В этих чертовых топях болот не сбываются карт предсказанья. Я всегда был скитальцем, но вот – все дороги сошлись на вокзале.
Я признаться хочу тебе, мам – и дневник подтвердит мои речи – что не в тех оставался домах и не с теми искал новой встречи. Так растратил душевный запас, холостыми стреляя в мишени. Я молился, чтоб кто-нибудь спас от гарроты, сжимающей шею.
Много миль. Много лет. Много лиц. Я упомнить все вехи не в силах. С горстью чёрной родимой земли меня где только, мам, ни носило. Здесь – последняя станция, мам. На перроне осенняя слякоть, в ней окурки и грузчиков мат. Я в вагоне натопленном слягу – перестуки колёс целый день «возвращаюсь к тебе, возвращаюсь» – отрекаясь от важности дел, от разбитых о рельсы прощаний, от толкучки в больших городах, от промокших под ливнями курток. Я ходил неизвестно куда и вернусь неизвестно откуда. Ты прими меня ласково, мам, и заштопай мне рваные крылья. Ты стареешь, и скоро зима, но она пред тобою бессильна.
Здесь пристанище верное, дом. Починю скоро ветхую крышу. Не хочу только думать о том, почему ты давно мне не пишешь?