Правдивая история

Владимир Голубенко
Эти, ей-богу, правдивые события произошли в канун Рождества в маленьком городке в далекие послевоенные годы, чему я лично был свидетелем.
В небольшом домике жили Бабушка и Дедушка, они воспитывали Мальчишку, оставшегося без отца. И еще в том же домике жили вредный Домовой, а также Святой Николай Чудотворец, который смотрел из иконы в дальнем верхнем углу комнаты на происходящее в домике строгими и мудрыми глазами.
Предваряя основной рассказ, хочу пояснить, что Мальчишка давно убедился в истинной доброте и чудотворности Николая: после очередной озорной проделки, коих было немало, он забегал в комнату, садился на деревянный диванчик под иконой и принимался жевать корку хлеба. При таком раскладе он был недосягаем для Бабушки с ее хлестким прутиком, которая была рядом, но прутик в ход не пускала, вероятно стесняясь Николая.
Вредность же Домового стала несомненной для него после памятного эпизода.
Однажды Дедушка нашел в огороде кусок стекла и опрометчиво попросил Мальчишку выбросить его в ящик для мусора. Тот с радостью согласился, и, конечно же, именно Домовой коварно подставил ножку...
Шрам от пореза в двух сантиметрах от левого глаза стал приметой Мальчишки на долгие годы. А Дедушка плакал, обзывая себя старым дураком и не понимая, что мужчину шрамы украшают; хотя сам воевал еще в Первую Мировую и разрешал Мальчишке потрогать пулю, застрявшую в его ноге с тех времен!..
Но вернемся к нашему Рождеству. За окнами был легкий морозец, снежок сверкал на солнце разноцветными искрами. В натопленном домике царила предпраздничная суета, уютно пахло домашней жареной колбаской, тестом для пирожков и еще всяческими вкусностями. Конечно же, руководила процессом Бабушка. Улыбающийся сквозь усы в предвкушении скорого разговения Дедушка был «на подхвате». В комнате, как раз под иконой Святого Николая, располагалась скромная ёлочка, украшенная пряниками, конфетами и картонными раскрашенными игрушками. Ждали гостей.
— Не путайся под ногами! — прозвучал строгий голос Бабушки, и Мальчишка был отправлен гулять во двор.
Еще надо сказать, он тоже отличался определенной вредностью. В нашем случае это выразилось в том, что, бесцельно побродив по двору некоторое время, он старательно налепил целую горку снежков и принялся из-за калитки швырять ими в прохожих. Одна из попыток закончилась удачно, но «потерпевший» выказал намерение то ли пожаловаться, то ли совершить самосуд, то ли, скорее всего, припугнуть — и это ему удалось.
Тут Мальчишка, признаться, почувствовал, что не готов отвечать за содеянное; сдрейфил и позорно сбежал с поля боя. Далее, в суете никем не замеченный, он прошмыгнул в маленькую спальню, отделенную от гостиной вместо двери лишь матерчатой занавеской, и спрятался в Старом Зеркальном Шкафу, с которым у него давно установились взаимоуважительные отношения. Да и спасительное место под иконой Святого Николая было занято ёлкой…
Через некоторое время до него стали доноситься приглушенные звуки постепенно нарастающей паники.
Городок был «прочесан» вдоль и поперек, все соседи срочно мобилизованы для участия в поисковой операции.
Время шло, и Мальчишка интуитивно чувствовал, что ситуация усугубляется, т.е. наказание грозило уже за «прятки».
Вечером в соседней комнате собрался «военный совет». Обсуждались маршруты поисков, проверка колодцев, наличие проруби в близлежащем пруду и прочие тому подобные леденящие душу обстоятельства.
...Внезапно из Шкафа донеслась шумная возня и послышалось невнятное, но громкое и недовольное ворчание; можно было разобрать что-то о невыносимой тесноте.
Это был, конечно, Домовой, которого Мальчишка боялся не меньше, чем Бабушку с ее хлестким прутиком.
— Тссс! — прозвучало умоляюще... но было поздно.
В зале разом установилась тишина, затем прозвучали тяжелые шаги.
Дверца Шкафа приоткрылась с удручающим скрипом, и... Мальчишка был извлечен на свет Божий жесткой (но не жестокой) рукой Дедушки, которому тут же пришлось защитить его от Бабушкиных поползновений отстегать одно интимное место вышеупомянутым прутиком.
Но страх перед наказанием был несравним с радостью возвращения в лоно семьи. Мальчишка увидел укоризненные, но совсем не сердитые глаза Святого Николая Чудотворца и радостные лица гостей, принимавших участие в розыске. Он с удовольствием вытянул совсем затекшие ноги и тут же почувствовал, что ему срочно надо... Впрочем, это уже не имеет отношения к повествованию.
В заключение скажу, что после этого происшествия вредность Мальчишки поубавилась. Незначительно.
Давно уже нет на свете ни Бабушки, ни Дедушки, а на месте скромного домика построен большой красивый дом, в котором теперь живут совсем другие люди.
Судьба вредного Домового неизвестна, скорее всего он остался жить и проказничать у новых хозяев.
А вот та самая икона находится теперь совсем в другом городе, в тысяче километров от упомянутого в рассказе городка, и изображенный на ней Святой Николай Чудотворец следит теперь за внуком того самого Мальчишки, не менее озорным, и тоже требующим внимательного присмотра.