Вечерний воздух был наполнен той особенной свежестью южного ноября, когда ещё не холодно, но уже немного зябко. Несмотря на недомогание, хозяйка дома решила пройтись по саду. Лёгкое беспокойство, или, скорее, волнение овладело ей. Возможно, это было связано с недавней ссорой с мужем. Шаркая тапками по грудастой листве, задела давно заброшенный казанок с треснутым боком. В сарае недоуменно встрепенулись куры. Галина, внимательней смотря под ноги, побрела дальше, и вдруг невероятная картина открылась её взору... На столе под развесистой яблоней раскинул на пять сторон свои изящные ветви покрытый латунным мхом канделябр. Антон! Старый пройдоха, что он хотел ей напомнить? Зачем вынес в сад этот давно потерянный во времени ажурный подсвечник? Колченогий стол под скрипучим деревом помнил времена гранёных стаканов, но был ещё довольно крепок. Вот тут, за ароматным чаем, заваренным из медного чайника, и строились в юности их прекрасные воздушные замки. А краснодарский чай котировался тогда наравне с цейлонским. Да, были были времена... И ведь ничего не забылось...
Антон подошёл незаметно. Галя слегка вздрогнула, когда её плеч коснулся мягкий плед.
- Галюнь...
- Антон...
Похолодало неожиданно и резко. Ночью выпал первый снег.
Когда хозяев нашли утром, они сидели на скамейке, обнявшись, и снег не таял на их лицах и сомкнутых пальцах...
...
Я тогда был семилетним Антоном-младшим. На следующий день после похорон дедушки и бабушки, глотая слёзы, неуверенно вышел в сад и побрёл к той самой скамейке. Увиденная картина потрясла так, что я перестал плакать. Стоящий на столике канделябр... ярко светился. Он не был зелёным и мшистым, как три дня назад, а, напротив, горел всеми своими завитками так, что над ним словно завис нимб. А под ним... под ним на засыпанном снегом столе резко выделялся тёмный круг, на котором пританцовывали два белых голубя. Я подошёл на расстояние вытянутой руки, но они и не думали улетать. Оглядываясь на меня, моргали чёрными бусинками глаз и продолжали кружиться по столу. Но больше всего меня поразило то, что в их ворковании я почти отчётливо услышал:
"Антон...Антон..."
- Антон!
Я не сразу понял, что это меня окликнула мать. Голуби засуетились и взмахнули крыльями. Хлёсткий порыв ветра пронёсся по саду. Деревья внезапно взметнули ветками горсти колючего снега, и на какой-то миг сад затуманила снежная пыль.
- Мама, я здесь!
Когда мама добралась до меня, осторожно обходя новоявленные сугробы, пара голубей уже таяла в сияющей белизне осеннего неба, а на столе под горкой упавшего с яблони снега ржавел канделябр.