- Сегодня её бенефис. Более трёх десятилетий она пишет стихи. Издала несколько поэтических сборников. Сменила более десятка любовников. Она сама режиссёр своего спектакля. Вечером на неё будут устремлены десятки глаз. На концерт придут её знакомые поэты и барды. Она будет читать свои новые стихи. Барды исполнят песни на её стихи. Поэты и бывшие любовники будут читать в честь неё стихи! - думала про себя Травиата, стоя у гладильной доски с пыхающим паром утюгом. На доске переливаясь, искрясь серебряными и золотыми нитями, лежало воздушное платье, сшитое её знакомой портнихой.
В зале известного столичного клуба собралось много народа: нарядные женщины, пахнущие дорогими духами; мужчины в вечерних костюмах; барды в потёртых джинсах с гитарами. Многие держали в руках разноцветные букеты: розы, лилии, герберы. Официанты метались между столиками, принимая заказы.Травиата сидела за первым столиком с новым обожателем. Скоро зал наполнился, и она поднялась на сцену.
- Дорогие друзья! Начинаем наш концерт. Сегодня мы будем выступать друг перед другом и друг для друга. Все вы знаете мастер сцены тот, кто может закатить грандиозную сцену. Травиата осмотрела зал. За пятым столиком сидел её предыдущий поклонник Подкорытов. Всклокоченные подёрнутые сединой волосы, мешки под глазами от ежевечерних возлияний в попытках поймать музу.
- На сцену приглашается Пётр Подкорытов. Петя! Расскажи нам стишок.
Подкорытов провёл рукой по волосам, стараясь их максимально пригладить, и встал рядом с бенефицианткой. Зыркнул на передний столик за которым лысоватый Егор Пидкуймуха буравил его карими глазами. Нынешний прихвостень Травиаты был моложе её лет на пятнадцать.
- В борьбе за внимание женщины, - начал Подкорытов, - у поэта есть только один соперник – его поэзия. Дорогая! Всё для тебя, - поцеловал ручку Травиаты.
Травиата, Травиата!
Бетховен «Лунная соната».
Обнажаются с утра:
Твоё тело и душа.
Я сижу грызу морковку,
Я люблю тебя плутовку!
- Подкорытов дурак! – донеслось до слуха чтеца. – Говорят, что гениальность - это болезнь. Подкорытов! Ты абсолютно здоров!
Подкорытов вычислил нападающего. Им оказался Леопольд Казявкин. Его предшественник в борьбе за Травиату.
- Мальчики! Перестаньте! – Травиата взлетела на сцену, выхватив микрофон из рук Подкорытова. – Давайте послушаем наших замечательных бардов Надоева и Плейбоева. Они приготовили песню на мои новые стихи.
На сцену поднялись с огромными букетами роз два почти одинаковых худых парня в дырчатых свитерах с гитарами в руках. Быстро сунули их поэтессе. Слово взял Плейбоев.
- Травиата. Ты для нас с Петькой идеал. Смеющаяся женщина. Такую можно завести куда угодно, обокрасть и даже замуж выдать. Сейчас мы исполним песню не на твои стихи, а на наши с Петькой: «Сиреневый туман над Пензой проплывает».
Дружно тряхнув головами Юран и Петька затянули в унисон.
Петюня и Юран, и Веня Колупанов
Собрали рюкзаки, разъехались опять.
Малинин не спешит, Малинин понимает,
По крайней мере он - пытается понять.
Сиреневый туман над Пензой проплывает,
А в Цюрихе дожди, а в Цюрихе туман -
Ванюха Иванов задумчиво пихает
Тапочки и плащ в дорожный чемодан.
А женщина в окне, гитару долго мает.
Закинула глаза – подумала о нём.
Не знает, как играть. Она не понимает,
В нашей стороне - что видим, то поём.
Не знает, как играть. Она не понимает,
В нашей стороне - что видим, то поём.
Травиата недовольно хлопала в ладоши двум чудакам. Оставалось их скорее выгнать со сцены. К тому же туда просился Борис Попкин, тоже из бывших-бывших, недавно приехавший из Магадана. Борис был хорош собой, холён, с огромной шевелюрой каштановых волос, нынче отец пятерых детей, от которых и уезжал раз в три-четыре месяца в дальние командировки. Борис шёл к сцене легко, грациозно держа в руках бумажный шар, выглядевший весьма увесистым. Поднялся на сцену, обнял одной рукой Травиату за талию, подвёл к микрофону.
- Перед моей поездкой, когда мы говорили с тобой по телефону, ты просила меня привезти тебе кусочек Магадана, - начал Борис.
Травиата вытаращила зелёные глазищи на бумажный шар, по форме напоминающий каменюку, вопрошающе взглянув на Бориса.
- Садись на место, - выпустил её талию Борис. – Подарок вручу отдельно.
Травиата села за свой столик. Гости притихли. Не слышно было даже стука вилок и ложек, не говоря о звоне бьющихся друг о друга рюмок. Все смотрели на сцену, пытаясь сообразить, что же приготовил бенефициантке Попкин.
Борис отставил одну ногу, вытянул вперёд руку с шаром.
- Я прочитаю одно из последних стихотворений, написанных мной в Магадане. Травиата! Оно посвящается тебе.
На магаданской широте,
Я долго думал о тебе.
На этом краешке земли,
Будь чуток, сильно не дремли.
Ни огонька, ни костерка,
Лишь холод, ветер, облака.
Из недр камень я достал,
Любимой женщине отдал.
Борис читая развернул бумагу, из которой показался гранитный булыжник. Травиата смотрела на Попкина, как аборигены на Кука. В её голове вертелись строчки из известной песенки Владимира Высоцкого: «Кому-то под руку попался каменюка. Метнул, гадюка, и – нету Кука!» Этот хлюст собрался ей подарить булыжник, который вёз в чемодане из Магадана? А может, и вовсе, подобрал по дороге!
Борис закончил читать и торжественно, на вытянутых руках, понёс камень к Травиате. Опустился перед ней на одно колено, передавая свой дар. В зале раздались громкие хлопки и смех. Травиата съёжилась, взяла себя в руки, ласково улыбнулась Попкину, положила камень в дамскую сумочку, стараясь скорее забыть о подарке. Вечер прошёл чудесно. Виновница торжества утопала в букетах и комплиментах, и не заметила, как он подошёл к завершению.
Подарок пригодился, когда она, чертыхаясь, под тяжестью сумочки, возвращалась домой. Егор потащил её букеты в квартиру по лестнице, она зашла в лифт с незнакомым мужчиной. Как только двери лифта захлопнулись, маньяк взял её двумя руками за горло, требуя снять бриллиантовые серёжки.
На следующий день Травиата с Пидкуймухой сидели у участкового до выяснения обстоятельств, связанных с пробитой черепной коробкой у вора-домушника, попавшего в больницу. Участковый никак не мог решить извечные вопросы, поставленные классиками русской литературы: «Что делать? Как быть?». С одной стороны, Травиата поймала домушника, с другой – нанесла увечье человеку. Склонившись к поимке вора, выпустил бенефициантку на свободу.
Дома Травиата положила камень в шкаф для посуды со стеклом. На самое видное место. Попкин оказался не так уж плох, сохранив в целости и сохранности её бриллиантовые серёжки.