Абонент вызывает одиночество
уже одним своим потрёпанным видом.
Кажется, сегодня ему хочется
почувствовать себя позабытым.
Зарытым детским кладом под деревом, находящимся в лесу
в десяти минутах ходьбы, да там и потерянным, утраченным насовсем.
«Хоть бы меня не нашли, хоть бы не быть как и все, хоть бы...»
Абонента всего раздирает на части,
подобно дымящейся пицце.
Он, как звонящий своему заёмщику,
отчасти желает никогда туда не дозвониться.
Мандраж чешет его изнутри ёршиком.
Абонент вспоминает лица.
Два родителей и дядино в прикупе,
десяток из школы дружеских:
кто-то глыкает из горла и не вяжет ни лыка,
остальные в принципе и так были скучны до ужаса.
Пяток мимолётных женщин и две почти постоянные,
но даже с ними хочется видеться исключительно пьяному.
Коллег в принципе не хочется видеть, но приходится,
как в подземном переходе калек каждый день заново.
Гудки закладывают уши, по подлости это приравнивается к доносу.
Насморк протекает незаметно, как холодная, ноябрьская осень.
Хочется повесить трубку на ближайшем суку,
но нет ни провода, ни петли.
Человек снаружи выглядит совсем как тля, ползущая на ветви.
Голос сменяет гудок, но он тоже по сути писк.
День подползает к концу, извиваясь, что василиск.
Абонент, как и он, в грязи существованье влачит.
В динамике слышно шумы.
И абонент молчит.