышавшись, отдохнули,
и снова к ручейку прильнули.
Напившись, мы не уходили,
свой взгляд невольно обратили,
что камне выбиты ступени,
их закрывали плотно тени.
По лестнице спускался он,
пришелец страшный, молчаливый.
Как видно, поменял фасон:
повязки бедренной извивы
закрыли чресла - моветон...
А в лапах он держал мешок
за неширокий ремешок.
Так, иногда касаясь веток,
он приближался не спеша.
И трепетала вновь душа
в заблудших в этом мире "деток".
И вновь мне голову сдавило,
Владимир тихо застонал -
пришелец с раной колдовал
и чем-то вязким заливал.
Мешок открыв, достал рулон
зелёный лаково-блестящий,
забинтовал неспешно он
и зафиксировал скользяще.
Разумен он, в чём нет сомненья.
Чудны же Господа дела!
Иль это страшное творенье
природа тоже создала?
Мы вновь, читатель мой, продолжим
событий этих череду,
но описание отложим
природы. Эту красоту,
читая классиков, и я
абзацы пропускал - "природу"
и, понимая вас, друзья,
спешу к динамике похода.
"Медбрат" повязку оглядел,
Владимира легко поднял
и по ступеням зашагал.
И я собою овладел,
с опаской их сопровождал.
Тропа в лесу была крутая
и по камням, корням, шагая,
я спотыкался иногда.
И билась мысль: за чем, куда?
Тропа ещё раз повернула,
поляну светлую открыв,
и троица на свет шагнула.
Пришелец, Вовку опустив,
к сооруженью подошёл.
Мне ж показалось: это ствол
какого-то растенья тоже,
но больше он на гриб похожий,
а толщиной был, верно, с дом.
Переливаясь жёлтым светом,
каким-то был живым при этом.
Пришелец подошёл к соЗданью
и лапу к стенке приложил,
как диафрагму вход открыл.
И вновь: давление в сознанье,
похоже в "дом" нас пригласил.
А может он скормить нас хочет
и приглашает как еду?
Я в это чудо не войду -
стучала мысль как молоточек.
Но "крокодил" вошёл в провал
и в глубине его пропал.
Вдвоём. Остались на поляне.
Мы озирали чудный лес.
- Пришелец вряд-ли нас обманет,
к тому же он внутри исчез.
Тут "птица" с дерева слетела
с рядом с нами тихо села,
защебетала, поскакала
и... на Владимира напала.
Схватив булыжник из под ног,
его метнул я, столь умело,
что поразить ту птицу смог.
И, затихая, билось тело,
пыль поднимая из под крыл,
я вновь булыжник подхватил,
прилётную добить решил...
Но тут, вмешалось привиденье:
в мой мозг ударила волна,
и состраданья, и смятенья
и сильной жалости полна.
Наш друг шипастый подбежал,
и быстро "птицу" в руки взял.
И как любимого зверька
к груди прижал созданье это
и ранку смазывал при этом.
Осмотром занятый пока.
И мы смотрели, Боже правый!
- Ведь это тоже симбиоз!
Ответ нашёл на свой вопрос:
Пришелец я! И след кровавый
я в этот мир сейчас принёс.
Но "птица" - с кошку, два крыла
уже раскрыла и взлетела.
- Как быстро всё же ожила.
Булыжник спрятать захотелось...
Пока чепе происходило,
созданье форму поменяло
и на поляне той стояло,
не то совсем что раньше было.
На стенке здания возник
нарост,как будто трутовик,
а рядом выросли при этом
три гриба словно табуреты
и сверху рос наростыш крыша,
и вот уже веранда стала.
Всё это золотом играло.
С подносом сам хозяин вышел.
На стол поставил он поднос.
Чего там только не принёс!
Какие фрукты, чудеса!
Таких не знали небеса.
Как это чудо описать,
что на столе горой лежало
и опасенье доставляло...
- Не то что есть, а страшно взять!
Вот крапчатый мохнатый плод
хозяин отправляет в рот,
а он пищит и красный сок
с зубов стекает на песок.
Мы с ужасом за ним следим
и неподвижные сидим...
Как пренебречь гостеприимством?
С опаской тоже взял я плод.
- Пусть и противно, притворимся,
авось без крика в рот войдёт.
прохладный, не колючий
на ощупь и весьма упруг,
а на зубах скользил "живучий"...
Но, воздух выпустился вдруг
и сок приятный и тягучий
рассеял быстро мой испуг.
Плод: как фруктовый мармелад
с зефиром нежным и какао.
Меня приятно удивлял он,
весь этот вкусов водопад.
Владимир, выпучив глаза
за мной и зверем наблюдал,
икнул с испугом два раза...
А я, другой уж уплетал.
Ещё Володя посидел,
на нас с опаской поглядел,
послушал звуки, аромат
его дразнил... Как я был рад,
когда красивый сизый плод
Владимира окрасил рот
багряным соком. Пели птицы.
И хорошо втроём сидится:
- Пусть наш приятель словно гад
шипаст и зелен, но радушен,
снаружи только маскарад...
Стереотип уже разрушен!
Во так, встречая по одёжке,
Мы ум его не замечали...
Но после помощи, кормёжки
благожелательность признали.
Я, после сытного обеда,
сидел в тени и размышлял.
- Наш друг из хищников и это
уже давно не криминал.
Здесь эволюция вмешалась,
рептилиям ума дала.
Природа мудрой оказалась,
другой дорогой повела.
Цивилизация рептилий
не техногенная была.
Владимир, в этом нет сомнения,
повязку трогал и чесал.
Затем, не выдержав мучений,
отклеив край, её смотал.
Кровь не текла, была сухая,
закрылась рана наконец-
остался розовый рубец.
Смола шипела исчезая.
Ушёл хозяин молча в дом,
немного побыл и вернулся
с ещё одним в руке плодом.
И вроде даже улыбнулся.
Не улыбался лучше б он -
дракон и в Африке дракон!
В трёхпалой лапе щёлкнул плод
и черешок открылся сразу,
и вот на рану сок течёт,
смывая кровь, как по заказу.
Мой друг в волненьи произнёс:
Как здорово - икнув при этом,
расчувствовавшись (хлюпнул нос)
до глубины души задетый.
В глаза уставился "дракон"
и в голове моей поплыло...
Сказать хотел мне что-то он,
но духу, вроде, не хватило.
Шипастой , мягкою рукой
он нежно взял моё запястье
и в дом повёл чудесный свой
толь к радости, а толь к несчастью.
Светились стены, потолок;
тепло и влажность волновали.
Завёл за ширму, иль полог,
где шланги быстро вырастали
у ниши что была в стене
и знаком лечь предложил мне.
Меня уложив одного,
он липким голову изгадил
и шланги к темени приладил.
Ушёл. И больше ничего!
В мозгах провал. И сколько спал
от Вовки после я узнал.
Мой сон глубокий, забытьё -
часов 16 в этой нише.
Гудело "демона" жильё,
метались сполохи по крыше.
А я лежал: толь жив, толь мёртв,
из головы торчали трубки,
на белом ложе распростёрт
безжизненно как муха в кубке.
Но, Вовка бросился к нему,
его вопрос звучал резонно:
Какого чёрта... почему...
ты отрубил его... позорный...
А "демон" не ответил Вовке
и щупальца, отклеив ловко,
набрал "смолы" и шлем создал
и мне им темя увенчал...
Я просыпался тяжело.
Ещё видения метались,
а мысли в голове стучали...
А в стену что-то уползло.
Хозяин тихо подошёл
И "фляжку" молча протянул
(я сразу кнопочку нашёл)
и сок прохладный отхлебнул.
По телу вниз прошло тепло
волной, все члены омывая,
И боль, бесследно исчезая,
как дуновеньем унесло.
Почувствовав, настало время:
я встал, ещё довольно шатко
и тут почувствовал, что темя
покрыто пластиковой шапкой.
Я "шлем" сорвал и хлынул шквал:
мыслей, и образов, и знаний...
Я зашатался и упал,
и потерял опять сознанье...
- Приятно на полу лежать,
покрытом тёплым и упругим,
когда склонились рядом други.
Приятно... друга сознавать.
Глаза закрыты. Размышляя,
лежал и думал что к чему:
ворота к аду или раю
открыл "дракон" в моём уму,
как жить мне с этим даром дальше
в миру где зло и много фальши?
И я надеюсь, что мой мир
ещё не раз скитальца примет,
ещё не раз жена обнимет,
закатит "по приезду" пир.
Я угадал, что с двух сторон
меня под руки подхватили
и притворился, выдал стон...
Опять на койку положили.
Уже с меня снимают шлем,
тут я почувствовал, что знаю
и мысли "демона" читаю
легко, без всяческих проблем.
Да, знать и чувствовать другого -
восторг и в тоже время страх.
Как описать вам в двух словах.
Слова слепы, бессильно слово!
До этого впотьмах ходил,
а тут внезапно свет залил.
Руками голову прикрыл
и стали мысли "зверя" тише.
Назад легко он отступил -
уже слабее мысли слышу.
За эти краткие мгновенья
я много нового узнал.
О, лишь хватило б вдохновенья
вам передать тех знаний шквал.
Так эволюции каприз
родил средь ящеров бездумных
венец развития "разумных".
Что для природы не сюрприз.
Средь хищных ящеров умом
один из видов отличался,
не обременять себя трудом
эволюционировать старался.
Себя кроил он генетически:
животный и растений мир.
И мутагенный вид развития
взорвал общением эфир.
Их связь не звуковой волной,
электромагнитной оказалась
(от предков "ящеру" досталась)
её налаживал со мной.
Поэтому и лжи здесь нет
и на вопрос всегда ответ
правдивый приходил и точный.
Мир развивался непорочный.
Учёные умы планеты
геномом лихо управляли:
грибы- жилища вырастали,
маршрутки-ящеры летали...
Все были в "термоткань" одеты,
Что вырастала с детских дней
и были в симбиозе с ней.
Но, были и средь них мутанты_
"немые" от рожденья дети.
Тогда научные таланты
создали усилитель этим.
Чем и меня мой друг снабдил,
он родничок во лбу открыл,
и усилитель подключил.
Читатель мой,в повествованье
быть может много описаний,
так: анатомии, мутации,
природы дивной красоту,
и ум туземцев,их таланты,
их доброту и чистоту.
Но я отвлёкся: мой читатель
ждёт продолжения сюжета.
О ты, бесстрастный наблюдатель,
прости за отступленье это.
И так, сидели мы втроём.
Веранда солнце заслоняла,
прохладой с моря овевало...
Повествование ведём.
Пока сидели мы в тени
и наслаждались созерцаньем
за время нашей "болтовни"
текли мне знания в сознанье.
Сеанс закончен: всё знакомо,
как будто нахожусь я дома.
Друзья весёлые со мной
сидят под древнею горой.
Владимир только, беспокойно
поглядывал порой на нас,
но вёл себя вполне пристойно.
Ведь этот "зверь", от боли спас!
И тут я Вовке изложил,
что мысли динозавра знаю,
и убедил, по мере сил,
что словно другу доверяю.
Блестела дома позолота,
твердила птица свой мотив.
Наш "ящер" вызывал кого-то,
диапазон волны сместив.
И словно ураган промчался:
крылатый ящер показался
и к приземленью приступил,
крылами кожистыми бил.
Поляну вихрем шумным скрыло.
Химера страшная была
и, опираясь на крыла,
к нам неуклюже подходила.
Мой друг когтистою рукой
погладил морду ей, лаская...
Попробую скупой строкой
я описать, она такая:
в размахе метров 25ть
и увенчали крыльев локти
большие и кривые когти,
зубов во рту не сосчитать.
Химера брюхом на песок
легла и засопела тихо.
Уже не вызывали шок,
кошмары из сознанья психа.
Завр ловко сел в «кабриолет»
и руку слева вставил в нишу.
где управления секрет.
Я приглашенье Завра слышу
и (никаких сомнений нет)
я сел к водителю поближе.
Володя рядом примостился
и крепко в поручень вцепился.
Поднялся вихрь, и мы взлетели:
над лесом, островом и морем
и островок растаял вскоре.
Лишь крылья тихо шелестели…
Над горизонтом вырастали
громады гор, на пиках снег.
Над ними ящеры летали,
и водопады рыли брег.
Завр сообщил, что нам одеться
непомешает потеплей,
и здесь поймаем, чтоб согреться
«плащи». Мы к радости моей
спустились на цветущий луг,
к снегам отправились пешком,
что расплескались молоком
по склонам далеко вокруг.
Тут надо сделать отступленье
и рассказть вам про «плащи».
Читатель, сохрани терпенье,
с меня за краткость не взыши.
Плащи – семейство грызунов
модифицированных генно.
Так гордость здешних мастеров
была поистине бесценна:
была одеждой, ноотбуком
и инструментом и защитой,
и консультантом по науке…
в лаборатории пошитой.
Землятрясение случилось,
Часть образцов сбежало в горы,
там одичали на просторах,
их поголовье расплодилось…
Мы будем брать их «на живца».
Живцом... я буду, несомненно.
В засаде будут два ловца
сидеть упрямо и бессменно.
Пришли и посадили… в снег,
а сами затаились в гроте.
Я закалённый человек,
терпенья много на охоте.
Так мы сидели два часа.
Я замерзал: стучали зубы,
не слушались немые губы
и так застыл, что не дрожал,
и потихоньку засыпал…
Сквозь белый иней на ресицах
Я за плащами наблюдал:
они толпились… Может снится,
что терпеливо ожидал?
Так я тихонько умирал,
но мозг сигналы подавал…
Вдруг кто-то тёплый и живой
Меня обнял и согревая
заледеневшего собой,
в цветущий луг унёс, слетая.
Но появились Завр и Вовка,
пытались плащ стянуть неловко,
но я не дался потому,
что подключился он к уму…
И мы пошли к седым снегам
для друга Вовки плащ добыть.
Как повезло-то в этом нам:
не нужно далеко ходить...
Плащи нестройною толпой
стояли в селевом потоке,
который придавил жестоко
плаща под глыбой ледяной.
Все разлетелись кто-куда,
один придавленный остался,
на нас уставился, боялся,
и боль терзала иногда.
Мы с Завром встали встороне,
А Вовка камень в руки взял
и глыбу в щепки разбивал,
круша, в горячечном огне.
Плащ, распластавшись, трепетал.
Плащ был чуть жив, его тепло,
последней каплею стекало,
на льду рубином замерзало...
Но быстро всё произошло:
Владимир на руки поднял
плаща, дыханьем согревая,
руками к телу прижимая,
от ледника уже шагал.
Индивидуальный птерозавр
на горных травах пасся, ниже
Мы подошли, уже поближе,
плаща Володя согревал
и что-то ласково шептал.
Плащ не большой, на килограмм
с косматой шерстью тёмно рыжей
лишь шевелился вяло сам,
и кровь сочилась бурой жижей.
Котомку Завр с плеча достал,
открыв, иголку, вынул нитку.
Плаща из рук у Вовки взял
и быстро починил накидку.
Затем мы вместе, рядом встали.
В плашах у Завра и меня
«Побеги» быстро вырастали
и, кровь по ним плащу гоня,
его, как будто, оживляли.
Но вот процесс восстановленья
закончен, «трубки» убрались,
вдохнули в бедолагу жизнь.
Мы с Вовкой были в восхищенье.
Мы по лугам цветущим шли,
их запахи и красота пленяли,
а горы снежные стояли
и окаймляли пол земли.
На птерозавре мы взлетели,
край горный этот, покидая,
плащи поодаль, провожая,
не отпускать уже хотели.
Садиться в море солнце стало,
и золотом гора блистала,
что вырастала впереди.
Площадки были «на груди»
у этого большого дома,
носили роль аэродрома.
Вокруг леса, куда ни кинь
ты взгляд, их мощные жилища
и рассекают неба синь
драконы – транспорт городища.
К одной из башен подлетев,
мы на площадку опустились
и крылья сильные сложились,
и мы вошли в открытый зев.
Диванчик вырос из стены,
из пола стол и лавка тоже.
Не, вызывая больше дрожи,
плоды уже водружены
на стол в посуде «золотой»
блестевшей тонкой красотой.
Поев, расслабились слегка.
Плащи на жёрдочке сидели,
на нас внимательно глядели.
Вздымалась шерсть на их боках.
Наш друг зубастый плащ свой снял
и в ряд со всеми посадил.
Ему беззвучно приказал,
чтоб информацию залил
плащ в дикарей, что как наседки
нахохлившись сидят на ветке.
Всего секунда, и плащи
уже все знания скачали,
с шеста слетели и пропали
в лесу. Напрасно не ищи.
Тут надо сделать остановку,
сказать, что мне общаться с Вовкой
приходится как прежде словом
громоздким, что вообще фигово.
Поэтому по мере сил
ему я «речь» переводил.
Мы всё надеялись, что плащ
его способности разбудит.
И Вовка как все «люди» будет.
Как говорил уже я выше:
наш Завр прокачен был как все,
живя в прибрежной полосе,
был лесником. И мы опишем
их анатомию потом
легко заточеным пером.
Известно, что у динозавра
два мозга: задний, в голове.
И мыслей будет сразу две,
что выбор есть всегда, пожалуй.
Мозг в голове коммуникации –
связь, чувство и интуитив,
а нижний мозг - вся информация,
соединял оператив.
Откуда это всё узнал?
-Так Завр мне знанья закачал,
когда в беспамятстве лежал.
Втроём сидели на террассе
и наслаждались тишиной,
беседуя, по местной связи
электромагнитною волной.
Вдруг из стены шагнул туземец,
он чуть пониже Завра был,
и разноцветный плащ носил.
Я, повинуясь нашей теме,
чуть опишу, по мере сил.
Похоже самка перед нами
стояла, на пришельцев глядя
и, обхватив живот руками,
была от нас в большой досаде.
Она беременна была
и пополнения ждала.
Завр, нежно за плечи обнял
и в дом повёл свою супругу,
и горячо про нас пенял,
дивясь напрасному испугу.
Пусть «червяки», но нет в нас яда,
помочь пришельцам тоже надо.
Как каждой тваре на земле,
и мы нуждаемся в тепле.
А этих «мерзких слизняков»
он опекать и впредь готов.
Свою я чувствовал вину,
что так вот, вторглись в семью эту.
Пора покинуть вышину
и опуститься на планету.
Мы сами делаем судьбу,
порой скрепляя неумело,
и в дождик пишем планы мелом,
так силы тратим на борьбу.
Мы слепо, очи закрывая,
о двери лоб свой разбиваем.
В судьбе подсказки есть всегда,
и люди верили в приметы,
и осуждали их за это…
но применяли иногда.
Не ждёшь от жизни перемен
И бац, ещё «сюрприз» взамен.
Так мы, не ведая подвоха,
расслабились весьма неплохо
и, наслаждались красотой.
Шёл разговор у нас простой.
Как вдруг протаяла стена
и из стены шагнули трое.
В «руках» штуковина одна,
на нас направлена она…
Оружье, чую, боевое.
Как понял я: Из змей оно
когда-то было создано.
А мутагенные те гады
плевались очень сильным ядом.
За нашу жизнь не дам полушки!
Через Вай-Фай допрос вели.
Держали стражи нас на мушке,
движенья наши пресекли.
Что мог лесничий предпринять!
Нам депортация грозила
(у погранцов - оружье, сила)
нам оставалось лишь стоять.
Они к стане нас оттеснили,
проём открылся, в глубине
светились стены как в огне,
переливались и лоснились.
Назад солдаты отступили,
вход закрываться тихо стал.
Две тени быстрые мелькнули,
за нами ринувшись в портал.
Очнулись мы. Темно и сыро.
Осклизлый пол. Лишь кое-где
нога каменья находила,
журчало, капало везде.
Я подал голос: Вовка, где ты?
Боясь, что не дождусь ответа.
- Да здесь я, здесь – и понемногу
всё ближе слышу. Слава Богу!
Мне с другом горе – не беда
и друг поддержит нас всегда!
И в темноте рука родная
уже за плечи обнимает.
Успокрение несёт.
Мы были вместе и в пещере,
как будто бы светлее стало.
Свет призрачный струился еле,
местами искрами мерцало.
Тут Вовка пять шагов прошёл,
следы сиянья оставляя.
Всё ярче блеск свой разгорая,
куда-то свет в глубины вёл.
Что было делать?! Мы пошли.
Над головой, с боков и снизу
грибы сияния росли –
природы чудные капризы.
Грибы - тусклей, но воздух свеж,
уж впереди светлее стало.
И сердце, полное надежд,
в груди не билось, трепетало.
Уже не шли, ползли. Нора
была узка как у бобра.
Свет резанул мои глаза,
как будто сваркой ослепило,
и по щеке моей скатилась
от боли крупная слеза…
Здесь лето было, в чаще леса.
Внизу, журча, текла река.
Нора темнела у пенька,
откуда, так похож на беса,
мой друг протискивал бока.
А рядом, на сосне сидели
плащи… живые. В самом деле!
С осины листья смачно ели.
Спустившись вниз, на берегу
мы грязную одежду сняли,
помыли и прополоскали.
Мы дома? – билося в мозгу.
Повсюду были подтвержденья:
наш лес вокруг, такой родной.
В душе такое наслажденье
вернуться всётаки домой.
Одежда сохла на кустах,
светило жарко припекало.
Поляна кое-где в цветах,
трава немятая стояла.
Стрекозы юркие сновали,
порой недвижно застывали,
вновь мельтешили над водой
и разбивали мошек рой.
Блестела золотом река,
журча струёй на перкате.
На голубом небесном плате
цепляли кроны облака.
Здесь всё дышало чистой негой…
Мы в омут прыгнули с разбега.
Вода прохладная, живая
в жару так тело охлаждает,
струями влажными ласкает
и грязь с души моей смывает.
Плескались, радуясь как дети.
Как хорошо же жить на свете!
Но отдыхать нам не пристало,
оделись, вдоль реки пошли.
У нас под ложечкой сосало.
Вдруг вершу видим на мели.
В ней окуней торчало шесть.
Ура, нам будет что поесть!
И вспомнил, как отец мой ел
сырую рыбу на закуску.
Я на рыбалке сам умел
селёдку делать очень вкусно.
Но специй нет и соли нет…
Съедим живыми на обед!
Поели. Отряхнули крошки,
поднялись, далее пошли,
прошли ещё совсем немножко
и ноги к устью привели.
Опушка леса и река,
сосновый бор стоит стеной
у нас с Володей за спиной.
Мы видим мост издалека…
Как добирались мы до дома?
Проблема эта всем знакома,
кто в глушь России забирался,
где нет дорог среди полей,
но много грязи и колей,
тот по дороге той ругался.
Природа наша величава,
поля окрестные, леса.
А летом здесь, какие травы!
Какая дикая краса!
Мы добирались, как умели,
пешком до трассы добрели,
там на попутку в кузов сели
и нас до дома довезли.
Уж месяц дома. Полон рот
тут накопилося забот.
Мы телевизоры чинили,
другие вещи бытовые.
Способности свои скрывая,
в плащах порою выходили.
Старались, людям помогая,
но всё же часто их пугали:
ещё вопрос не прозвучал,
а я уж бойко отвечал.
Уже в деревне средь старух,
пополз про нас недобрый слух.
Нас видели в лохматых бурках
(порой в жару ходили мы)
«Видали этих полудурков,
свихнули грешные умы»