Продолжение повести
***
По приезде в Омск я опоздала в училище, где учатся на повара, а на шинный завод попала, там же в ФЗО поступила. Подружилась с девчонкой Любой - сверстницей из одного южного района. Через два года к ней на Новый год в деревню поехали. В дороге-то в автобусе и познакомились с двумя ребятами старше нас на пару лет. Мне один из них сразу понравился - бойкий, симпатичный, отчаянный, не чета мне - забитой, пугливой, мордовской девчонке. Новый год я впервые по - взрослому отмечала, впервые поцеловалась в селе Свободном с тем пареньком. "Ну, думаю, судьба моя. Вот мамочка бы порадовалась". В город приехали, знакомство продолжили. Федя мой на товарной станции грузчиком работал, в армию призвали в мае. Я его честно ждала. Потом расписались в Кировском загсе. А квартиру снимать дорого, в общежитии семейных не брали. Ни у него, ни у меня в городе больших перспектив не намечается. Оба деревенские, в деревню же и подались. Решили в то село, что нас друг с другом познакомило - в Свободное, значит.
Устроилась я на ферму коров доить, Федя - кочегарить в школе.
Квартирку нам в саманном бараке выделили. " Вот оно, счастье" - думалось мне. Я долго не беременела - не в этом ли было Провидение?.. Да кто мог читать эти знаки?.. А вот когда забеременела, мой Федя в тюрьму отправился.
Тогда свадьбы в сёлах на дому играли, а кто побогаче - столовую откупал или со школой договаривался на выходные и каникулярные дни.
После одной из таких свадеб, осталось в школьной столовой на второй день гуляний два ящика водки, так вот мой муженёк с дружком эти ящики решили стибрить. Водка на селе - валюта надёжная. Спрятали они свою добычу под кучей угля, на радостях одну бутылку оприходовав. Утром в школе скандал, вызвали участкового. Он быстро дознался: дружок Феди - личность с тёмным прошлым, опохмеляться пришёл в школьную кочегарку, здесь их и повязали. Дали им три года - групповая кража.
Я с дочкой лялякалась недолго, в ясли отдала и на работу свою удойную вышла, кормить - то не кому. Надо ещё посылочки слать было молодому отцу в колонию. Другому бы - урок на всю жизнь. А мой Федя из тюрьмы пришёл блатным, нервным, чифирить научённым, до сексу чрезвычайно охочим. Я с работы приплетусь - тогда трёхкратная дойка была, - а ему - дай да дай. Мне бы отоспаться как следует, домашними, не постельными, делами заняться, а Федька лютует. Он с одной работы на другую скачет, нигде ужиться не может, везде права качает, с начальством цапается, словом, в доме я - главный добытчик пропитания, а во всём остальном - распоследняя. И какими словами он только меня не обзывал, и про место у параши каждый раз напоминал, что я уже и со счёту сбилась. "Вот, - думаю,- вот оно, счастье моё, вот моя лучшая доля-то..."
- Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Что, так и управу на него не нашла?- возмущается Тамара.
- А какую управу я бы нашла? В партком бежать? Так он беспартийный. Родни нет, некому меня защитить, его поругать и отпор дать. Одна я в селе. На работе долго скрывала, да разве все синяки да ушибы на коров спишешь? Вот отсюда и шрам на носу у меня,- Татьяна поворачивается ко мне,- и вот здесь за ухом. Бабы меня жалели, оставляли у себя, когда он пьяный был, а я с дочкой по деревне бегала – где бы укрыться от домашней грозы. Но однажды дозналось про то и начальство - вызвали его в Профком, пропесочили, пообещали отправить в места ему знакомые за издевательства над передовиком труда. Я к тому времени мастерства набралась, в лучших доярках уже числилась. Да и где, как не в работе, утешения искать?
Федька после того ещё больше озлился, но кулаки распускать остерегаться стал. Зато завёл новую моду - пугать меня своим желанием самоубийства. Как напьётся, так ремень в руки и при мне ладит петлю. Я в ногах у него валяюсь, ремень отбираю, полночи с ним прочухаюсь. Он после таких концертов затихал на месяц - другой. И мне передых.
Старшей дочке двенадцать исполнилось, когда почувствовала я, что вновь затяжелела. Федька обрадовался: "Сын будет". Присмирел. На работу устроился, правда, не на центральной усадьбе, где жили, а на отделении совхоза. Но да три километра - не расстояние.
Родилась дочка. Красивая, как Алёнушка с шоколадной обёртки. Старшая дочка - та мамочки моей копия, тоже красавица, а эта - неизвестно в кого. Будь рядом бы моя бабка Фрося, та бы определила на кого из родни она похожа, а я не смогла. И Федька не смог. Ясное дело, нагуляла я,- решил он и поедом стал изводить меня пуще прежнего. Дошло до того, что я с ним малышку оставлять боялась. И пить стал, как с катушек сорвавшись. Это был самый настоящий ад. Он длился год, пока однажды, вернувшись от соседей поутру ( всю ночь у них пережидала пьяный его кураж), не нашла его в петле...
- И на этом вся ваша жизнь закончилась?- спрашиваю я.- Мне думается, что она только начаться была должна...
- Эх, кабы началась... Кому я нужна с двумя детьми? Это деревня, милая. Это не город, где женщина и в тридцать пять ещё молодка. А я давно уже выглядела старше своих лет, такая жизнь с Федькой, явно не омолаживала мой организм. Потом, в деревне - все хорошие, путние мужики при жёнах.
Через несколько лет перестройка по мне, как и по всем нам, проехала, как говорится: «Худое – охапками, хорошее – щепотью». Слава Богу, старшая окончила медицинское училище, у нас на ФАПе устроилась, замуж вышла за местного хорошего парня, со мной в квартире жила. А моей младшей только девять исполнилось. Учить надо, выживать надо при отсутствии зарплаты. То хорошо, что успела я получить квартиру хорошую - своим горбом заработанную и ничем дурным не напоминающую мне прежнюю жизнь.
Своим хозяйством держалась постсоветская деревня, вот и мы так выживали: гуси, куры, порося и корова с приплодом на дворе. Ни о чём постороннем я не думала, только и жалела иногда, что так мне Бог хозяина и не дал, всё одна и одна верчусь.
Но небесная канцелярия послала и мне кусочек счастья.