Целуя кусок трофейного льда,
я молча иду к огню.
А. Башлачев
Больше огня, меньше сомнений!
Н. О.
И когда по ошибке зашел в этот дом
Александр Сергеич с разорванным ртом,
то распяли его, перепутав с Христом
и узнав об ошибке днем позже.
Б. Г.
1.
Подари мне прекрасный танцующий день,
чтобы ветер тонул в заповедной воде
и в блистающих солнечных пятнах.
Мы в нелепых попытках сбежать от земли
переходим посменно на мат и верлибр
(вот второе — совсем неприятно).
Пусть всегда ты готов к бесконечной зиме
и завален бессчетным количеством смет,
все в итоге приходит внезапно.
Бесполезно стучаться в закрытую твердь.
Запуская себя по застывшей Неве,
вытекаешь из жизни по капле.
Яркий праздничный нимб примеряет фонарь,
и за парой проследует новая тварь —
наплевать, что ковчег недоступен.
Ты играешь в царя головы и горы,
потихоньку готовишь направленный взрыв,
проводки зачищая под лупой.
Но в итоге опять получается пшик.
Ты прокисшую кожу пытаешься сшить,
а король-то по-прежнему голый.
Не осталось в запасе хороших примет.
Слишком долго шел звук, и рассеялся свет,
беззастенчиво выжжен глаголом.
Сам себе удивляясь, прощайся легко.
Дуракам, слава богу, не писан закон —
остаются пустые страницы.
Все вокруг заверте… — то ли брейк, то ли вальс…
Компиляция года сложилась в слова —
кроме них, ничего не случится.
2.
Будут у твоей зимы
длинные гудки.
Яркой листьев хохломы
дни так коротки.
Незаметно ляжет снег
где-то в декабре.
Кто вчера летал во сне,
может постареть.
Есть на кухне сладкий чай,
соль и черствый хлеб.
Очень просто замолчать
на пустой земле.
Сверху смотрит желтый глаз.
Темен небосвод.
Тот, кто там, забыл про нас,
но еще живет.
Полночь бьет 12 раз —
жалости не жди.
Если вспомнит он про нас,
вынесет вердикт.
Пальцы в рукавах согрей.
День заносит в дрифт.
Закрывай глаза скорей.
Бог с ним. Не смотри.
Набирай неверный пин.
Скоро станет лед.
Ляг под ним и долго спи,
словно все пройдет.
3.
Год разбухает, сжирая прогноз погоды.
Нет никакого завтра. И нет вчера.
Ты составляешь фразы, как мастер Йода,
и собираешь вещи — давно пора.
Брось в чемодан ботинки, штаны и шапку,
хлыстик, перчатки, нитки, кастрюлю, дом,
все, что смешило, что заставляло плакать,
все, что случится после и было до.
Брось в чемодан картины, планшет и книги —
мы ведь интеллигенты, куда ж без книг.
Сверху снежинки падают, светлолики, —
ты упакуй их тоже, хоть толку в них…
Брось в чемодан прогулки, мосты и слякоть,
все разговоры ночью за жизнь и смерть,
паспорт, страховку, бусы, флакончик лака,
запах сирени, навык считать в уме.
Все, что звало, манило, сияло, пело,
все, что казалось важным таким, что ах…
Пару рубашек, которые ближе к телу.
И не забудь про нежность, печаль и страх.
После, когда придавишь коленом крышку,
щелкнув замками, прижми чемодан к груди.
И продолжай движенье, покуда дышишь…
С этим вот скарбом. Просто иди. Иди.
4.
Птицы, рыбы, звери, люди,
кучевые облака —
все сгустилось в странный студень,
и пуста твоя рука.
И неровно сердце бьется.
Холодна твоя постель.
В голове заходит солнце.
Все вокруг тебя — не те.
Все внутри тебя — чужие:
внучка, Жучка, дед с ружьем…
Видно, плохо сторожили —
вот и плачут о своем
переменчивом собрате.
В гипнотических глазах
на руинах геростраты
пьют целительный бальзам.
Плачь и ты, нелепый мальчик
со стеклянной головой.
Очень трудно ведь иначе
доказать, что ты — живой.
Без расчета на удачу
мир вращается впотьмах.
Просто чей-то файл в аттаче.
Просто божьей кисти взмах.
5.
Даже не грустно, а так — чепуха, ерунда,
нечто, куснувшее быстро за ребра ладоней.
Так оставайся здесь, что ли, уже навсегда —
если бежать, то тебя непременно догонят.
Даже не страшно, а так — отголосок, звонок,
полузабытый сигнал МТС, «Мегафона», «Билайна».
Ты, отбиваясь от рук, все сбиваешься с ног,
что не мешает, однако, заняться делами.
Кстати, они все куда-то идут и идут —
очень возможно, туда, где пылают закаты.
Только бы лишнее надо послать в Катманду.
Или подальше — чтоб вряд ли вернулось обратно.
Лишнее, лишних... и проще, и на пол присесть,
и погадать: на воде, на монетках, на гуще.
И осторожно по будням закидывать сеть,
по выходным подъедая улов наш насущный.
Да, о любви... э-э-э... а сказать-то и нечего, фак.
Если и чувствуешь, жаба озвучить задавит.
Если и чувствуешь — лучше останется так:
недоозвученным, в горле запрятанным, да ведь?..
Вот и молчи, и молчи, и молчи, и молчи.
В день — как на праздник, а в ночь — как в дешевое шоу.
Вяло брыкайся среди объективных причин,
периодически кайся и жми на reload.
Это твое, все такое родное твое
(кстати, все лишнее можно послать в Гваделупу)
распидорасит тебя, заполняя объем...
Вот и рифмуешь, поскольку без рифмы — ну слишком уж глупо.
6.
Усмирись под знаком «Стоп»,
где не нужен свет.
Время зиму пить взахлеб —
выбора-то нет.
Наливай ее в стакан —
хороша со льдом.
Снег пытается сверкать,
проникая в дом.
Руки тянутся к огню —
на холсте очаг.
Санта обещал: «Приснюсь!»
Обманул, мудак.
Кто-то плачет, кто-то ждет,
кто-то бьет в набат.
Было «над», а стало — «под».
Видимо, судьба.
На расправу год не скор —
тянется цейтнот,
в монохромный монитор
превратив окно.
Слишком долго объяснять
правила олдскул.
Небо падает, звеня,
прямо на башку.
Птичьи получив права,
верим в красоту.
Бесполезные слова
гаснут на лету.
Все стараешься учесть,
кто, почем, когда…
Видишь — тихо, низачем
падает звезда.
7.
Самое время для криков, салатов, песен.
Можно из рукава извлекать туза.
Мы повстречались на остовах старых лестниц,
мы попытались вспомнить, что значит «вместе»…
И элегантно сделали шаг назад.
Самое время нелепо просить прощенья,
но чувство ритма сложно вменить в вину.
Можно опять попробовать стать мишенью,
только вот небо сильно натерло шею,
камень волшебный тянет Му-Му ко дну.
Самое время думать… но нафиг думать.
Будет, как будет, а логики вовсе нет.
Просто расслабься, просто отдайся шуму.
Белые ночи пестуют черный юмор —
так улыбайся, лежа лицом к стене.
Самое время поставить на кон пластинки.
В бешеном ритме по снегу пойдет игла.
Все в шоколаде — прямо как Вилли Винки.
Каждый декабрь — это почти поминки,
якобы повод нарушить господень план.
Самое время соваться, не зная броду.
Там, где был праздник, остался рекламный крик.
Впрочем, и бог с ним… Старую лодку года
мы поджигаем, резко толкая в воду,
зубы сжимаем и просим: «Гори, гори!»
8.
На похудевший календарь
ложится иней ровным слоем.
Застыли время и вода
в густом обманчивом покое.
Ладонь касается щеки,
стремясь погладить ненароком.
Дни идиотски коротки,
а вечера выходят боком.
Так, отделивши свет от тьмы
при помощи настольной лампы,
мы празднуем приход зимы
и заготавливаем штампы.
В попытках сумрак приручить,
опять стреляем холостыми.
Сейчас особенно ничьи.
Сейчас особенно пустые.
Потом, по классике совсем,
пусть вьюга за окном завоет,
завертит в быстром колесе
такое разное живое.
И новогодний пестрый гам,
всем лишним отказав в кредите,
нас разнесет по сторонам,
раздергав на цветные нити.
9.
В изголовье кровати застыл часовой —
в полной выкладке и при оружье.
Это значит, январь присылает конвой,
только вряд ли найдется здесь кто-то живой…
но живой, вероятно, не нужен.
Нас разносят по городу Uber и Gett,
и метро, и маршрутные брички.
Ну, а если по правде, мы — просто сюжет,
просто плод оцифровки, залитый в планшет,
и, к тому же, довольно комичный.
Пусть в серванте пылится нелепый божок,
что пытался быть неотразимым.
Как хорошие дети, мы сядем в кружок,
аккуратно разложим мгновений маджонг,
поболтаем о судьбах озимых.
Сон запрятан в подушку душистым саше —
незатейливым символом дома.
Мир с размаху насажен на глянцевый шест.
Глупый ангел на крыльях рисует мишень,
и всего по десятке за промах.
Где-то там, на одной из далеких планет
(но туда не пробраться без визы),
на беззвучном прозрачном, как воздух, коне
почтальон незаметно стремится к весне,
вынуждаемый ворохом писем.
10.
Мелкий бес и тихий омут.
Резкий ветер. Колкий снег.
Где-то лето впало в кому —
значит, лета больше нет.
Никаких тебе цветочков,
птичек, прочей ерунды.
Можешь — грейся между строчек,
выпускай из легких дым.
Все куда-то мимо мчится,
не разводятся мосты,
и при взгляде на страницу —
приступ снежной слепоты.
Лед останется трофеем
после маленькой войны —
обжигает, но не греет.
Тлеют листья купины.
Мы, как водится, инаки —
человек-противоход.
Вспыхнем, няня. Где же факел —
пусть сомнения сожжет.
Мы привычны к этой фишке —
лишь бы что-нибудь спалить.
Оступился первый лишний
и упал за край земли.
Утром — кофе, летом — сани.
Вот и не о чем жалеть.
Все идет по расписанью,
аккуратно и след в след.
11.
Китайский пуховик — почти вторая кожа.
Петарды взмыли ввысь, но все равно темно.
Уже почти пора. Присядем на дорожку.
Блестит кремнистый путь под блеклою луной.
Невыпущенный джинн из сигаретной пачки
(а ведь его, поди, предупреждал «Минздрав»)
пытался всех спасти, но в ледяной горячке
мы заняли мосты, крафт-паб и телеграф.
На правом берегу горит костер далекий.
На левом берегу — прекрасное нигде.
Из гулкой пустоты мы извлекли уроки,
и старые грехи остались не у дел.
С привычных теплых мест сорвались кони Клодта,
чтоб унестись туда — неведомо куда,
но погрузились вновь в любимое болото,
когда над ним взошла полынная звезда.
Помятое вчера сменилось юным завтра.
Последнее число заверит апостиль.
Давай без предоплат — получим все по факту.
Бессмертный террорист готов поджечь фитиль.
Ах, сколько волшебства таится в зажигалке,
какие чудеса хранит бикфордов шнур…
Прицельно в объектив глядит упрямый сталкер
и ждет, когда с небес объявят перекур.
12.
Январь, встающий на крыло,
уже почти готовый к взлету,
по списку строго выбрал квоту,
а остальных — в металлолом.
На кухне чайник закипел,
создав уютную реальность.
Все показалось беспечальным
в прозрачной ледяной крупе.
Окно забили облака,
даря иллюзию покоя.
Пожалуй, поздно быть героем
и продавать себя с лотка.
Надень носки, залезь под плед,
и книжку не забудь, и чашку…
В карманы распихай отважно
всю радость жизни на земле.
На елке светит огонек,
суля заманчивое что-то.
Такая у него работа.
Он до рассвета не уснет.
Жуешь остатки старых рифм,
и ветер вдруг — почти что южный…
Но этот гололед снаружи.
Но этот гололед внутри.
13.
Надевай-ка перчатки и кутайся в шарф.
Слишком поздно пытаться проблемы решать —
остается немедленно выпить.
Заиграет внезапно небесный «Рамштайн»,
рассыпая всю нотную ересь с листа —
мы окажемся в видеоклипе.
Застегнись — предстоит нам идти на парад.
Даже если не хочешь, настала пора.
Собирай все земное по крохам.
Иногда лучше просто вливаться в поток
и, вдыхая декабрь разорванным ртом,
осознать, что все в целом неплохо.
Все проходит (и надпись в известном кольце).
К облакам нас привяжет тяжелая цепь
с бесконечным количеством звеньев.
Если тронуть ее осторожно рукой,
то в какой-то момент даже станет легко
(это пишем в раздел откровений).
Ближе к ночи нас ждет искрометный салют.
Мы, одетые в шелк, устремимся к нулю,
постараемся сделать красиво.
Дискотека весь мир повергает во прах,
и не все, надо думать, проснутся с утра,
но останутся на негативах.
Старый год ты уже не удержишь в руках —
остается привычно свалять дурака
и, возможно, стрельнуть сигарету.
Среди странных холодных нелепых существ
выживают хранители теплых вещей,
наплевав на плохие приметы.
Ноябрь–декабрь 2017 г.