Шкрит

Шамота Сергей Васильевич
            ШКРИТ


В дому, в квартире, как семейный,
Забыв тревогу и тоску,
Лелея злобы вдохновенье,
Коварный шкрит живет в плену
Цивилизации суетной.
Боясь взглянуть на белый свет,
Тайком глядит на день он светлый,
На то у страха взяв билет.
Он злобный, с круглыми глазами,
Крадучись, ходит по углам.
И быстро крючьями-когтями,
Как рыболовными крючками,
Рычаньем, зеленью глазами,
На воробьев наводит страх.

Но помню времячко былое,
Когда весеннею порою
Был шкрит размеров небольших.
На тоненьких, неверных ножках
Стоял он еле и пищал.
Он молочко сосал и вошек
Тщедушным тельцем он не знал —
Он только жалобно пищал,
Глухим инстинктом вдохновляем;
Не ведал пастью он оскала,
И потому желаем стал,
У мамы шкритной отнимаем.
Он в дом принесен был крикливым,
Испуганным и суетливым.

И не забыв, ему в угоду,
За ушком, спинку почесать.
Закрывши навсегда свободу,
Не на коварную природу,
В сыру, ненастную погоду —
На кухню вынесен был шкрит.
И сытым был положен спать
Под стол — на коврика кровать.

С тех пор, как в масле сыр, катаясь,
Живет собой довольный шкрит.
И укусить он всех пытаясь,
Со злобой страшною урчит,
Молниеносными когтями
Всех поцарапать норовит.
И жалости он к нам не знает:
Периодически шипит.
Породу этим прославляет.

Я вспоминаю случай  беглый
Из ранних дней его поры,
Когда пригнувшись, незаметный,
Он появлялся — знак беды,
Тому, кто трепетно летает
И зерны ищет в суете,
Тому, кто по листве скучает,
Купается подчас в песке.
Или в канаве придорожной,
Забыв про бренность бытия,
Веселость жизни поглощает
И с стаей носится пока.
Хоть этим жизнь он утверждает,
Но ведь, порой, ее теряет,
Забыв опасности бича
Неумолимую угрозу,
Что сердце бьется, лишь пока
Не приняло в себя занозу.
Она — основа бытия.
Средь лета — верный знак мороза.

Таит в себе опасность шкрит,
Когда он  голоден иль спит,
Устал, игрив ли, отдыхает,
Хранит молчание, шипит
Иль шарик по полу катает.

Дверь потихоньку открывая
И прогоняя с себя сон,
Он воздух нюхает, зевает,
Блеснув клыками, замирает,
Ушами водит, понимает,
Что не один на свете он,
Что есть и те, кто так страдают
При виде глаз, что как огнем
Покой и негу убивают!

Хоть и прищуренные томно,
Их ненавидят воробьи
И ненавидят их сороки,
Как знак ниспосланной беды,
Пришедший, наплевав на сроки.
Все, что порхает в тишине,
Ловя воздушные потоки,
Что льстит большой величине,
В чьей голове опаски токи —
Те подымают страшный бум,
Галдят, заране ненавидя —
Где истеричен криков шум —
Там шкрит пернатыми увиден.

Так было в этот раз, когда
Шкрит, хладнокровно пробираясь,
Храня основу бытия,
Пернатых выследить пытаясь,
Сквозь винограда тень ветвей,
Доросших высоко на крышу,
Шкрит видел: смелый воробей
Горланил, ничего не слыша,
От гама становясь наглей.

Не сознавая, что коварство
Таится в сутолоке той,
И предков не учтя богатства
Душой горячей, молодой,
Он прыгнул молча, растопырив когти,
Пустив по ветру серых перьев рой,
Отметив воробья и воздух подложив под локти,
В ударе страшном встретился с землей...

Шкрит ночью найден был у дома
Лежал он тихо и молчал —
Попеременно, где прохладней,
На место то переползал.

Притихнул он, ловя сознанье,
Уже беззубым ртом кривя,
Но заострив на том вниманье,
Мозг помнил злого воробья...
С тех пор прошло немало дней.
И шкрит не тот уже, что был.
Слывет он мудрым тем скорей,
Что ничего он  не забыл...

                1992 г.