Путана Лилька, лилипутка,
Была не то чтоб хороша
В постели, словно незабудка.
Порой жалели и гроша
Чуть сверху таксы бросить Лильке,
Жалели ломаный пятак.
А впрочем, было все не так.
Малявы строчила, сдавала все явки, ворам целовала пальцы — куда было деться?
Падала перекрашенной рожей в чистый пушистый снег.
Ведь перед теми, кто видел ад, совсем не страшно раздеться,
Ад — это ад,
Средоточье греха,
Без всяких там жэкэха,
Без мамочки жениха
и ипотек.
Конечно, без ипотек.
Громадина-жизнь —
но Лилька ночами смотрит в одну лишь точку,
Она презирает фашизм,
Курит крепкий пэлмэл и мечтает о дочке.
О дочке с глазами Лильки, бабскими, мутненькими глазами,
С ней будет полегче, together или zusammen,
Броситься в поседевшее, грязное море,
Где некогда думать о рыбах, долгах и о сутенере.
Когда кончается в городе список тел,
Которых она не видела голыми,
Она садится в вонючий автобус с самым дешевым билетом.
И город без Лильки не то чтобы сиротел,
Только бульвары выглядели какими-то полыми,
Лилька уехала — жди дождей, такая была примета.
И Лилька смеется: «Успею еще,
Рожают и в сорок, в школу идут в пятьдесят!
Она не чувствует язв на плотной изнанке щек,
Не замечает, что груди ниже пупка висят.
И Лилька смеется: «С чего у меня вдруг ВИЧ!
Я видела сон — я проживу красиво и долго!»
Лилька, Лавкрафту тоже снилась всякая дичь.
Лилька, возьми этот шприц — я протер для тебя иголку.