Служилая скаска казачьего десятника Феодора Левконога воеводе Петру Зимину
Воевода, мил батюшка, Пиотор Соломоныч.
Се, по Божьему соизволению, асударевой нужде, твоему, Пиотор Соломоныч, наказу, соподобихся аз до Троична дни дойтех ко Коям-реке. А со мны служилых людей пять душ, все казаки, да диакон альбасинский Гигеон со дву монаси, Павл и Прокол, да фрязския купчиныя люди, Варвентьян Монопетов, прозвищем Манопет, да Фалалей Шулсов, да раскольников бяху со Белаго Яра седьмейство числом седьмь.
Быша на селении Уйномон, тунгусам есыкуевым пощаша торговати праху пуд, да фузей три, да дёгтю, да ткань фряжску, проса мешков счетом три да муки мешок, вопреждь ны купчины-татарове Адил-хановы побяху, се багметець, Абумумин, Хвалиулов сын, тую цену сбивох. Дву-десетому дни аз до протоки Чапли-реки достигохом, а то дале ко Шипун да Тываткин-протоке.
Се, ны узреша шитик малый, изукрашен срамно, в сем же дощане человеце, яко анкудин, аще скоморох. Егда ны вопросеша «Кто ти еси, человеце?», той же рекох, имя-де ему немчин, Васька Ровенц, аще идоша той немчин, Васька Ровенц, во Благовещъцкий острог, хоща тамо быти ко Ииурьеву дне.
А имох той Васька Ровенц, яко сергач, облатки чудны, кукобовы, чървлены видом, се облачения суть блазеныя, да всака гумаги вощеныя а то и сам сей Васька Ровенц зрим бех яко дву аршин росту ложка чървлена, зряча, недревесна, яко с рыбьего зуба, сиречь вельми легче и в воде не потопех.
Аз же воспросех, что ему до Благовещъа. Той же человеце, ложкой видом, глаголех: «Аз праматерь еси».
Справы же воеводовы при ем несть, ни ярлыка богдыханова не бяху, паще гумаги всецветны. Кликушествовашеся же або кощушеся же зело реча муж немцкий о товарех, коих сопутно не имах. Речения же смутныя немцкия рекоше, яко фряжцы ему вняша, креста же на себе не имах, такожде Отче Ны и Верую проречь избегох.
Гигеон диак же со монаси и раскольными людьми во смущение придоша, и от сего смущения анатаему немчинному Ваське Ровенцу, кощующемуся на матерь во человецех, адамову жену, провозгласех. Якожде из уст того человецеблуда прелести агарянския исходоша аще хула несметныя, сим, понеже казаки взъяришеся, шитик сего немчина, Васьки Ровенца, почали с пещалы уязвляти, а чрез сие той агарянець со шитиком и одеянием белозубовым и неключимыя силы немеческия праматери, чуть вотщи бо не потонушеся, и презелой прытию на бреге очутишеся, во кущех пропадоша, облачение свое, ложку же прелегчайшую по водам влекомую оставлех, се казаки ея уловляша.
Ны же до Кумай-речки идоша четь аще пять ден и торговлю во единой Луговець-крепости со тунгусом именем Пеклавел да со китайчином именем Дунзывей имаша, кто Дунзывей со иныя люди китайския взяша прах сто на десет мер по копейке же за меру всего на десет рубли и гамузом муку со просо на оседьмь рубли и дегтей со колесным маслом на алтын.
Ко сему, во присовокупление, аз прилагох шкур беличех сто десят, соболех шкур пять на десят, лис шесть на десят, очесную чървлену ложку о дву аршин легчайшего рыбьего зуба, да гумаги вощеныя, преблагокрасощныя, дабуза синяя, китайчинския, с Чичикарь-городу, дву на десяти локти, да фунт краснаго чаю.
При сем тебе земно кланяшеся, а Богу да Государю аз вещный авдий еси, Фетька сын Иванов, Левконог.