Первая книга из романа По следам Самого Создателя

Император                (Н.Н. Волошин)

«Я в вечность заглянул случайно,
За звёздами тайна храниться должна.
Миры нас зовут и манят чрезвычайно,   
А Бездна пьянит как глоточек вина.» (Н.Н. Волошин)

         Глава 1. Опасные похищения. Возникновение Империи.
Зло стало все чаще проникать в уголки нашей Вселенной, и вот уже несколько тысяч лучших патрульных исчезли бесследно. Исчезают члены Совета, самое неприятное, что они все исчезают без следа, даже МК (межгалактический компьютер) не может проследить, что это за явление и откуда оно свалилось на наши головы. Все знают, что мы ищем способ, «ключ», который поможет сообщить в более высокие уровни или, может,   самому Создателю о наших бедах, и поможет нам выйти из неприятной ситуации. Я не поднимал бы этот вопрос: всем и так тяжело без напоминания о систематических потерях, но МК выдал свежую информацию, и по ней у нас, за миллионы галактических лет целенаправленной работы, сложилась уникальная ситуация. Мы можем стать Империей, а суть сводится к тому, что среди нас есть гражданин, который за все испытания на Земле ни разу не согрешил, а, значит, не сменил пола. Теперь у него  закончился срок проверки в Межгалактическом патруле и работы во имя наших галактик. Отзывы замечательные. Если мы выберем этого гражданина Императором, то МК сможет подключить его к таким энергиям, которые наши возможности превышают в триллионы  раз: он будет обладать потрясающими способностями, вплоть до мгновенного перемещения в любую желаемую точку Вселенной и т. д. и т. п. Поэтому надо серьезно подумать всем: нужен ли нам «человек» с такими возможностями, и кто проголосовал бы «за», устрой его эта кандидатура?
Такая тишина редко, так надолго, нависала над Советом, в котором состояли тысячи лучших представителей Вселенной, выбранных почти от всех крупных объединений Галактик.
Голосование прошло на удивление единодушно: при достойной кандидатуре все до одного готовы были отдать свои голоса «за».
Председатель взял слово, и, поблагодарив за единодушную поддержку, сказал, что, как только кандидат прибудет, они соберутся вновь на ответственное голосование.
 Собрание состоялось через несколько дней.
Высший Совет, во всем парадном блеске, собрался в полном составе. У каждого роились миллионы вопросов и сомнений, бури эмоций носились в воздухе.
Перепалка и споры были в самом разгаре, когда на середину зала вышел Санька.
Одет он был, как и все патрульные, в форму легиона Вселенной. Санька мог пощеголять и другой одеждой, но эта была самой удобной и любимой. Он так мечтал попасть в легион, что эту одежду носил с гордостью и достоинством.
Молодой человек и понятия не имел, для чего его вызвали, а потому просто обомлел от страха и волнения: перед ним были лучшие из лучших, те, с кем он мечтал познакомиться и  высказать свое удивление и восхищение. Санька с благоговением крутил головой во все стороны, пытался «в упор» разглядеть цвет Вселенной, запечатлеть их вживую и как можно больше. Улыбка восхищения и удивления не сходила с его лица, глаза сияли, восторгу не было предела, ведь увидеть всех сразу редко  удавалось даже им самим, тем более: рядовым патрульным путь сюда, конечно же, был закрыт. Санька бросил свой взгляд на представителей Преисподней: сам Хозяин Тьмы (Глава КАРМИЧЕСКОЙ Службы...) и шесть замов, интересно выделялись среди остальных, как выделялись бы люди с очень тёмной кожей,  среди других, чья кожа даже не «слыхивала» о загаре. Их кожа, будучи с виду, абсолютно черной, удивительно искрилась серебряными искорками, и смотреть на них было жутковато, но интересно: взгляд будто терялся, проваливался, и в этот момент становилось неуютно, казалось, могучая и неведомая сила, неотвратимо затягивает взгляд в эту пугающую бездну… 
Молодому человеку показалось, что прошла целая вечность, пока все умолкли, и он дождался первых вопросов.
Вопросы задавали легкие, без подвоха, и, немного успокоившись, Санька стал отвечать четко и уверенно. Когда ему задали последний вопрос: «Готов ли ты умереть,  защищая Кодекс Чести Вселенной и саму Вселенную?» Санька помялся немного и сказал, что не только он, а, по его мнению, любой из представителей легиона посчитал бы за честь такую смерть, если бы им выпал такой шанс.
Все порядком утомились, вникая в Санькины дела и поступки. Совет принял решение - на следующий день проголосовать и принять присягу первого во Вселенной Императора, могущество которого станет таким громадным и беспредельным, что становилось страшно: не дай бог, такие возможности попадут не в те руки и будут служить не во благо общества, гармонии, красоты и справедливости.
Оставалась одна ночь, чтобы все обдумать, взвесить, сопоставить все «за» и «против». Одна ночь, и громадные энергетики, уникальные возможности, станут объективной реальностью. Одни восхищались таким шансом, другие сомневались, многим становилось просто страшно. И ведь было от чего: такой энергетикой можно будет легко уничтожить всё ценное, что построено за миллионы галактических лет кропотливого труда, противопоставить же ей явно будет нечего.
Перед голосованием Санька не спал: легкое забытье сменялось кошмарами. Но он научился владеть собой, и теперь, глядя в зеркало,  видел лицо привычно спокойное и уверенное, хотя внутри находились горы сомнений и неразрешимых вопросов. Будущий Император знал только одно и  был твердо в этом убежден: всё, чем ни наградит его Создатель, он использует, непременно, на благо окружающих.
В назначенное время за Санькой пришли десять почётных представителей Совета, и в их окружении он проследовал в зал заседаний.
Чаша «бутона», ввиде которого сделан зал, так интересно и таинственно светилась, такие причудливые оттенки и краски принимала, что, казалось, будто тут расцвел  удивительный, небывалой красоты цветок.
Молодой человек шел как в тумане: все происходило будто в сказочном сне, и не верилось, что это реальность.
Саньке казалось, что он владеет собой, но бледность на лице и ответы невпопад, которые давались ему с трудом, показывали всем громадное волнение.
От одной мысли, что за него не проголосуют, и он станет посмешищем для людей, которых уважает и почитает, людей, которых боготворит и перед которыми преклоняется, Саньку била нервная дрожь. Он плохо понимал происходящее, но тут его сознание уловило последние слова старейшины: «Всех, кто обдумал и взвесил предложение Совета, прошу проголосовать за то, чтобы мы с этой минуты именовались Империей и за самого Императора со всеми его правами и громадными возможностями. Прошу Вас проголосовать «за» или «против» ».
Несколько минут, в течение которых МК подсчитывал итоги, показались Саньке вечностью: казалось, его воспаленный мозг не выдержит такой нагрузки. Он четко слышал, как МК доложил о том, что предложение Совета принято единогласно: не нашлось даже одного воздержавшегося.
 Но, когда весь Совет по требованию старейшины громогласно прокричал: «Да здравствует Империя! Да здравствует Император!», - сознание оставило его.
Санька не знал, на сколько отвлекся, но, когда очнулся, его обнимали и поздравляли: желающих подбодрить его и перекинуться словечком, теперь уже с самим Императором, было великое множество.
 После окончания торжеств, все стали готовиться к гонке по просторам Вселенной, в которой не могли принимать участие только тысяча членов Совета, так как они обладали дополнительной энергетикой, позволявшей им перемещаться с помощью МК быстрее других, а лишиться ее или уменьшить - не могли.
Гонка по Вселенной - дело не простое: надо было добраться до планеты Луизы из созвездия Аурен и  сорвать цветок, чем-то напоминающий ромашку, с божественным сиянием и потрясающим набором цветов. Расстояние было в несколько  миллиардов световых лет, поэтому первых участников ожидали только через неделю. Победитель получал территорию на поверхности Обители, где мог жить и работать, как ему заблагорассудится; звездную систему в любой точке Вселенной по своему усмотрению; ему усиливали энергетику до уровня членов Совета. И поэтому желающих было очень много – семьдесят один миллион девятьсот тридцать четыре тысячи восемьсот шестьдесят пять. Всех охватывало нетерпение, потому что в каждом жил дух воина и азарт спортсмена, плюс такая крупная награда, разжигали страсти до предела.
Честь стартового выстрела получил старейшина, и грохот потрясающе красивого салюта дал старт гонке.
Перемещение в пространстве осуществлялось за счет вхождения в особое состояние, войдя в которое «человек» начинает двигаться с большой скоростью. Удерживая это состояние, надо входить в новые и новые.  Затем добавляется вращение в одну сторону. Далее, сохраняя контроль над этими вращениями, добавляются новые и новые состояния. И, чем больше человек освоил этих состояний, тем быстрее становится скорость. Если сбился, то все по новой. А, так как каждому приходилось делать одно и то же, участники находились в относительно одинаковых условиях, поэтому всех распирало от страсти и восторга.
Оставшиеся наслаждались пиром и развлечениями, а Александра отвели в отдельную комнату, где он, наедине с МК, подвергся таинству подключения к титаническим энергиям, которые позволяли сжимать, взрывать, разрушать и изменять пространство, время и многие другие вещи, делая возможности Императора, по нашим понятиям, сказочными и невероятными: теперь в нашей Вселенной все можно было сделать из ничего, и все превратить в ничто. Теперь Императору достаточно было выбрать точку во Вселенной, и он мог материализоваться в ней сам или материализовать кого-то там почти мгновенно, поместить вместо себя свой образ в виде материализованной голограммы, оставаясь на месте.
 Наконец-то работа по созданию особо мощных и сложных звезд должна была покориться одному человеку!
Но все это будет чуть позже, а сейчас внимание Императора было всецело в «руках» МК, и Император овладевал новыми премудростями с прилежанием школьника.
Император не знал, как долго все продолжалось… Вывели молодого человека из этого состояния руки старейшины, тихонько тормошившие его. Старейшина советовал поторопиться: вот-вот прибудет победитель гонки. Награду должен вручить сам Император, а за второе и третье места награждает старейшина.
Не успел Император добраться до места финиша, как гром аплодисментов оповестил о прибытии первого призера. Чемпиона качали и подбрасывали в воздух, трясли, обнимали.  Через несколько минут прибыл второй, и на несколько минут отстал третий. Хорошо, что космическое тело выдерживало такие восторги и приветствия: из самого крепкого землянина подобные дружеские знаки внимания вытрясли бы душу мигом.
После дружеских «мучений»,  призеров поставили на пьедестал и объявили о награде: победитель получил территорию в Обители для исследований и проживания, МК увеличил его энергию, а сверхмощную звезду, для создания собственной Системы планет для него будет зажигать сам Император.  За второе место члены Совета «дали добро» на увеличение энергии победителя до своего уровня, что превышало обычные энергетики в сотни тысяч раз, а так же предоставили место в Обители. За третье же - победитель получил надел « земли»  в Обители.
Радостные и возбужденные, гости отправились пировать и веселиться.
 После окончания торжества всех уже интересовала одна мысль: сможет ли Император, один, зажечь звезду? На звезду такого уровня требовалась энергия почти до миллиона человек, иногда значительно больше, а так как это длилось долго, то десятки, а иногда даже сотни миллионов уставших меняли друг друга.
Все знали, что Император может мгновенно переместиться, и поэтому отправились на место сбора заранее.
В это время сам Император отправился усваивать с помощью МК то, что ему понадобится для создания звезды.
Информационное поле МК позволяло Александру отслеживать как передвижение всех к месту сбора, так и каждого по отдельности. Просматривая некоторые лица более пристально, он отметил, что теперь может определить не только кто это и положение летящего в пространстве, но и, при желании, прочитать его мысли, узнать внутреннее состояние, а, при необходимости, даже помочь.
Все это приятно удивляло Императора: он по-новому смотрел на вещи и видел их сущность, мог видеть, чувствовать и работать в девяти измерениях:  3+1 энергетика отдельного организма, +1 энергетика частичек их органов, +1 клеточное сознание, +1 охват энергетик вида в совокупности, +1 энергетика и информация в целом, +1 межвидовой контроль по Вселенной, + временной контроль, + энергетики и их взаимодействие.

Глава 2. Как зажигают звезды.

Александр чувствовал в себе силы необъятные и уже с трепетом подумывал о том, что вот-вот надо будет заниматься первой звездой.
Отметив, что последние приготовления уже сделаны, Император поблагодарил МК за помощь, и, настроившись на место сбора, покинул Обитель, материализовавшись в «толпе» ожидавших его.
Начало было положено: перед прибытием Императора «притащили» одну черную дыру, а  ещё одну должен сделать Александр уже сам. Рядом с «дырой» которую притащили, Император с помощью вновь приобретенных знаний и энергий нового уровня, «продавив» время и пространство, создал Чёрную дыру нужного параметра, помогая МК  удерживать дыры от слипания. «Продавливание» времени и тем более пространства являлось делом очень хлопотным, подвластным только членам Совета при мощной поддержке МК и то, если их не менее десяти и есть решение Совета по этому вопросу. Чаще использовали «дыры» которые после взрыва, как семена, разлетались по Вселенной и «прорастали» там, где возникали предпосылки для этого: разрушенные планеты, галактический мусор в виде звёздных систем, умерших галактик и т. д….
Теперь Императору предстояло, впервые, сделать всю работу одному.
Зрители удалились на нужное расстояние, а Император, подключившись к МК, приступил к делу, отпустив всех, кто до этого удерживал от слипания  Чёрные дыры. Чем ближе черные дыры подходили друг к другу, тем больше сил нужно было потратить на то, чтобы не дать им приблизиться на критическое расстояние, иначе тут же произойдет взрыв. Задача состояла в том, чтобы, удерживая дыры от слипания, окружить их таким мощным энергетическим полем, которое после взрыва будет удерживать его внутри. Во время взрыва создается давление такой силы, что, дай только ему возможность вырваться наружу, и оно тут же разметает собравшихся по дальним «уголкам», и они еще долго будут приходить в себя, ругаясь и проклиная тех, кто так «лопухнулся». Дело в том, что при взрыве Чёрных дыр пространство и время так неимоверно изменяются, что потоки «продуктов» взрыва сметают на своём пути всё и «вся»… Трагедии не было бы, но всех  родственников Императора, недобрым словом, а, скорее всего, матерно, будут вспоминать, в таком случае, еще долго.               
Медленно Император сближал и сближал «дыры», точнее - они сближались сами - он только уменьшал силу, сдерживающую сближение, одновременно создавая энергетическое поле, которое удержит продукты взрыва внутри, как в ловушке. Поле нарастало с каждой минутой. МК показал, что параметры защитного поля вокруг чёрных дыр в норме, и можно зажигать звезду. Император отпустил «дыры»: они ринулись друг к другу, как две злобные собаки бойцовых пород.
Несколько минут все, затаив дыхание, завороженно смотрели: вспышки не было. Каждый ждал вспышку, но она появилась все-таки внезапно. Давление вокруг недавно таких спокойных дыр увеличилось, и теперь огромный сектор «небосклона» ревел и бушевал. У Императора не получилось приложить всю необходимую силу, еще  чуть-чуть и в защитном поле образовалась бы «брешь»: давление при рождении таких звёзд является запредельным, и он на долю секунды опоздал попрочнее обхватить защитным полем область взрыва. Было похоже, будто Император уронил чашку на каменный пол: еще доля секунды и все разлетится «вдребезги». Но МК вовремя подстраховал, усилив защитное поле вместо Императора, выровнял его параметры и придал нужную прочность. Давление выросло до диких уровней: среди рева и долетевшего, как гром, звука взрыва появилось пламя. Сначала мутное, белесое, красновато-оранжевое оно, как загнанный в ловушку зверь, билось о преграду зло и остервенело, не жалея ни ее, ни себя. Император перевел дух: резких попыток вырваться из «ловушки», пламя не совершало. Он еще не мог распорядиться своими силами в полной мере и стоял со своей первой звездой, как громадный исполин с крохотным ребеночком на руках, боясь уронить его и, одновременно, боясь покалечить, не зная, что делать с такой хлопотной ношей. Но вот цвет из красного перешел в голубоватый, МК подсказал, что пора увеличить занимаемый будущей звездой объем, и Император увеличил объем. Давление заметно упало, и Александр контролировал  сдерживающее поле «ловушки» с легкостью. Пламя, пройдясь по экрану оранжево-красноватыми языками, принимало ослепительно-серебряный цвет. Через несколько часов Император уменьшил объем в десять раз, затем,  увеличил в пятьдесят раз, и так продолжалось довольно значительное время. Более трехсот пятидесяти раз менял он температуру и давление внутри звезды. МК отметил, что нужное количество элементов присутствует, и звезду можно «отпускать». Император увеличил в последний раз объем экрана до нужной нормы, выдержал до выравнивания цвет, который стал уже темно-голубым и, после того как МК дал разрешение, «отпустил» звезду, убрав защитное поле «ловушки».
Это была величавая красавица очень высокого уровня. Рев восторга отметил ее рождение. 
Все наперегонки бросились проноситься сквозь звезду, созданную Императором, благо, что материализованное «тело» давало такие возможности. Это был своеобразный обряд, ритуал «купания». «Купающиеся» шалили и дурачились, как дети, ныряя в чистые струи первородной материи. Казалось, что вся Вселенная наполнена радостью, озорством и весельем. Проныривать, сквозь звезду, внутри которой находилась «горячая» плазма, с температурой в сотни миллионов градусов, без разгона, не многие решались, так как, чем глубже к центру и к увеличению температуры, тем явственнее ощущалось ледяное дыхание могучего Космоса. Поэтому почти все барахтались на поверхности. Восторг был беспредельный, как и каждый раз по такому поводу. Когда все порядком утомились и натешились, то постепенно стали занимать места в огромной сфере. Разместившись, все, кто пожелал, сосредоточились и общей энергетикой материализовали голограмму Земли, это стало уже традицией, потому, что всякий проходил на ней испытания в течение двенадцати жизней, перед получением допуска к энергетике и выбором места для дальнейшей работы на этом «уровне».  Каждый погрузился в свое прошлое, сокровенное, приятное или не очень…
Император возвращался с первого, успешно выполненного, задания, его душа ликовала: такие возможности возбуждали его, будоража воображение. Раньше для создания новой звезды требовалась энергия тысячи и более сторонников, и в процессе довольно длительного времени и усилий, соединив волю и энергетики,  с помощью МК зажигалась новая звезда. Следующая группа увеличивала ее возможности, потом следующая, иногда требовалось усилие большого числа групп, чтобы довести звезду до заданного параметра. Создание звезды – захватывающий момент, и мало кто отказывался от такого мероприятия. Этому нужно отдаваться полностью, и процесс восстановления сил  занимал довольно много времени, некоторые  не выдерживали, и их тут же заменяли новые добровольцы.
Александр ликовал. Ликовали и восторгались все, кто видел рождение его первой звезды. Дело в том, что он получил не только титул Императора, не только объединил все службы контроля и патрулирования, но и получил доступ к гигантским, фантастическим энергиям. А для чего? - Да вот  она красавица: заливает пространство своим сиянием! И это только начало, только первое задание Императора, выполненное с таким блеском, что все его сторонники и противники отметили окончание бурей восторга. Давняя мечта каждого стала реальностью: такая трудная задача покорилась одному человеку, а он, уставший и счастливый, принимал поздравления наблюдавших, которых были миллионы, желающих посмотреть на чудо. Мало кто верил, - и на тебе! - один человек, за такое короткое время, - и  такая сложная по параметрам звезда стала живой реальностью, ослепляя всех своей красотой. Больше всего радовались те, чьи планеты эта звезда будет освещать, чья работа будет проходить под сиянием ее ярких, палящих и, одновременно животворящих лучей.
 Ранее Император участвовал вместе с другими в создании нескольких звезд, но то происходило совершенно не так (земляне сравнили бы такую работу с возней ребенка целый день в песочнице с детской лопаткой и работой мощного экскаватора, способного за день погрузить сотни тысяч тонн, было бы куда). И Император, как никто другой, чувствовал это, ведь он едва утомился: волнение, страх неудачи – все это улеглось, и  восторг, один восторг, наполнял все его существо.
Сейчас вся компания с воодушевлением навалились на создание самой звездной системы планет-сателлитов, которые оживут под лучами такой красавицы.
Императору нужно было торопиться на Совет: его уже ждали.  Там тоже ликовали, и открыто, бурно, и осторожно: одних радовали возможности Императора, других - радовали и одновременно пугали, ведь для уничтожения звезд и галактик требуется гораздо меньшая энергия, гораздо меньшие возможности. Но пока реальность была такова: осторожные и те ликовали, даже противники были удивлены и восхищены, однако, все молили  Создателя, чтобы Император не возгордился и не направил свои способности на дела неправедные, каждый был бы в противном случае виновным.
Сейчас Александр мог перемещаться намного быстрее, но скоростью насладился уже тогда, когда летел к звезде, которую только что зажёг: в тот момент звезды проносились мимо, как в калейдоскопе, он дурачился, как будто его засасывала звездная воронка. Теперь звезды  «медленно» проплывали мимо Императора, наполняя светом и жизнью ледяную тьму вокруг. На лице  сияла «глупая» и радостная улыбка, которой он не мог видеть. Император смотрел туда, за грань реального, где виднелись другие звезды, посылавшие мягкий, фантастический, ни с чем не сравнимый свет, теперь его  увидел и он. Александр раньше только слышал о нем, его могли видеть только члены Совета и некоторые посвященные. Этих удивительных звезд  не очень много, но то, что они были, доказывало существование того, кто создал их, а, может быть, и существование самого Создателя.
Сейчас все мысли Императора были направлены к Нему, он благодарил Его за такое доверие, за такие возможности. В груди Императора  что-то щемило, но слез не было: не может такое тело, какое было в настоящий момент, плакать, но в этом состоянии землянин рыдал бы, или утирал слезы радости.
Император задавал только один мучительный вопрос: «Господи, почему я?! Почему не те, пред которыми я преклонялся, кого любил и кому верил?! Смогу ли оправдать их доверие, не подведу ли?!..» Затем тысячи вопросов Александр адресовал Всевышнему, и только мягкий свет, лившийся от недосягаемых звезд, ласкал его, успокаивал, убаюкивал, как будто теплом самого Создателя, согревал распаленный ум и душу. Вскоре  усталость, после мощной нагрузки взяла свое, и Император погрузился в сон.
В тревогах и сомнениях он летел  сквозь ледяное безмолвие и, если бы те, кто голосовал за него, кто позволил ему обладать таким могуществом,  узнали о его состоянии, они бы успокоились и были бы горды своим выбором. Всех Император покорил своей готовностью служить на благо космоса: Кодекс чести Вселенной поставил бы его в ряды лучших. А когда появляются такие возможности, то недолго себя возомнить  и Самим … 

Глава 3. Болезнь Императора.
   
Император с трудом приходил в себя: сознание было туманно, взгляд блуждающий. Собрав всю волю, на которую только способен, Александр смутно вспомнил, кто он, но, что с ним могло произойти, не укладывалось в его сознании, и еще некоторое время пройдет, пока все не изменится, пока заработают все функции. В то время как Император приходил в себя, межгалактический кармический компьютер собирал по микроволнам все, что от него осталось во всех девяти измерениях.
В Обители состоялся срочный расширенный совет. Повод был настолько серьезным, что были вызваны даже «курортники» - люди, которые отдыхали в прошлом: каждый по выбору, кто и где захотел, какое время выбрал. Обитель была, как мы выразились бы – Ставкой, где каждый из Совета имел свой дом и работал здесь только над совместными проектами развития Вселенной. У каждого в одном из уголков Вселенной была своя земля, и, подобно Иесусу, он правил там от имени совета в трех или семи измерениях. Советом правил старейший, первым получивший право свободных исследований по всем направлениям и единственный, кто нес это бремя ответственности сквозь потоки времен бессменно. Иесус завершал список, как у землян, наверно, выразились бы – Верховного Совета, и был в нем самым младшим. Когда высказались девятьсот девяносто девять членов, следовала и его очередь. Никто не мог сказать, почему именно ему последние две тысячи лет по земному исчислению, было доверено следить за жизнью на Земле. Каждый из жителей Обители посчитал бы за честь выполнить эту миссию. За всю историю существования Земли, только три раза Совет позволил совместить триединство – отец – сын – святой дух, где материализация происходила по законам живорождения, а обладатель физического тела на Земле мог прожить в облике человека еще двенадцать жизней: мог грешить, грешить, и за это ему ничего бы не было. Все это имел возможность сделать, отстояв очередь, каждый, кто прошел испытания на этой планете, но это было опасно: согрешишь, и вернуться в Обитель можно будет очень не скоро, потому что придется пройти испытания еще в двенадцати жизнях….
Почему именно Иесус? Никто, до сих пор, не смог бы сказать, ведь старейших и с большими заслугами обитателей было более тридцати шести миллионов. И почему никто тогда, единственный раз за все заседания Совета, не проголосовал «против»? Но в случае, если эта кандидатура не пройдет, все как  один, просились на это место. В этом не было ничего удивительного: все проходили на Земле свои испытания и каждый, свой отпуск, хотя бы половину его, проводил, бороздя просторы прошлого, проведенного на этой планете. Хотя наша Галактика - одна из самых маленьких во Вселенной, кипение страстей же в ней  было неимоверным…. Страсти не просто кипели, они  бурлили и  клокотали, их отголоски разносились по всем уголкам Вселенной жителями Обители. Размеры Обители были впечатляющи, и,  если Земля, относится к Солнцу, как футбольный мяч относительно Земли, так и Солнце было футбольным мячом по отношению к Обители. Здесь все протекало по законам, известным только межгалактическому компьютеру (МК) и увидеть ее для нас - также невероятно, как и само появление разума на отдельно взятой планете.
Место, где проходили собрания Совета, амфитеатром поднималось на  огромную высоту: не было ни ступенек, ни лестниц, так как каждому стоило только выбрать место и там материализоваться. Облик собрания напоминал какой-нибудь конгресс на Земле, только его участники выглядели не старше тридцати лет, а самых старших отличал вид под сорок с легкой проседью. «Молодые старики» были гордостью Вселенной, каждый мечтал добиться таких же успехов, как они, а также поработать на их месте, когда они отдыхают от дел. Если бы не легкий отпечаток вида, который они принимали на своих планетах, то многие были бы похожи на людей, как и любые земные жители. Женщины составляли всего двадцать процентов от общего собрания, так как на Земле переход от пола к полу в других жизнях происходил при наличии «смертного» греха за прожитую жизнь, и, если шесть жизней или больше душа прожила в облике мужчины или женщины, то и на собрании она появлялась бы в этом виде.
Впервые за многомиллионную историю собрание молчало: не было даже мыслей на какую-нибудь отдельную тему (на Земле это называют «гробовое молчание»). Все ждали начала, и, казалось, что пройдет вечность, раньше, чем кто-то произнесет мысленно, хоть слово.
Прошло много времени, собралось уже более восьмидесяти процентов членов Совета.
Старейшина встал и сказал:
; Повод настолько необычный, что вступление лучше пусть сделает МК.
Голос МК (Межгалактического Компьютера) был тихий, ровный, и каждый его слышал, будто разговаривал сам с собой.
; Начиная с четырех и выше измерений, разум прикасается к таким энергиям, что разве сравнить вашу силу и силу муравья. Хотя муравей для своих параметров имеет сверх силу, а его работоспособностью и возможностью таскать грузы в несколько раз превышающие собственный вес, вы восхищались, будучи жителями планеты Земля. Для людей Вы являете собой Создателя, но они даже не подозревают, что сам Создатель еще более тонкий, еще более могущественный разум, чем можно вообразить даже нам. То, что произошло с нашим Императором, показывает, что время поиска ключа, дающего возможность продлить наше существование, сократилось и составляет, максимум, не более семи тысяч лет по земному исчислению. Потом здесь может воцариться хаос, если «Там», в тонких измерениях, не будет кого-то из вас, кто захочет и проследит, чтобы продлили мою жизнь, и тем самым даст возможность не только лучшим из нас попасть к Создателю, но и позволит постоянно работать нашему Мирозданию. Душа каждого имеет громадную  энергетику. Так как только Создатель может породить душу, только Он может ее и  умертвить. Но все, я думаю, понимают, что отец с матерью не для того создают дитя, чтобы потом уничтожить его собственными руками ради забавы -  значит мысль Создателя, что в его среде могут возникнуть сложности с возвратом к агрессии, оправдались. То, что произошло с Императором, лишнее тому подтверждение. Самое неприятное, что похитителям  не нужны обычные души, имеющие энергетику на восемь или девять порядков  ниже - значит, охота будет на жителей Обители. Сейчас не могу об этом точно доложить в связи с экстремальной ситуацией: когда я помогал Императору выбраться  из этого «Ада», произошли сбои в моей работе, и сейчас я не могу связаться с Создателем, иначе мы потеряем Императора. Что является ключом, мы не знаем. Нам нельзя никого терять. Мы не можем допустить ошибки, потому что мой потенциал работы истекает через семь тысяч лет по земному исчислению. Создатель предполагает, что ключ должен обладать властью, как среди вас, так и среди представителей тьмы. Что будет представлять собой ключ, с помощью которого можно попасть к Создателю и предложить помощь? Предмет, волна, душа…?  Он сказал, что  мы должны найти его сами, и я думаю, что, если бы Создатель что-то знал, он бы не стал скрывать это от нас. До этого времени, пока ключ нам не был нужен, зло не имело доступа к таким тонким и таким могучим источникам энергии. Создатель хочет, чтобы мы нашли способ прийти ему на помощь. Только тогда мы сможем говорить о вечном мире и спокойствии, только тогда Он сможет продлить существование мне и вам, а соответственно, всему живому и неживому, что нас окружает. Иначе костер разума погаснет, а создавать что-то без смысла, без великой цели, долго не сможет никто - нам останется только  блуждать в вечной тьме, пока Создатель не захочет опять вернуться к этому проекту и приблизить к себе кого-то из вас еще раз. Зло идет от нас, оно простирает руки к Создателю, и Он боится, что оно может выйти из-под контроля. Самое страшное, что с моей остановкой сразу пропадет канал космической энергии, благодаря которому вы можете творить чудеса в понятии людей, а это значит, что все потеряют память. Я хочу, чтобы это не пугало вас, а, наоборот, мобилизовало на последнюю, решительную, неимоверно трудную работу: мы должны найти этот ключ, чего бы нам это ни стоило. - Помолчав немного,  МК произнес. - Пока у меня ограничен доступ энергии, я попросил бы всех, кто имеет возможность, подключиться ко мне. Процесс восстановления здоровья и памяти Императора пойдет еще быстрее, а в момент связи с Создателем, я возьму «недостающее». С таким я  еще не сталкивался, это первый мой экзамен. Если бы вы не наделили Императора такой силой и защитным экраном, собрать его было бы неподвластно даже самому Создателю. Последнее ваше решение было труднейшим, но, если бы вы отступили, многих из вас утащили бы, как говорят люди, «пираты» сверх тонких измерений.
То, что выдал межгалактический компьютер, поразило даже самых оголтелых оптимистов: о более тонких уровнях измерений говорили скромно, и такая информация шокировала присутствующих. Создателя не видел никто, никого еще Он за пятьдесят миллионов  галактических лет никого к себе не взял, на сколько известно всем и МК. Все только, как люди «земель» верили  в существование Создателя и все лучшие помыслы и дела устремляли к Нему. Подобно тому, как люди на планетах видели свет звезд, некоторые жители Обители, обладая возможностью существовать в семи измерениях и большим диапазоном восприятия, видели планеты огромные и причудливые, на сумасшедших расстояниях от нашей Вселенной. Попробуйте вообразить, как это далеко, если с одного конца Вселенной до границ с другими Вселенными перемещение занимало у члена совета тысячу двести сорок дней по календарю Обители, но, даже обладая такой скоростью, мало того, что было запрещено пересекать границы чужих Вселенных, жители Обители не знали, как достичь этих планет.
Теперь все знали, что нужен ключ, его искали, но найти до сих пор не удавалось даже направления, в котором нужно искать.    
За собранием наблюдали по всей Вселенной сотни миллионов, и   старейшина Оу попросил подключиться к Компьютеру всех, включая  представителей Совета.
Собрание продолжалось.
Старейшина выразил свою мысль:
  - Сроки у нас так малы, что у меня теряется дар речи. Если нам осталось не так много жить с надеждой, давайте же сделаем все возможное, чтобы потом нам не о чем было жалеть! Я думаю энергию нам нечего теперь экономить. Свои возможности увеличиваем на три порядка, а в ближайшем будущем девятьсот девяносто девять тысяч лучших, по мнению МК, утвердят представители Совета и позволят подключить их к Компьютеру, доведя их энергетики до уровня нашей в данный момент, но
восьмое и девятое измерения мы оставляем себе - для контроля.
Всем дали возможность высказаться, но присутствующие только одобрили предложение старейшины.
; Я знаю, что многих мы спровоцируем на еще одно испытание, может быть, многие покинут Обитель, не выдержав испытание  властью и могуществом, но у нас нет выбора. Думаю, что, как только появится возможность, чуть позже мы соберемся и обдумаем все более детально и взвешенно, - старейшина Оу замолчал.
На этом собрание закончилось: все, кто мог, подключились к МК.
Император не мог понять, как долго не приходил в сознание. Тревога наполняла все его существо, а ощущение одиночества и беспокойства не покидало, держа в напряжении.
Чуть позже Александр начал различать подключавшихся: многих он не помнил, но беспричинная радость и покой наполняли его измученную душу. Его распирало от бури нахлынувших чувств и воспоминаний, и, будь чуть по больше сил в промежуточном перед материализацией «теле», точно расплакался бы. В душе приятно щемило, ныло, что-то сдавливало, щекотало, но Компьютер требовал молчания и покоя, и Император безропотно повиновался.
После того, как кризис миновал, МК помог Императору  материализоваться. Удивительно, но и тело передавало состояние души: оно было болезненным, вялым, непослушным.
 
Глава 4. В гостях у Иесуса.

Для поднятия духа Александра поместили в резиденции Иесуса, где все было просто и скромно: только то, что росло сейчас или когда-либо на Земле, кроме цветов, которые Иесус при помощи друзей собирал по всей Вселенной.
Император бредил Землей, и самая заветная его мечта – прожить на ней еще хотя бы одну жизнь.
Может быть, на этот раз Императору повезет больше, ведь за все двенадцать жизней он так и не связал свою жизнь с родственной душой на веки, никто так и не ответил на его светлое чувство пламенной взаимностью. Может быть, на этот раз Император разделил бы свои чувства более удачно и,  возможно, на этот раз пришла бы настоящая любовь, которую они вдвоем пронесли бы сквозь бездну времен.
Посетителям не было числа: каждый лично стремился убедиться в том, что дела Императора идут на поправку. Посетители только успевали материализоваться и поприветствовать больного, как их тут же торопили, так как здоровье Александра, пока, оставляло желать лучшего.
Император полулежал на кровати из дерева, похожего на земной дуб и украшенной прекрасной резьбой самим хозяином дома. Иесус овладел этой премудростью на Земле и здесь нет-нет, да и вырезал что-либо: приятно дарить то, что ты сделал своими руками. По лицу Императора блуждала счастливая, как у мальчишки, улыбка, его охватывала радость. В то же время Александру было неудобно, что обитатели, которыми он восхищался (перед многими из них он преклонялся, за многих готов был пойти на любые испытания, жертвы и лишения), тратят столько времени на его персону, хотя у самих дел невпроворот.
Все любили этого, сейчас, с виду, безвольного, лежащего на постели «мальчишку»: Император был самым молодым из всех присутствующих в Обители. В их жизнь, размеренную, равномерную, как тихая река, он внёс бесшабашную удаль, весёлость и чисто земной задор. Всегда умеренные в спорах обитатели заводились и спорили с ним не на шутку, долго и страстно. Так как последнее его назначение затрагивало каждого жителя Обители, то его знали практически все. Должности Императора до сих пор не было, потому что энергия этой личности превосходила на  пять порядков энергетику всех взятых вместе членов Совета: такого доверия не заслуживал ещё никто. Заводным и весёлым был Император в свободное время, но когда находился на посту, не было ещё прилежней и дисциплинированней воина, чем он. От Александра веяло чем-то живым, милым и родным, а его молодость позволяла окружающим чувствовать его чуть ли не своим сыном. Во всяком случае, когда они затрагивали друг с другом эту тему, то каждый, говоря одно, тайно думал, что его сын был бы именно таким, как Император. Многие не знали почему, но доверие к нему испытывали беспредельное. Глядя на этого «человека», все, кто голосовал за него, гордо несли в себе мысль, что не переосторожничали и отдали Александру свои голоса, когда его избирали Императором.
Каждый из Обители мог иметь «жену» материализованную по чьему-то образу или подобию, придуманную им самим или это была представительница Обители. Но детей они произвести не могли, только наслаждались радостью отцовства и материнства, возвращаясь по выбору в прошлое  (благо МК их не ограничивал, пока). Самыми счастливыми были те, о ком на Земле говорят, что счастливые браки заключаются только на небесах, чьи судьбы, сплетясь на Земле, продолжались и здесь. Многих устраивали супруги такие, каких они себе представляли: обитатели создавали их и были счастливы на своих планетах и здесь, в Обители.
Император был, пока, одинок: кроме друзей, дома его никто не ждал. Александра не манили фантастические ощущения, которые давала космическая плоть. Душа Императора о чем-то тосковала, чего-то ждала, на что-то надеялась, и, если бы не работа, на которой Александр трудился без устали, в которую уходил всецело и без остатка, с ним бы что-нибудь случилось, потому что от такой тоски сходят с ума. Император не мог понять, в чем причина этой тоски, но знал, что пока только Создатель наполняет его сердце, и в тайне своей души надеялся, что только Он его поймет и  поможет. Лучшие мысли, дела и надежды Император устремлял к Создателю, а все силы и умение к окружающим.
Обитатели Обители, каждого из которых люди ошибочно могли бы считать Богом, если бы любой из них занял место Иесуса, были очень нежны к Императору, но их любовь только на время скрашивала его тоску и одиночество: как только Император оставался один, его наполняла огромная тревога и тоска. Александр не возвращался в прошлые жизни: кроме боли и унижений он оттуда ничего не выносил.
Из всех обитателей он был единственным, кто не сменил пола на Земле, а это означало, что он не совершал за все двенадцать жизней ни одного смертного греха, и только это позволило по закону Космоса наделить его душу такой властью и силой. Под началом Императора находилось двенадцать миллионов космической «полиции», которые следили, как за развитием планет, так и за нарушениями Кодекса  Вселенной. Самое интересное, что с появлением Императора исчезла необходимость огромными группами работать, создавая новые галактики и  звездные системы. Теперь их работу с легкостью частенько выполнял Император или несколько его замов. Уникальностью момента явилось то, что  с появлением Императора ни одного воина, защищающего интересы Космоса и Обители, нельзя было уничтожить с такой легкостью, как раньше: стоило Императору вспомнить код воина и ввести в МК телепатически, как исчезнувший материализовался по  заданию Императора в точке Вселенной, которую контролировал МК, и продолжал нести дежурство, как ни в чем не бывало.
Император мог бы найти себе по душе женскую половину в Обители, создать ее сам, но его эксперименты ни к чему не приводили. Зачастую женщины его просто обожали, многие перед ним трепетали, но ни одна не могла бы похвастаться тем, что завладела его душой и воображением. Многие жительницы Обители были бы счастливы, если бы выбор Императора пал на них, но он оставался прекрасным другом, и не более того. У Александра изредка были мимолетные романы, он думал, что со временем успокоится, но из этого ничего не выходило. И Император опять погружался в любимую работу без остатка, благо она этого требовала.
Здоровье Императора быстро шло на поправку: он уже свободно разгуливал по просторам территории Иесуса. Домой, на свою территорию, Императора не манило, и, что самое интересное, тоска превращалась в тревогу: боязнь потерять всех этих милых, замечательных, каждого по-своему, обитателей  не отпускала ни на минуту. Император не представлял, что будет с ним, если они отвернутся от него, и эта мысль настойчиво его не отпускала.
Александр поделился своими опасениями с Иесусом, а тот обнял его и успокоил, как маленького успокаивают на Земле.
Иесус и МК с тревогой и беспокойством следили за состоянием Императора: после недавней переделки у него пропала воля - такой, в общем-то, призрачный, внешне не заметный, но являющийся чуть ли не стержневым, элемент в душе каждого. Сила Императора осталась в норме, все функции были чёткими, недоставало только одного – воля была сломлена, и этот факт завтра будет рассматриваться вместе с докладом  МК о деталях происшествия с Императором.
При осмотре владений Иесуса тревога неотступно следовала за Императором, не покидая его ни на минуту, пока он не возвратился в ставку Совета.

Глава 5. Отчет Императора.

Расширенный Совет собрался снова. Теперь главные действующие лица были в форме и могли, более или менее толково, что-то объяснить. Память вернулась к Императору.
МК постарался, и Император без вступления начал отчет:
; Зона ;8n характеризуется, как очень спокойная и поэтому на сообщения №58841 я не откликнулся сразу же: был занят. Тем более, что он сказал какую-то глупость, будто что-то немыслимое прилипло к нему и куда-то увлекает, но, когда МК доложил о непонятном воздействии на №58841, я тут же настроился на код 58841 и материализовался в нем. Ощущение было таким, как будто я потерял связь со всей Вселенной: кроме тьмы и давяще-усыпляющей тяжести я ничего не ощущал. Я настроился и средним уровнем энергии растворил эту «паутину»  сверх тонких воздействий. Экран, связывающий тело, в которое я материализовался, исчез и опять каждый занял свое место: №58841 продолжал работу, а я поспешил на связь с МК. МК не терпелось все выяснить, и мы разговорились. МК сказал, что практически никаких параметров воздействия засечь не удалось, что это или пришельцы из других Вселенных? (а этих границ у нас с другими Вселенными — 387), или кто-то из более организованной цивилизации выше девятого измерения, может какие-нибудь штучки, с которыми нередко встречаешься во Вселенной. Перебросившись парой шуточек с МК, мы занялись каждый своим делом. Через два часа по вакуумному отсчету был получен такой же сигнал из другой Галактики. Никто из Обители не покрыл бы такое расстояние за это время, поэтому я насторожился: №118751 просил поддержки и, если бы не мои императорские возможности, его бы никто уже не услышал. Я убрал его из зоны атаки, а его образ заменил адекватной своей голограммой. Состояние душевного угнетения, воля - испарялись, и хотелось плыть в этом уносящем потоке куда угодно, лишь бы эта давящая тяжесть ушла, и, пока я не сопротивлялся, она отпускала, уходила: наступало блаженство, слышалась божественная музыка. Но только я попробовал сопротивляться, сразу получил легкий шок: даже  на огромном расстоянии от этого места, половина моей энергетики только ослабила воздействующее поле, но снять его я уже не смог. Те, кто «тащил» голограмму, еще не подозревали о подвохе и не увеличивали мощности: они играли со мной, как кошка с мышкой. Я проследил направление воздействия и на полной мощности нанес удар по нападавшему. Воздействие на голограмму исчезло. Где удар был принят, появилось мерцающее сияние, оно было впечатляющим, и отдельные моменты напоминали сияние огромных планет, которые нас так манят и к которым лучшие умы ищут ключ, но пока безрезультатно. Я обдумывал отчёт Совету, но в этот момент услышал просьбу о помощи, еще более слабую, чем предыдущие. Если бы не два предыдущих происшествия, я не придал бы этому сигналу значения. Сигнал был настолько слаб, что даже мои возможности не давали общей картины и направления, и, только увеличив сигнал, я с помощью МК, с трудом, обнаружил координаты. Это был один из моих заместителей, №211722, который обладал энергетикой на три порядка выше представителей Совета. Я набрал код и материализовал свою голограмму. На этот раз воздействие было такой силы, что, если бы вами данная защита не сработала, я практически не способен был бы к каким-либо действиям, так как в начале способность мыслить отсутствовала. Медленно мысли стали появляться, работала защита и, пока я смог проанализировать, что же случилось, прошло уже немало времени. Убрать голограмму я не мог: она каким-то чудом удерживалась на том же месте, ни они не могли ее забрать, ни я не мог снять. Для поддержания на таком расстоянии голограммы требовалась огромная энергетика и затрата душевных сил. Я почувствовал такой их упадок, как будто огромный энергетический вампир качал из меня энергию: мне нужно было срочно или материализоваться в голограмме, или снять ее. МК что-то подсказывал, но я уже ничего не соображал. Набрав код 2117226я материализовался в голограмме. Защита работала четко, я мог соображать ясно, и это меня взбодрило. Я произвел анализ ситуации и, что меня поразило, это обилие черных дыр - своего рода локальных гравитационных коллапсов. Их было так много, что не верилось, как в таком маленьком объеме сферы, в центре которой я находился, их можно столько «напичкать». Для создания двух-трех энергетических полей, чтобы их удерживать на солидном расстоянии друг от друга, потребовалось бы энергетику моего зама увеличить на три порядка. А здесь происходила настоящая фантастика наяву или я просто сходил с ума: черные дыры напоминали сеть. Самое удивительное, что они, как бриллианты в оправе, были строго на фиксированных местах и не собирались слипаться: эта энергетическая сеть стояла на месте. Я тщетно пытался связаться с МК, потому что увиденное было за пределами моих знаний и способностей. Энергия моей защиты едва сдерживала воздействие этого гигантского «пресса» сверх фантастических энергий. Спасало только то, что я находился в центре «сети», которая составляла сферу, и моя защита держала меня строго в точке минимального воздействия этих энергетических вампиров, но она, образно говоря, «трещала» от этого минимума по швам. Стал появляться синдром безволия и панического страха, потому что защита использовала уже и мою энергетику. Канал МК был или перекрыт, или МК тоже не справлялся с этой фантастикой наяву. Я почувствовал, что сфера постепенно уменьшается, мое сознание поплыло, контроль над ситуацией пропал, а всю энергетику я переключил на поиск канала от МК и автоматическое поддержание защиты. Материализация была снята уже давно, защита уменьшена до экрана на автоматическом режиме, мое сознание отключилось.
 Дальше продолжал МК:
  - Нагрузка на голограмму после того, как Император материализовался в сфере,  резко увеличилась. Так как канал поддержки защитной сферы Императора сузился, энергетика поддержки с легкостью поглощалась сетью, поэтому мне стоило огромных усилий удержание самого канала, о другом уже не шла речь. Пока сфера сети, состоящей из черных дыр, стояла на месте, это еще как-то удавалось, но, как только она стала уменьшаться, император материализовался в сфере и канал полностью перекрылся,  сеть поглощала с легкостью всю мою мощность. Я прервал канал и ввел в память создавшуюся ситуацию. Введя SOS 813, я запустил программу. После проверки параметров, я был подключен к секретному блоку программ, к которому проверка параметров проводила тысячи степеней защиты. Только после этого ко мне дошла информация:
 - Что случилось? Подтверждаешь ли параметры?
 - Я ответил словами Императора: «Если у меня еще крыша не поехала, то
подтверждаю».
Короткое молчание. Потом голос:
 - Не думал, что это будет так скоро. Я благословляю тебя, МК, - произнес кто-то и передал мне код, пароли и шифры к новому блоку.
После прохождения паролей я почувствовал, что из клячи, которая еле тянет соху, стал межгалактическим супер-лайнером. Произведя новые
вычисления, я нашел, что это за хитрая сеть и кто ее хозяин. С помощью новых возможностей упаковал хозяина сети в такую же сеть более высокого уровня и извлек Императора. Еще бы немного и эти энергетические чудовища могли бы разорвать его душу и стереть память из нашего сознания, и мою тоже. Детали доложить не могу: после окончания операции, у меня изъяли из памяти всю информацию до другого сверх сложного случая. Могу сказать лишь одно: если бы Император не был  наделен такой энергетикой и защитой,  то с его утратой у нас были бы очень большие потери и в Обители, и в патруле. Может быть даже, весь смысл всех миллиардов лет существования был бы потерян: мы бы стали «подопытными кроликами», которых поочередно подают к столу. Все наши исследования могли направить вспять, а наши души напичкать тревогой, хаосом, подавить в нас волю и разум. Создатель попросил поторопиться с поиском ключа, ведь этот урок мог быть не последним. - Помолчав немного, МК произнес, -  с Императором проблема, которую я не могу решить: вернуть волю он возможно сможет, прожив, хотя бы еще одну жизнь на Земле. Но и то это ещё не гарантия. Пятьдесят-сто лет для нас – это малый срок, а Император должен быть в форме к приходу в наши Галактики испытаний. Но это не означает, что воля обязательно вернется. Совет должен утвердить еще одну жизнь во плоти для души Императора, без ограничений на грех. А, если он пройдет это испытание, как и раньше, восстановив волю,  то Создатель сказал, что за ним подарок.
МК смолк, тем самым, давая слово старейшине.
Старейшина немного помолчал, потом сказал:
 - Добавить к словам МК могу лишь одно – я согласен, если Совет проголосует, то так и быть: Иесус подготовит и отправит Императора на Землю с новым испытанием.
МК продолжал:
 - Я прошу Совет отправить Императора только для восстановления элементов воли, сколько бы жизней для этого не понадобилось, без учета грехов его. В дальнейшей работе проверим качество лечения и вынесем решение о допуске к энергетике. Пока же его заменят три первых заместителя, два голоса будут решающими; спорные вопросы будут решаться через старейшину или Совет.
Общее собрание одобрило решение представителей Совета и поручило Иесусу готовить Императора к испытанию на Земле.
Император любил лазать по отвесным скалам, наполняя свое тело ужасом от возможности разбиться сорвавшись, плавал в бурных реках среди валунов и порогов, но сейчас не мог себя заставить выполнить хоть что-то подобное. Александр чувствовал, что его железная воля испарилась, а на ее место заступили сомнения, страхи, паника. За столько времени он так и не выбрался полюбоваться цветами, а здесь их было так много. Компьютер давал возможность слушать музыку, написанную, лучшими умами Вселенной, соответствующую или каждому цветку или нескольким, или симфонию нескольких цветов, которые улавливал взгляд и чувства. Император ходил очарованный и потрясенный этим открытием. В гонках по Вселенной была одна прелесть, а сейчас перед Александром открылся Мир покоя и гармонии. Музыка и красота околдовали его: он днями напролет просиживал, не шевелясь, как будто боясь спугнуть случайно обретенное чудо. Все его проблемы растворялись, отступали, меркли перед этой фантастикой наяву. Так как плоть нуждалась в поддержке сил, то выводил его из этого состояния голос Иесуса, который звал его пить чай.

Глава 6. Дружба с Иесусом.

Император как-то особенно относился к Иесусу: толи потому, что тысячи и тысячи раз, будучи на Земле, просил его о помощи, о благословении и еще много о том, о чем знали только они вдвоем. Иесус оказался именно таким, каким его представлял в своих сокровенных мечтах Александр. Иесус же -  понимал Императора, любил как своего сына. «Дверь» Иесуса всегда была открыта для Александра, как и сама душа. При их встрече Александр немного огорчился тому, что Иесус оказался лишь Отцом Небесным, а не Создателем, но был счастлив, что его заметили и дали возможность творить, созидать во славу Создателя и во имя не проходящих ценностей, руководствуясь Кодексом Вселенной.
Обычная еда напоминала ритуал или церемонию на Земле, потому что все чувства, кроме болевых, были усилены в космической плоти тысячекратно. Возможности эти позволяли наслаждаться каждой мелочью, начиная от чая и кончая прикосновением любимой и т. д. и т. п. Болевые ощущения усиливались по желанию для проверки силы воли в каких-либо ситуациях.
Оставаясь один на один, Император звал Иесуса отцом  и держался всегда с ним подчеркнуто вежливо. Это сближало их, и от этих отношений веяло чем-то земным и уютным.
Иесус, пока, тоже был один, но он ждал свою половину с нетерпением: она заканчивала последнее испытание, и вот-вот они должны были соединиться уже навечно.
Император подтрунивал над ним:
; Ты бы, хоть робота какого-нибудь сбацал, было бы кому посуду мыть.
; Как–нибудь, при случае, - отвечал Иесус, вручая Императору поднос с посудой, и легонько подталкивал Александра в сторону ручья.
 - Не царское это дело, - бурчал тот и пружинистой походкой удалялся к
ручью.
Императору нравилась простота Иесуса, простота его жилища, простота их взаимоотношений, и он уже с ревностью подумывал о том, что, когда
появится хозяйка в этом доме, будет ли ему уделяться столько же внимания?
Каждый мог по желанию над своими владениями, или только для себя, создавать время суток и погоду на выбор. Каждый уголок имел климат, характерный для присутствующих растений и животных. Здесь, в отличие от других «земель», отсутствовали души представителей темных сил, неразрешенных Советом. Единственно, кто из них допускался на заседания Совета и только к членам Совета – это дьявол — Владыка Преисподней (Хозяин Тьмы) - и его заместители. Их было шесть, но в Обители они обязаны были иметь вид человеческий, как у всех, только внешне отличались цветом кожи: выглядели, как негры в белой массе людей. У них не было рогов, как мы обычно представляем, но в ауре, присущей каждой душе, и у них можно было увидеть выпадения, которые при детальном рассмотрении могли напоминать причудливые рожки, большие или маленькие. У всех, кто согрешил против заповедей Кодекса Вселенной происходят такие выпадения в ауре, и они уже не  могут воплотиться в облике человека или другого «землянина» из других Галактик, пока не проживут одну или несколько жизней в виде живых или  растительных организмов, восстанавливая свою ауру. Самое интересное, что на Землю от Создателя души попадают не сразу: они проходят промежуточные длительные испытания на других «землях» по всей Вселенной, и только, пройдя там испытания, с образовавшейся, подключенной к кармическому межгалактическому компьютеру (МК), и чистой аурой, допускаются к двенадцати жизням на Земле, для прохождения главного в жизни Души испытания. Только после этих испытаний можно будет стать полноценным строителем Мироздания, заняв достойное место в рядах «земных богов», несущих почетное звание -  «Человек».
Отличительной чертой «земных» испытаний является наличие огромного количества эмоций и соблазнов, их переплетение, а старания слуг темных сил выдают такой спектр низостей, гадостей, подлостей, пакостей, что не попасть в их  сети, хотя бы  раз, практически невозможно. Самое интересное, что, даже делая подлости, а иногда грехи и убийства, люди еще не сразу становятся слугами дьявола, иногда они только выполняют волю судьбы, являясь её орудием, в роли которой выступает МК.  Их, конечно же, накажут, но те, кто преуспеет в подлостях и перешагнет шесть смертных грехов, заповедей Кодекса Вселенной, поступают на службу дьяволу и, пока не пройдут всю иерархию Преисподней, не восстановят непоправимые разрушения в ауре, их  не допустят к жизни на Земле, даже в виде травы или простейшего микроба. Те же, кто «оттрубил» свой срок в Преисподней, вселяются в простейшие микроорганизмы, затем в более и более  сложные, пока полностью не восстановят свою ауру. Только после этого душа может вселиться в плоть человека, дождавшись своей очереди, а очередь регулируется все тем же МК. Ввиду того, что души разные, они вселяются одним - в награду родителям за прошлые жизни, другим – в наказанье. А так как соблазнов великое множество, то армия тёмных сил не убывает. Но темные силы не подключены к МК и не получают от него энергии, а просто пользуются энергией эмоций и боли, которую берут друг от друга  и от живых существ. Энергетический голод и желание побыстрее закончить испытания в Преисподней заставляют оступившуюся душу  искать новые способы и формы получения энергии, в основном, все базируется на старых и проверенных: колдовстве, злобе, ненависти, воинах, подлостях, низостях, предательстве, клевете  и т. д.
Вспомнив, какие перспективы ожидали бы его, если бы не решение Совета, Александр поежился. Ему не спалось: выдержит ли он новые лишения? Уж Император-то знал: в этот раз Иесус постарается, чтобы он оступился.
«Иесусу и сейчас не верится, что я выдержал все испытания».
А набор оных был таким, что даже возможность заглянуть в прошлое, при наличии воли, была бы неприятной и потребовала бы усилий, ведь пыток душевных и физических Александр вынес великое множество.
Сейчас Император думал о будущем с ужасом и надеждой.
Господи, ведь это была его мечта! Он и не надеялся, что когда – нибудь она сбудется! Мысль, что вдруг все-таки Создатель пошлет ему вторую половинку, его собственное счастье, наполняла истосковавшуюся душу Александра сладостным трепетом.
После отбытия Императора опять исчезнет возможность восстановления представителей Вселенной, попавших в беду. Как они без него? Получит ли он свои полномочия обратно? Выдержит ли свои испытания? Сколько жизней понадобится, чтобы воля вернулась? Не рухнет ли все, пока он будет восстанавливаться?..
Мысли набегали одна на другую, перемешивались, как в калейдоскопе, с лицами тех, кого Александр знал и любил. Завтра начнётся его подготовка к новому испытанию, завтра наступит день, о котором он так мечтал и которого теперь страшился: из Обители было легко уйти, но ещё никто из ушедших не вернулся в срок, все задерживались надолго.
Александр спал очень тревожно: то улыбался, то хмурился, доказывая что-то своим новым друзьям, губы его шевелились. Наконец, он затих, но тревожные складки так и не покидали прекрасного лица.
Утром, после завтрака, Иесус отправил Императора попрощаться с друзьями. Перед расставанием они обнялись, долго смотрели, улыбаясь, друг другу в глаза: у обоих на душе было тревожно.
Иесус смотрел, как Император медленно, будто во сне, движется по лугу, напоминающему огромную оранжерею. Александр как будто собирался забрать с собой эту красоту, дышал этим великолепием и не мог надышаться.
Немногие, только члены Совета, знали, что Иесус с этого дня получит еще одну головную  боль: да, Император воплотится, но что делать с огромной энергетикой, которую удастся заблокировать едва больше половины?! Не дай Бог Александру расслабиться и почувствовать страх, злобу, боль и ненависть сразу, ведь тогда включится экран и выжжет тысячи километров земли, испепеляя все живое и неживое. Если бы МК знал об отсутствии воли, то не ввел бы в код биополя Императора такой могучий экран, а теперь уже поздно. Опасность была настолько велика, словно пьяного посадили на бочку с порохом, а Иесуса заставили смотреть, чтобы он не уронил свечку и, в случае чего, схватил ее. Единственная разница, что рванет не бочка – его любимый «голубой шарик», как Иесус ласково называл Землю.
МК немного успокоил Иесуса:
; Если случится что-нибудь, то я попробую помочь, но не раньше, чем это «что-нибудь» произойдет.
«Что придумать теперь? Заготовленные раньше испытания отпадают разом от мысли, что при сложной проблеме может возникнуть включение экрана. Как избежать проблем, ведь Земля вступает в Эру Водолея? Сейчас начнутся такие чудеса, что только врагам желают родиться в эпоху перемен, а Император как раз в нее и влипнет. Прогнозы в судьбах меняются, как в чехарде. Раньше люди получали наказание в течение нескольких жизней, теперь же сроки уменьшились от немедленных, до двух-трех лет. Еще эти пираты из тонких измерений! Не влезут ли они в  мои владения? И без них помощников из других звездных Систем и Галактик хватает, не успеваю отваживать, - рассуждал мысленно Иесус. - Работы моих товарищей: Аллаха, Будды, Кришны и других, дали хорошие  всходы. Но люди, вместо поисков мирного существования во имя чего-то прекрасного, вместо того, чтобы проанализировать множество учений и выбрать из них наиболее приемлемые  для каждого пути, по которым они придут к гармонии со Вселенной, занимаются пособничеством не мне и моим соратникам и друзьям, а Дьяволу: разжигают войны,  межрелигиозные  распри, злобу. Учение, которое я принес людям, попирают служители закона и сами же служители церкви. Мир сходит с ума: люди забыли, что душа – есть храм божий  и греша «на лево и на право», бегут нести дары в церковь, которая потеряла доверие людей в своем первоначальном смысле. Вместо покаяния - опять ложь, ханжество и лицемерие. Единственная надежда на истинных подвижников церкви, благословленных нами целителей или просто замечательных людей. Сейчас только они, прося у нас благословения, пытаются направить разум людей на покаяние. Но, пока церковь не начнет выполнять свою прямую работу и назначение, даже их скромные успехи – это подарок в наших нелегких трудах. Что является ключом в тонкие миры? Кто это или что это будет? Может это добро? Может это сплав добра и зла, но в какой форме?»
Да, эти вопросы уже давно не давали Иесусу покоя, и все его силы  были направлены на их поиски и разрешение.
Но не только одного Иесуса – всех жителей Обители эти вопросы интересовали не меньше.
Наконец, появился Император.
Обсудив кое-какие детали с Александром, Иесус сказал: 
 - Ты отправляйся в атмосферу Земли – увидимся позже, а я поработаю с
МК над твоей новой судьбой.
Они еще раз обнялись, и Иесус исчез.

Глава 7. Новое воплощение.

Путь к Земле был не очень долгим. В принципе, – плевое дело для Императора, но сейчас то состояние, в котором он находился, было особенным: восторг и беспричинная радость, тревога и беспокойство, удаль и бесшабашность - эта смесь чувств наполняла его до предела и мешала сосредоточиться. Александр расслаблялся, и, чем больше расслаблялся, погружаясь в механизмы мгновенных космических перемещений, тем меньше оставалось эмоций: остались тревога и ледяное спокойствие. Император вошел в особое состояние, затем стал представлять вращение в одну сторону, потом, не теряя контроля над этим, в другую, третью и т. д.: скорость возрастала, расстояние сокращалось с каждой минутой.
Всякий, кто находился в Обители, проходил подготовку у МК довольно длительное время, но так быстро двигаться мог только Император, благодаря своей энергетике и упорству. После того, как количество направлений вращений было под контролем (не больше пятидесяти), начиналась другая форма расслабления – психическое расслабление – работа, напоминающая медитацию. Почувствовав одно расслабление, переходишь к другому, к третьему и т. д.: чем больше степеней  расслабленности, тем больше скорость, с которой можно перемещаться с помощью МК. При подключении к МК процесс можно сократить до нескольких минут медитации и нескольких секунд перемещения.  Император легче в них входил, ведь он только этим и занимался, бороздя владения МК вдоль и поперек.
На этот раз Александр не торопился и, несясь со скоростью в тысячи раз превосходящей скорость света, он, как в первый раз, с восторгом разглядывал всё по пути, восхищаясь творениями Создателя жителей Обители и всей нашей Вселенной. Каскады звёзд, новых и уже послуживших, причудливо разрисовывали пространство, Галактики сменяли одна другую, а Императора разбирало любопытство: кто из новых друзей здесь проживает, что сейчас делает? Александр тихонько, благодаря МК, шпионил за ними, а потом летел дальше, хихикая, как нашкодивший мальчишка. Но всегда, и более всего, его манили звезды, которых невозможно было, пока, достигнуть,  разглядеть, материализоваться и потрогать.
Зачарованный этим зрелищем Император не заметил, как приблизился к такой родной Галактике, волнения усилились, скорость заметно упала: где-то со скоростью света, Александр двигался по солнечной системе. Приблизившись к Земле, он умышленно не погрузился в прошлое, а решил осмотреть самые замечательные уголки на любимой и такой родной  планете. Материализовываться в человеческую плоть не стал без позволения Иесуса и бродил везде в ментальном теле: мог всё ощущать, видеть, чувствовать, но оставался для всех невидимым.
Наконец, Императора разыскал Иесус и сказал, что всё готово, и можно воплощаться. Они попрощались, пожелали друг другу удачи, и Александр  подключился к МК. МК и здесь сделал исключение: не стал томить Императора, вселив его душу в ребёнка, который вот-вот родится.
Александр вновь стал человеком – маленьким мальчиком, который возвестил своим криком о приближении новой эры на Земле, в которую выживут только те, кто объединится для достижения гармонии со Вселенной, кто свой разум направит к Создателю, а дела - на  служение разумному, доброму, вечному, на чем и базируется Кодекс Вселенной.
Не мудрствуя лукаво, Иесус отправил Императора в самую запутанную, самую непонятную, для всех в Мире и для самих себя, страну – Россию.
Рождение Императора в новом обличии пришлось как раз на время Горбачевской перестройки, когда по всей стране шла непримиримая борьба с пьянством:  вырубались и уничтожались виноградники, которые растили десятилетиями, сады трещали под ударами топоров  и тракторов, корчевавших их. Люди смотрели на эти новшества сверху и глубокомысленно изрекали: «Перестройка... Мать бы их так! …». Некоторые, особо рьяно борющиеся, секретари райкомов перекрывали дороги и начинали производить ревизию. У тех, кто ехал с дач и огородов, милиция изымала «излишки»  и заставляла сдавать в заготконторы за бесценок. Потом они пошли ещё дальше: с помощью добровольцев и милиции стали ходить по дворам и ломать теплицы у «новоиспечённых  капиталистов», которые бессовестно, не смотря ни на какие запреты и нормативы, зарабатывали выше установленной, кем-то сверху, нормы. А вечером, после чудес и нововведений, страна торопилась посмотреть очередной сериал, как бы они жили, если бы у них, был не «долбаный» социализм, а цветущее изобилием и привилегиями капиталистическое общество, общество, в котором все, кто трудится, имели бы, если не миллионы, то, как минимум, фазенду или спортивный классный тарантас.
В России многие, если не все, умели неплохо «пахать» и поэтому каждый с вожделением смотрел в телевизор, думая: «Вот бы нам свободу от коварного социализма, и уж мы развернемся!».
«Братья» же из соседних республик при каждом удобном случае рассказывали русским собратьям, как бы они зажили, если бы все не отдавали ненасытным русским.
Но русским было некогда: всем желающим по блату и по очереди доставались клочки земли по шесть соток. Люди ринулись вырубать леса, осушать болота, орошать пустоши для того, чтобы воздвигнуть свою собственную фазенду, назло врагам и чтобы не хуже, чем у других. Всем было не до политики: в каждом жил неукротимый дух собственника, который, вот уже столько времени, социализм никак не мог сломить, а иногда даже раздавить, в своих строителях.
Император появился не вовремя: лучше бы он немного подождал, ну, хотя бы, часик. Все родильное отделение рвануло смотреть «душераздирающий» сериал о хорошей жизни, а сестра наскоро обтерла   мать, которая еще не пришла в сознание, оставила ее на каталке, а ребенка, даже не успев обтереть, как следует, положила на блестящий столик из нержавейки,  застеленный рыжей клеёнкой.  А потом с проклятиями в адрес малыша сестра помчалась вдогонку к остальным: когда заскочила в фойе, добрая половина уже сидела со слезами на глазах, и она, с горечью в сердце, всего лишь на минуточку, уставилась в «ящик».
Когда медсестра вновь, и с проклятиями, появилась, малыш уже посинел от крика и холода.
Ребенка перепеленали, укутали, но было уже поздно: он схватил воспаление.
Детскому врачу, которая занималась им, пришлось туго: женщина несколько дней боролась за жизнь ребенка, проклиная и акушеров, и сестер, и правительство за то, что никто не уделяет роженицам никакого внимания: роддомы находятся в жутком состоянии и ремонта не предвидится; акушеркам платят копейки, а те злобу  и недовольство вымещают на бедных роженицах; лекарства днем с огнем не сыщешь. Они резали и кромсали бедных женщин, как мясники, не мудрствуя лукаво: «Если государство думает, что нам платят, то пусть думает, что мы работаем!».
Женщины и при социализме были дармовой рабочей силой: их везде славили, давали медальки и грамоты, а сами ими же  затыкали дыры на самых трудных производствах. Те не роптали: им надо было поднимать детей. Благо, что государство, хоть здесь, в чем-то помогало: давало работы,  хоть и копеечной, зато - сколько хочешь.
Вот и новоиспеченная мамаша оказалась, не то чтобы алкашкой, так просто: «Жизнь была хреновой. Муж, по пьяне, подрался, и его, уже с пол года, как посадили», - а она, в обнимку с «зеленым змием» горе мыкала, в роддоме тоже простудилась, но меньше – отделалась температурой, и теперь у нее пропало молоко.
От горя мамаша напилась, и, пьяная в дымину, лезла, рыдая и еле держась на ногах, ко всем, кто ей подворачивался, со своим горем. Все ее сначала  успокаивали, а, отойдя,  материли,  каждый на свой лад, но потом стали гнать к «чёртовой матери». 
Детский врач - Вера Петровна - только сегодня смогла заснуть спокойно: температура у малыша, которого назвали Санькой, была высокой, но ровной. Если бы не ее неустанные заботы, то ребенок, скорее всего, не выжил бы. Лекарств не хватало, все приходилось доставать по старым связям и скудным крохам.  Детей своих бог не дал, и Вера Петровна буквально обожала своих жизнерадостных пациентов. А так как мамаша все время страдала и от страданий «не просыхала», то Вере Петровне приходилось просиживать с маленьким Санькой все свободное время. Наконец, он поправился, и, вчерашний кандидат на тот свет, улыбался ей навстречу открытой, счастливой улыбкой.
Глядя на эти лучащиеся радостью и счастьем лица, невозможно не улыбнуться в ответ, также искренне и беспричинно-радостно, как будто вас «рублём одарили».
Вера Петровна тоже улыбалась и выглядела такой счастливой, как будто это был ее собственный ребенок.  Эта женщина была врачом от бога и всей своей душой отдавалась любимой работе, поэтому в личной жизни у нее толком никак не складывалось.
В пьяном угаре мамаша не сообразила купить ребенку пеленочки, распашоночки и т. д., и теперь, появившись первый раз трезвой, отводила глаза, не зная, в чем забрать ребенка, благо на улице стояла теплая погода. Она захватила старенькое потрепанное покрывало, а остальное собрали ей с миру по нитке, стыдя и напутствуя непутевую мамашу.
Мать преобразилась: после появления сына в доме, бросила пить, и они зажили с Санькой не богато, но в радости. Женщина она была работящая, веселая, и соседи, и знакомые помогали, кто, чем мог.
Но счастье их было не долгим: едва Санька научился говорить «мама» и «баба», как появился «папашка»,  отсидевший, как он говорил, «от звонка до звонка» и ставший, ну, просто «крутым зэком». Начались постоянные гулянки, пьянки. Если она не пила, он говорил: «Что, стерва, стала тут культурной без меня?!» Если не хотела, заливал силой, а когда заливал, то напевал любимую песенку: «Ее по морде били чайником и научили водку пить…». Санька, как правило, бросался защищать маму: обхватив ее ручонками, он принимался громко плакать. «Папашка», с ненавистью глядя на него, говорил: «И ты, сучёнок, против меня?!» Брал малыша за шкирку, швырял в соседнюю комнату  на кровать и, пригрозив: «Пискнешь -  убью!» - шел приставать к матери. Та отбивалась, он душил ее, пока она не теряла сознание, бесчувственную, насиловал и уходил к друзьям, приговаривая: «Не ловила бы кайф, не упиралась бы». Все можно оправдать: вот и «папашка», довольный собой, шел отдыхать, наведя дома порядки.
Мать пробовала несколько раз уйти с Санькой, но муж находил и, жестоко избив ее, возвращал домой. От постоянных побоев у матери начала болеть голова и печень, она опять запила, запила до бесчувствия.
Женщина все терпела. Но, однажды, когда муж, очередной раз избив ее, сильно и ни за что, ударил Саньку так, что у него из носа потекла кровь, у
матери не выдержали нервы. В пьяном угаре, как обезумевшая львица, она схватила со стола нож, который муж привез из зоны, и вонзила ему между лопаток, выдернула нож и перевернула «крутого зэка» лицом вверх, затем, с остервенением, глядя своему мучителю в глаза, воткнула несколько раз в живот. Он орал, а Санькина мать, с блаженной улыбкой на лице, – втыкала, втыкала и втыкала в него нож.
Когда очнулась,  вокруг суетились соседи. Женщина  так и сидела с окровавленным ножом в руках. Прижав мать Саньки, всхлипывающую и еще не понимавшую, что случилось, тупо глядящую на кровавое месиво, оставшееся от мучителя, сидела рядом, обняв ее, соседка. Страх и ужас так и застыли на обезображенном болью лице, еще недавно такого «крутого» парня.
Мать не оправдали: суд был показательным, а вина полностью доказанной. Судья уходил на пенсию и, только на радостях, заменил ей «вышку» десятью годами строгого режима. Как особо жестокой убийце, женщине даже не дали попрощаться с сыном, а Саньку отдали в детский дом на попечение «самого гуманного в Мире» государства.
От одиночества и стресса мальчик замкнулся и перестал говорить: он чувствовал, что на его хрупкие плечи свалилась беда, но еще не мог осознать ни ее  размеров, ни значения.
Через год не выдержала печень у матери: она умерла в тюрьме, а Санька стал в ряды российских сирот.
Саньке шел шестой год, а страна бурлила, ее лихорадило от свободы и демократии. Ошалевшие, люди не понимали: куда все делось?! почему их ограбили среди бела дня, раздав всем их долю богатства упаковками туалетной бумаги, которую можно было купить на ваучер, подаренный новым, уже нашим, демократичным правительством, зато самым демократичным в Мире. Вся страна, как Москва (из конца в конец негде было упасть яблоку), кинулась в бизнес. Торговали поначалу, кому не лень, думали: «Вокруг все дураки, а, уж, я-то – развернусь!».
Только в сердце Саньки, потихоньку опять начинавшем говорить, но с большим заиканием, была боль, прочно поселились одиночество и отчаяние. С надеждой затравленного  зверька смотрел он сквозь ограду на этих новоявленных «буржуев» из крестьян и капиталистов, состоящих из вчерашних коммунистов, снующих в этом Мире в поисках богатства. Мальчик думал, что рано или поздно вот от этих людей, сытых и прилично одетых, и придет  избавление от сиротской доли и бед, обрушившихся на него. Он ждал, а избавление так не приходило, и не приходило: интернаты были бедные, средства выделяли  скудные. Замерзнув в старом, поношенном пальтишке, в рваных башмаках, Санька обреченно возвращался в свою группу навстречу новым усмешкам и унижениям, как со стороны воспитателей, так и со стороны братьев по несчастью. Его били - он отбивался, терпел, как мог; его ругали – он слушался; его жалели – он плакал. С горечью вспоминал Санька о матери: мальчик уже не помнил ее, но нежное чувство к маме так и жило в его маленьком сердечке. Ему так не хватало мамы, он ее так любил бы, так  жалел бы, так помогал бы. Санька засыпал, а слезки тихонько лились и лились на подушку: вся горечь и горести вытекали из него вместе со слезами по щечке на ладошки, с ладошек на подушку. Он наполнялся покоем, надеждой, и сон забирал его в свои ласковые, сказочные, нежные, как мамины руки, объятия. 

*******Глава 8. Жизнь его учителя.

Иван рано потерял отца и, усыпанный веснушками с головы до пяток, гордо носил рыжую шевелюру на своей голове. Будучи далеко неглупым, он очень комплексовал и даже, когда вырос в довольно крепкого парня, комплексов не изжил. А когда Иван разговаривал с понравившейся ему девушкой, то трудно было бы понять, кто из них застенчивее.
С девятого класса с поломанной ногой он начал бросать мяч  в корзину и уже в десятом обожал баскетбол, потому что попадал до семидесяти бросков из ста с дальнего положения, жалея о том, что за попадания издалека не давали хотя бы три очка. Иван недолго ждал: через год ввели трех очковый бросок из-за шестиметровой линии.
Несмотря на свои комплексы, Ваня стремился к самым красивым девчонкам, как мотыльки стремятся к самому прекрасному цветку в ночи, даже, если обожгут себе крылья. Он тоже нашел такой цветок: семь лет порхал вокруг девушки, зная, что его чувства будут безответными, готов был сделать все, что угодно, победить, кого угодно, но  не знал: чем можно покорить ее сердце, вернее, знал только одно: покорить ему ее не удастся. Так и вышло: она уехала учиться, Иван ушел в армию.
В армии он был далеко от дома, и только письма друзей и близких да еще мечты о ней согревали от холода одиночества. Служил Иван в Калининграде, построенном когда-то немцами. Ему все казалось чужим, все вызывало только тоску и уныние.
В армии Иван не нашел ничего нового, кроме того, что умел: работать его научили еще ребенком в колхозе, а в армии ничего, кроме бессмысленных работ и дополнительных унижений, пока, к сожалению, не придумали.
Отслужив два года, «сдуру» попав в сержантскую школу,  Иван подошел к концу службы старшиной роты без единого замечания, но ушел из армии одним из последних, да еще и разжалованным, в назидание другим.
Ребята охраняли кинопрокатный пункт  в гарнизонном карауле, знали, что приедет проверяющий. День был - седьмое ноября, Иван -   разводящий и начальник караула одновременно. Выходит он с проверяющими из-за здания, а часовой выглядывает, ожидая их, с другой стороны, да не один, а симпатичной десятиклассницей. Подходят они к часовому, который должен подать команду:- стой кто идёт! - Стой стрелять буду…!, а девчонка, стоящая рядом с ним, не зная, что сказать, засмущалась и говорит проверяющему: «С праздничком…!»
Случайно приезжали представители из выездной комиссии МГУ, и Иван записался в Московский университет на физфак, так как физику и химию очень любил. Разжалованный и одинокий, одним из последних, чуть не бегом, покидал он этот опостылевший край.
Где ему было знать, что та, о которой он мечтал, будет именно там очень долго жить, но только после того, как Иван покинет этот город: сразу после окончания учебы ее отправили по распределению в этот же город,  инженером по портовым сооружениям.
Иван рассчитывал, что, как только она выйдет замуж, ему станет легче…, а она все не выходила и не выходила; он же - не разрешал себе в нее влюбиться сильнее, и это спасало….               
Учеба  в МГУ оказалась довольно трудной: закончив с отличием ГПТУ и отслужив, трудно заново садиться за парту. Еще одна глупость заключалась в том, что подготовительное отделение было только на физфаке, а Ивану надо было бы поступать на историю или философию – это единственные предметы, по которым у него было отлично, да еще он обожал английский. Иван не ожидал, что физический факультет обернется одной «сплошной» математикой, а математику Ваня готов  терпеть только в одном случае: если бы Родина была в опасности…. Но так как до опасности было еще далеко, то и «въезжал» Иван в математику  соответственно.
«Со скрипом» Ваню приняли в партию. Он умудрился от имени партгруппы обойти весь курс и выступить за то, чтобы, хотя бы отличников, не брали в армию. От имени студентов написали «петицию», подписали всем факультетом. Оставалось только бастовать, поэтому предложение отдали в партком и  занялись учебой.  Однажды, напившись в строй отряде кофе, Иван никак не мог заснуть и написал несколько предложений к последнему съезду КПСС. От коммунистов МГУ на  двадцать пятый съезд отправили  десять предложений, два из которых были написаны Иваном.
В первом он предложил выделить коммунистов из общей массы, введя в повседневное ношение какой-нибудь красивый значок, как у комсомольцев: ведь, если человек сегодня пойман в воровстве, а завтра его видят со значком или наоборот, то таких легче было бы «выпереть» из рядов КПСС.
Второе предложение он перенес на «собственной шкуре», еще когда служил в армии: товарищи Ивана голосовали за выдвижение его кандидатом в члены КПСС, а перед ним оплевали, освистали и дали «отвод» с виду неплохому парню. Никто тогда про Ивана не сказал ни одного плохого слова, но когда зачитывают Кодекс Строителя Коммунизма, и люди вокруг тебя считают и голосуют: достоин ты или  нет - вот это страшно. Вот и предложение заключалось в том, чтобы не два коммуниста «келейно» давали рекомендацию, а вместо одного из них, давал рекомендацию коллектив, в котором человек проработал не менее одного года, да еще с правом отзыва.
Окончив второй курс, Иван собирался домой. Вечером в общежитии девчонки-однокурсницы, гадая на картах, предрекают Ване – «постель» с девушкой, в которую он «втрескался» ( какая там «постель»! За семь лет знакомства, а это был седьмой год, они ни разу не целовались!). Посмеявшись, Ваня говорит: «Ну, вот, если это считать случайностью, сдавай снова. Если это так, то карта выпадет еще раз». Девчонки тоже посмеялись, сдали еще раз, и на удивление, с их слов: опять выпадает «постель»….
Да, было над чем подумать: «постель» с девчонкой, за которой увивалось пол городка, да еще спортсменкой, комсомолкой (медалисткой, в конце концов!) с парнем из «Жмеринки» довольно бедного сословия, который кроме мозолистой руки, сердца и большого огорода ничего, пока, не мог предложить ей, даже велосипеда. Там такие глазищи: глянет – ноги отнимаются - какая тут, к черту, «постель»…!
Иван вспомнил, как «сдуру» решился сказать ей, что она ему нравится.
Вот они вечером сидят, смотрят телевизор.
«Ну, - думает Ваня – сейчас чуток подожду, а перед уходом на последний автобус выпалю и слиняю».
Да, все легко в сказке сказывается.
А тут по телевизору, точно на зло, показывают, как в женщину-скульптора влюбляется ее случайный знакомый и, как на грех, этот «придурок» «лазит» под ее окнами, не зная, как ей в любви признаться: тот  - себе, Иван – себе. Ваня смотрит на нее: она смотрит на того «идиота», что в телевизоре, посмеивается, и вряд ли догадывается, что рядом еще один такой же, с точно такими же мыслями, и никак не может дождаться, пока тот, в телевизоре «заткнется»….
Вообщем, пока тот, в телевизоре, собирался объясниться, последний автобус уже ушел. После телевизионного объяснения надо было, на прощание, выдавить свое, раз, уж, решился…. Тем более, что она завтра уезжает на учебу, и в другой день уже не удалось бы…. За минуту иногда можно прожить несколько жизней: за счастье можно лечь на амбразуру, но что-то произнести где-то пропавшим и там прилипшим языком, было непросто…. Как все не выглядело глупо, он ей все-таки сказал, что она ему очень нравится. На что она попросила: «Давай об этом больше никогда не будем»…. Они попрощались, и Ваня, пятнадцать километров, пешочком потопал домой. Все равно он был очень рад, что она еще не замужем, что, пока, он может тешить себя иллюзиями, что когда-нибудь они будут вместе.
И вот этот «накарканный» день настал. Девчонки не знали, что Иван собирался к ней на день рождения.
Все было здорово, весело и одновременно глупо, потому что Ваня, конечно, не мог оторвать от нее глаз: смотрел и не мог наглядеться. Нет, он ее не то, что любил, скорее – обожал…. Вечер пролетел, как мгновение. Ваня помог ей проводить гостей, убрать со стола и, когда собрался уходить, она попросила его: «Оставайся у нас ночевать…» Ему очень хотелось остаться, но ее мать была его любимой учительницей, комнат – всего две, и в них уже должны ложиться спать еще шесть человек. Он сказал, что  ему неудобно стеснять их. Но она просила, настаивая: «Ну, пожалуйста, оставайся»…!
Сколько противоречивых чувств может нахлынуть в несколько минут!
То ли от того, что Иван знал: она его не любит; то ли от того, что боялся за нее: вдруг она ошибется в нем и уйдет потом, а он этого не переживет; то ли законы гостеприимства, а он ей и всей ее семье бесконечно благодарен за то, что его принимали здесь всегда, как лучшего друга; то ли еще что-то не позволило; но Иван не смог остаться….
Счастливый он шел домой и благодарил бога за такой подарок: ее глаза сияли ему во мраке ночи, наполняя теплом, радостью и каким-то удивительным трепетом его душу.
Она уехала работать, и они долго не виделись.
Прошло с пол года, и, заработав летом немного денег  в стройотряде,  Ваня всётаки решился поехать в Калининград из Москвы и сделать ей предложение.
Все с самого начала не заладилось: билет на самолет купил не сразу, розы попались втридорога да такие мелкие, что не хотелось и брать, но других не было, а запах к розам Ване всётаки удалось купить, духи – шанель№5 поехали  в кармане и, хоть как-то, успокаивали: являться без подарка и незваным гостем - неловко….
В адресном столе, зная данные, Ваня легко взял адрес, быстро нашел общежитие. Вечером вручил ей цветы, извинился, что аромат отдельно. Сводил девушку с подружкой в кино, поболтали, посмеялись. Ваню устроили у ребят в соседней комнате на ночлег. Утром ее подружка передала записку: «У нас никогда ничего не будет, я выхожу замуж. Я виновата перед тобой и перед моим будущим мужем, так как его пока нет, я прошу тебя сегодня уехать»…. Подружка пыталась отдать и духи, но Ваня их вернул, сказав: «Раз выходит замуж, пусть это будет уже как свадебный подарок»…. Съездить в часть, в которой когда-то служил, у Ивана уже не было сил: ни душевных, ни физических….
Билет на самолет он купил быстро и, когда смотрел в иллюминатор на город, который так и не стал ближе, понял, что теперь свободен. 
Все вроде бы ясно, кроме некоторых «мелочей»: неужели нельзя было сказать все это просто, без записки, человеку, который прилетел, бог  знает откуда, если уж нет желания проводить. Все было понятно, только как-то горько на душе: слезы отчаяния от внезапной свободы обжигали щеки мужчины, который, кроме этого, ничего на свете не боялся, текли неприлично и упорно, благо рядом никого не оказалось.
Такое состояние, наверное, бывает у многих людей, когда они возвращаются домой, похоронив свою мечту….
Весной когда Иван приедет поздравлять ее с рождением сына, то поймет: когда приезжал, она уже была в положении и, если он хотел что-то менять, надо было раньше, а раньше: не было денег и так  далее, и тому подобное, вообщем, – не судьба….
Заканчивался второй курс. Ближе к сессии в комнате, в которой жил наш не совсем везучий студент, завелись клопы, а так как Иван летом неплохо зарабатывал в Подмосковье, то и решил снять комнату. Жена Ваниного одноклассника нашла бабульку, которая соглашалась за двадцать пять рублей сдать комнату, и Ваня поехал на встречу.
Хозяйки не было: на дверях записка: «буду через пол часа». Тогда Ваня поднялся между этажами и посмотрел в окно. К дверям, с которых он только что сорвал записку, подошла девушка. Он спрятался, думая, что та сейчас уйдет, но девушка, видимо, решила дожидаться бабулю. Поняв, что она не уйдет, Иван вышел и сказал, что бабушка будет уже скоро. Они поднялись к окну, где Иван только что стоял, и познакомились: ее звали Маей. Мая работала в столовой и предложила Ване подкрепиться тем, что было у нее в сумке, но он отказался. Вдоволь наболтавшись с бабулей, которая в скором времени подошла, они расстались. Мая приглашала его заходить к ним в столовую. Тем временем зайти до конца лета у Вани так и не получилось.
Встретились они снова месяца через три, когда Мая пришла забирать чемодан, оставленный у бабули.
Иван смотрел, как Мая играет со щенком, случайно оставленным у бабули, смотрел на нее и думал: «Если она так играет со щенком, то какая же заботливая из нее должна получиться мамочка?!»
Наболтавшись вволю с Маей, Ваня предложил проводить ее, ведь она была с чемоданом. Прощаясь, Мая подарила бабуле кастрюльку, новую, эмалированную – мечта каждой хозяйки. Бабуля растаяла: она не знала, что сказать, очень сожалела, что выгоняла Маю (как потом выяснилось, лишь за то, что та редко приходила ночевать, хоть и платила исправно).
Через неделю Мая позвонила Ивану и предложила пойти в кино. За несколько секунд Иван решал задачу целой жизни: может ли жениться на ней или нет – он  согласился. Мая оказалась веселой и прикольной девчонкой, но «гонору и понтов» было столько, что сразу трудно и поверить: как в такой молоденькой девушке может столько уместиться, к тому же, она еще и курила. Оказалось, родители «выперли» Маю из дома, она жила у «ночной бабочки», которой, «по блату», знакомые матери сосватали комнату. У той клиентов вереница менялась каждый день, прошмыгивая мимо занавески, за которой жила Мая. Вообщем, Иван встретил родственную душу, которой было хуже, чем ему: у него есть мать, друзья, а у нее - не было никого. Мая оказалась настолько простодушной и глупенькой, что Иван испугался за нее: однажды она уже вскрывала себе вены; а, только уйдя из дому, спала на чердаках и лестничных клетках, пособирав все коврики, ночевала во многоэтажках;  утром же постоянно путала, у кого какие брала. Так как спать у «ночной бабочки» было для Ивана неприемлемым, он забрал Маю к себе и, тайком от бабули, проводил в свою комнату. Они спали в одной постели, потому что другой не было, но Иван к Мае не приставал. Когда узнал о Мае все и понял, что она к нему неравнодушна с первого дня знакомства, то сказал ей, что если она не захочет – они не расстанутся. Конечно же, Мая оказалась далеко не такой девушкой, о которой Иван мечтал, но она так хотела быть с ним рядом, исправить в себе, ели не все, то очень многое, и, когда не злилась, не болтала глупостей, была очень милой и славной. Но, видимо, самостоятельная жизнь наложила свой отпечаток: Мая была резкой и грубой, говоря о ком-то. А Иван знал одно: если о людях кто-то говорит плохо, то, как правило, не лестно скажет и о тебе за твоей спиной.
Как хорошо сказано у великого поэта, они сошлись: «волна и камень, стихи и проза, лед и пламень». 
В последний день перед свадьбой Иван отвел Маю к будущей теще и уже ту просил объяснить, что так нельзя себя вести. Теща была неплохим человеком, хорошим скульптором, но дочь, видимо, ей была «поперек горла». Теща напутствовала зятя: «Я помучалась, вот теперь - твоя очередь». На том и порешили.
Они поженились, и Иван увез Маю к себе в деревню, где у него был небольшой и пока еще недостроенный домик. Все друзья и родственники, конечно же, очень удивились, увидев Маю впервые. Курить ей пришлось бросить сразу, так как после первых же упоминаний о ребенке, Иван категорически настоял.
Мая была удивительным человеком: перед отъездом из Москвы, приготовив обед, привезла его почти последней перед темнотой электричкой, за шестьдесят километров от столицы, а до места, где работали, нужно было еще, километра два, идти по лесу. Мая уже дошла до леса и чуть не плакала от мысли, что ей придется идти одной. В этот момент ей навстречу вышел товарищ Ивана, с которым они вместе работали, и проводил Маю. Она была в положении такая гордая, что у нее есть муж и скоро родиться ребенок, что просто «светилась» от счастья.
Супруги очень ждали своего первенца и любили его уже сейчас. Мая так устала от одиночества и свободы, что готова была выслушивать лекции почти ежедневно, но, конечно, бунтовала и часто доводила Ивана до слез отчаяния. Вероятно, их спасало только то, что Мая или любила мужа или ей одной было страшно оставаться, даже в мыслях. Когда Мая, после того как выскажет все, что думает, успокаивалась, Иван с ней не разговаривал до тех пор, пока жена не подходила к нему и, зачастую в слезах, не рассказывала стишок, который прочитала в шутку однажды. Теперь Иван без стишка был неумолим, Мая прижималась к нему и с выражением рассказывала: «Мая злючка, а для злючки в супе сварены колючки. Злюка с палкою в руке будет жить на чердаке и с дырками в кармане женится на обезьяне». Если мужу этого казалось мало, то он заставлял ее сделать ёжика: Мая морщила носик и забавно сопела, как настоящий ёжик. Это было до того смешно и трогательно, как будто маленький ребенок находился перед ним, а ребенку можно простить все, что угодно. Иван обнимал жену, целовал и, конечно же, все «разгильдяйства» ее прощал.
Не окончив университета, Иван уехал домой вместе с Маей, чтобы работать в школе.
Однажды супруги шли вместе мимо гусей, птицы грозно шипели, Мая спросила мужа для порядка: «А они сильно кусаются?» Иван, как бы вспоминая, говорит: «Ну, лебеди зимой лед долбят до пяти сантиметров. Лебедь орла может в воздухе травмировать ударами крыльев. Ну, а гусь, наверно, кирзовый сапог насквозь прокусить может». Мая с неподдельным страхом обошла гусей «десятой дорогой» и только, когда увидела, что муж не может сдержаться от смеха, поняла, что ее надули.
На охоту и рыбалку жена Ивана одного не пускала и сопровождала, будучи беременной, несмотря ни на какие отговорки и просьбы остаться дома.
Когда пришло время, у Маи родилась дочка, она показывала ее папе с гордостью, обнимая маленький живой комочек. Мама пожала плечами: «Ну, конечно не мальчик, но зато, какая девчонка!». Папе было все равно: главное, что и мама, и ребеночек живы и здоровы.
Когда же Мая с дочкой приехала домой, то ее как подменили: она превратилась в «зверского» сторонника чистоты и порядка. Доставалось всем неряхам - и мужу, и бабушке. Иван стоял над кроваткой и не представлял, кто он этому живому комочку: как-то непонятно и отвлеченно он себя чувствовал, как будто чудо – вот оно, но ты к нему отношения не имеешь. А чудо было настолько хорошенькое, что, глядя на большущие глаза с черными, как накрашенными, ресничками, папа сказал: «Если вырастет такой, как сейчас, сколько хлопцев пострадает!» По гороскопу прочитали, что дочка — скорпион, возможно даже - роковая женщина. А вот, когда в три месяца, ребеночек узнает папу, не говоря уже о маме, и счастливо им улыбается навстречу - вот тогда и понимаешь, что вы уже чем-то неразрывно связаны на веки-вечные.
Мая и Иван очень любили купать вместе свою крошку, а так как  родители они были неопытные, то в ушко попала водичка, и дочка простудилась. Температура подскочила до сорока, родители себе места не находили, пока не приехала «скорая». Ия - так Иван с Маей назвали свою дочку - лежала у папы на руках и не издавала ни звука. Даже, когда  сделали укол, малышка только обиженно посопела, но, понимая, что на руках у папы, тут же успокоилась. Папа смотрел на этого маленького человечка и, думал: не дай бог, с ним что-нибудь случится - он себе этого не простит, если до того не сойдет с ума. Но все кончилось благополучно, а родители решили «обзавестись» еще и мальчиком.
Ия была настолько тихим ребенком, что часами могла сидеть с игрушкой и ждать, пока на нее обратят внимание. Она еще толком ходить не научилась, а в животике у мамы бегал ее братец, такой шустрый, ну, по всем приметам точно должен был родиться пацан. И родился, только не сын, а дочка. Мая держала на руках девочку и плакала навзрыд: ей было так стыдно перед мужем, что не мальчик, которого ждет каждый папа, да еще с большим носиком. Мая сама в детстве чувствовала себя «гадким утенком», да и папа недалеко ушел. Поэтому обоим, от одной мысли, что девочка будет некрасивой и будет страдать от этого, становилось плохо. Самое прикольное, что ждали мальчика и другого имени для девочки не припасли. Поэтому, не мудрствуя лукаво, назвали – Сима. Сима дала «прикурить» всем: была ну, очень голосистой девочкой! Мама ходила, как тень, а папа мечтал, чтобы дочке скорее исполнилось семь месяцев, когда ребенок все делает боле менее осознанно и его можно нашлепать по попке. И вот, когда глаза Симы заблестели разумной хитростью, папа взялся за воспитание: он поднял брошенную Симой игрушку, сказал: «Так нельзя, игрушке очень больно» - и отдал ее Симе. Та, глядя папе в глаза, размахнулась и бросила игрушку на пол. Иван поднял, она бросила, он пригрозил: «Если бросишь еще, то получишь по попе». Вообщем: попа у Симы была красная, руки, обе, красные, но в глазах решимость и ни одной слезинки. Она смотрела папочке в глаза, брала игрушку и невозмутимо бросала ее на пол, - папе пришлось сдаться и отступить. 
Есть способ определения возможностей по дате рождения – астрологическая нумерология. В ней говорится, что душа человека живет на Земле двенадцать жизней - можно сказать, какую жизнь живет данный человек - в целом: двадцать параметров по дате рождения. Отпечаток дает расположение девяти планет нашей Солнечной системы в момент рождения. Когда Иван расписал по этой схеме своих дочек, оказалось, что они обе личности: у старшей - идеальная самодисциплина, а у младшей - идеальное поведение в экстремальной ситуации.
Младшая в годик уже была «электро-веником»: из кроватки выпархивала, глазом не успеешь моргнуть. Вот мама и сшила ей «ночнушку–ловушку»: ногу поднять, чтобы вылезти из кроватки, было невозможно. Папа у девочек очень строгий, и «ловить рыбу» в кровати не разрешал, а так как папу они любили, то ходили только на горшок в любое время суток.
Вот родители уложили Симу спать, сами слушали музыку. Часа через три Сима проснулась, спросонья, с плачем уперлась в оградку кроватки и, не думая ни секунды, приподняла ночнушку до колен, быстро подняв ножку, перепорхнула через кроватку на диван, а с него на горшок. Мама с папой только хлопали глазами, глядя друг на друга – вот тебе и «ночнушка-ловушка»!
Мая и Иван спокойно оставляли детей одних, хоть на сколько: за порядком следила старшая сестра, ей исполнилось уже три года. 
И вот, однажды, папа с мамой ушли по делу, Симе наказали слушаться старшую сестру, а той, «для прикола», оставили ремень - на всякий пожарный, для порядка, - и ушли.
Через час папа звонит и слышит плач Симы:
  - Ия, что там случилось?
  - Она трогала вещи! – сказала старшая сестра.
Когда родители пришли домой, то папа заметил у Симы следы порки чуть ниже шортиков. Он отругал Симу за нехорошее поведение, за то, что она вынудила старшую сестру принимать крайние меры. Позже  рассмотрел синячки и на попе, и на спине у Симы; пришлось наругать уже старшую сестру. Иван спросил: «Разве папа тебя наказывает так жестоко за небольшие проступки?» Они поговорили, Ия поняла, что переборщила: ей было стыдно. Зато, после папы, Сима никого так не слушала, как старшую сестру.
Как-то Иван, уходя, дал Симе куклу и говорит: «Поиграй и укладывай ее спать. Если не будет слушать, то дай ей по попе». Сима сначала дала кукле по попе, а потом только уложила спать.
Иван был строгим папой, по понятиям дочек, но когда он их наказывал, то сам чуть не плакал от жалости вместе с ними: наказывать тех, кого любишь, - очень непростая задача. Мама бунтовала против строгого воспитания и пыталась решать все криком, а, увлекаясь, кричала уже и на папу, а папа для дочек был неприрекаемым авторитетом.
Когда Ие было четыре годика, ближе к пяти, после очередной маминой вспышки гнева, она перестала с ней разговаривать. И, когда Мая попыталась выяснить у своей тихой, скромной, кроткой дочки, что случилось, то получила в ответ: «Мама, я тебя не люблю». Мама расплакалась, пожаловалась папе. Тот сказал, что, возможно, это она сгоряча и через недельку, другую – забудет. Но, когда мама подошла через две недели к дочке и спросила: «Ты помнишь, что маме говорила?» – Ия ответила: «Да, помню: я тебя не люблю».
В первую волну в России, когда не было еще ни учителей, по боевым искусствам, ни литературы, Иван попал на занятия «карате-до». Он обожал баскетбол и немного футбол, еще в детстве бредил борьбой и мечтал о занятиях, которые только в двадцать лет вошли в его жизнь. Но, говорят, лучше поздно, чем никогда. Когда он пришел на занятия, то уже отчаялся попасть на них когда-нибудь: занятия по «карате-до» были очень напряженными, и происходил большой отток - желающие долго не выдерживали. В то время, когда Иван попал на них, «растяжки» у него не было, нога едва поднималась до пояса. Единственно, в чем Ваня был уверен, что у него «ни черта» не получится, ведь того, что он понимал под боевым искусством, казалось, ему не достигнуть никогда. Тренировки проходили с большим трудом: непрерывные отжимания,  прыжки и т.д. в течение двух с половиной часов, самым главным было - не победить кого-то, а выжить, выдержать, победить свое «не могу», «не хочу», «не буду», продержаться до конца тренировки и не сорваться. То, что Иван занимался немного дома и поддерживал форму, помогло: он выдержал. Первые два дня еле ходил, ноги болели и ныли вовсю, потом легче. На кулаках стоял только несколько секунд, а, как ребята - на пальцах и кистях, -  думал, что никогда не освоит. После тренировки даже пояс выкручивали, и из него текла струйка пота. Платить за тренировки приходилось очень дорого: Иван отдавал всю стипендию, из дома брал сало, картошку – жить можно было. Прозанимавшись три месяца, он с товарищами уже начал осваивать технику, но дрались они, как плохие боксеры, желания же было, хоть отбавляй. В хороших секциях СССР занимались, как у лучших мастеров в Японии: нагрузки давали запредельные. Многие тренеры из-за «понтов» частенько калечили своих учеников, но если вам попался хороший учитель, то технику при хорошей растяжке можно было освоить даже за три месяца.
Потом Иван понял одно: карате-до, при хорошем учителе, за год может из любого крепкого «лоха» сделать в итоге человека, который на приличном уровне сможет защищаться.
Отучившись три месяца, Ваня ушел из секции. В принципе, ее разогнали власти: тогда, не успев начать, все ушли в подполье, но золотые зерна знания попали в благодатную почву: Ивана, когда он был маленьким обижали, и он знал, для чего занимается. Гордым людям надо уметь за себя постоять, потому что они не пройдут мимо, когда двое бьют одного, когда обижают женщину, ребёнка и т. д. и т.п. Иван тоже знал, что «идиоты» притягивают его как магнитом, а значит, при первом удобном случае, он «встрянет», куда не надо бы, но - уж, если ты открыл рот, - отвечай, как бы, «за базар». Поэтому Иван не прекращал тренировки и занимался дома еще целый год до армии, упорно и активно. Он не уходил с занятий, не задав учителю, хоть одного вопроса: теперь эти знания давали свои плоды. Иван шлифовал все, что вынес из секции и благодарил Бога за то, что все-таки прикоснулся к великому учению. Но то, что сейчас называют «айки-до», тогда прошло мимо Ваниного обучения: оно придет значительно позже – лет через десять. Иван чувствовал ущербность одного карате-до, но для жесткой защиты его хватало. Он немного занимался «самбо», но борьба не могла заменить целого направления элитного искусства: она была только маленькой составляющей огромного и прекрасного айсберга. Иван чувствовал, что чего-то не хватает: он только слышал о работе по точкам, об энергетических возможностях, но пока это оставалось только красивой сказкой. Однако, Ваня знал: даже той информации, которая у него накопилась, достаточно, чтобы заниматься всю жизнь, ведь очень хороших навыков, не говоря уже о совершенстве, трудно добиться, а времени проходит уйма - у многих на это уходит вся жизнь, но для совершенства может не хватить и ее.
В двадцать лет Иван понял, что родился «не в то время и не в том месте», чтобы можно было сделать что-то большое и хорошее, во всяком случае, он не знал, как и что. Вроде бы все у тебя неплохо, а вроде бы ты никому и не нужен: ни семье, ни близким, ни другу, которого ты любишь больше жизни. Может, отец бы и понял, подсказал что-нибудь, но от него осталась только светлая память. В такие моменты, наверное, и не ему одному, единственная надежда вселяется в душу: может быть, все-таки, есть где-то Господь и, возможно, он один поймет, как на душе «хреново», как не хочется жить одному даже на этой прекрасной планете. Иногда, наверное, под таким впечатлением люди жертвуют собой для других, совершают подвиги во имя тех, кому есть, что терять. Пока человеку нечего терять, легко уходить из жизни или, хотя бы, легче.  А когда у тебя есть дети или те, кто безумно тебя любит, те, кому будет очень плохо с твоим уходом – вот тогда все сложнее. Иван знал, как плохо расти без отца: «Был бы он жив, может, сто раз разругались бы...» Но отца не было, и эта потеря не давала Ивану покоя.
Ему повезло: как раз в такой момент он встретил Маю, она родила двух прелестных девочек, и уже было ради чего жить и не просто жить – Иван был счастлив. Если вас ждет друг и не может себе найти места, когда вы опоздали с рыбалки, если ваши любимые малышки засыпают только тогда, когда держат в руках ваш пальчик, если чьи-то глаза сияют, когда вы появляетесь, если кому-то просто хорошо с вами — значит: вы не зря живете; значит: в вашей жизни появился смысл.
После приезда домой, Иван устроился в деревенскую школу учителем по военной подготовке, попутно ведя всю физкультуру (десять классов). Работы было много, но зарплата небольшая, потому что за физкультуру не платили, а чуток доплачивали. Когда Иван пришел в школу, в ней не оказалось даже мячей: страна спасала развивающиеся страны - тут было не  до мелочей! - все приходилось покупать за свой счет.
Чтобы, хоть немного, подработать, Иван набрал платную группу школьников в городе. Ия и Сима от папы ни на шаг и на тренировку, как на праздник. Девочки уже были «растянуты»: легко переходили с продольного шпагата на поперечный. Так как новички долго втягивались (сразу нельзя человека перегружать; нужно время, пока тело привыкнет к нагрузкам), то Сима и Ия легко выдерживали тренировки. Компания подобралась веселая: ребята седьмых-восьмых классов и чуть старше. Все очень старались, но, глядя на новичков, покатывались со смеху. Иван их за это ругал, наказывал, но - безрезультатно. Они, только ввиде наказания, за тренировку по восемьсот раз приседали и подпрыгивали, да еще - раз по четыреста лишних - отжимались, но, нет-нет, да и опять кто-нибудь «закатится»: Иван выставит перед всеми ленивого новичка, и тот как начнет показывать новые «разновидности» блоков или ударов, не то что засмеешься – умереть можно со смеху.
Тут, как раз, демократия переворот сделала в стране, и зал забрали под коммерческие цели: мол, не до спорта - страну от коммунистов спасать надо! - а без денег, без зала, как ее спасти-то?!
Время шло. Вот уже Ия и Сима  пошли в школу. По астрологической нумерологии: у Ии должны были быть сложности с математикой, а у электровеника-Симы -  уже с дисциплиной; учебники стали платными; вообщем: все свелось к тому, что девочки пошли в один класс.
Дома сестры спарринговались через день в перчатках и почти в полный контакт, так что синяки в школу «таскали» частенько. Однажды, девчонки захотели пофилонить: отзанимались лишь бы галочки поставить, поспарринговались немного. Так как Ия была старше и на пол головы выше, то Сима «прикинулась», что сестра ее ударила сильнее, чем надо, и пустила слезу, потом еще, вообщем: «достали» они папу и, вместо того, чтобы остановить спарринг, он только сильнее наругал их и ввел полный контакт, без добивания и сильных ударов ногами в голову. Минут пятнадцать дочки бились со слезами на глазах, хныкали, пытаясь разжалобить папу, потом стали драться зло и технично. А минут через сорок перед папой открылось страшное зрелище: Ия со злостью и решительностью била Симу, но это лишь распаляло младшую сестру. У Симы уже из носа текла кровь тонкой струйкой, но она этого уже не замечала: с решительным видом вылавливала сестру на ошибке, потом резко нападала и била в лицо противника точно и жестко. Дорого можно отдать, чтобы увидеть такой бой: девочки бились отчаянно, как два гладиатора, будто насмерть. Когда все уже стало ясно, старшая, рыдая, отчаянно отбивалась, а меньшая, несмотря на очень сильные встречные удары, с окаменевшим от решимости победить лицом, сверкая глазами, била и била, слизывая кровь с губ, отступать никто не собирался….
Бой был остановлен, сестры поклонились друг другу, благодаря за работу, а папа, отругав старшую за слезы, как всегда, расцеловал обеих.
Иван был восхищен Симой и не скрывал этого.
В это время в Москве у Маи умерли дедушка с бабушкой, их комната досталась внучке и ее семье. Мая с дочками стали москвичками, но жить хотели дома: папа знал, что в городе дочки не вырастут такими, как в деревне. Они были умницы: тренировки позволяли работать без устали, а потому без них родители на огород уже не ходили. Девочки с удовольствием пропалывали грядки, а когда копали картошку, то набрасывались, как коршуны, на самые крупные картофелины, выхватывая их друг перед другом и устраивая целые бесилки.
Для того, чтобы усилить тренировки девчонкам, Иван набрал группу малышей семи-восьми лет. «Сорви головы» после детского сада и первоклассники, конечно, о дисциплине и не слыхивали: пришлось для них применить « таблетку» №8 ( кусочек скакалки), когда же баловались, то получали, сначала тихонько, затем, по степени шалости, - все больнее и больнее. Дети – очень выносливый народ: за месяц они втянулись, и полтора-два часа могли работать с хорошей нагрузкой. Иван вынес уроки предыдущих занятий, когда ребята постарше занимались одной техникой и физической подготовкой без систематических спаррингов. Теперь, через два месяца занятий, малыши спарринговались: ладошкой жестко по лбу, ногами жестко в корпус, но в голову ногами только касания. С каждым месяцем они работали лучше и жестче, а уже через пол года на них было страшно смотреть: бились с вдохновением и без страха. Нельзя было эти бои смотреть без восторга. Это у взрослых видно, когда техники нет или трусят, то не интересно смотреть – здесь же, среди этих и любых, таких же, подобным и не пахло: дрались зло, решительно, плакали, но боя им не давали прекращать.
Ия была чуть старше, и у нее пошел удар с разворотом, поэтому другие ребята ее звали «он». И никакие объяснения не помогали: мальчики на нее упорно говорили «он». Сима была настырная: могла четыреста раз подряд присесть-подпрыгнуть, сто раз отжаться, но, когда выходила драться с мальчиками – делала вид что трусила, пускала слезу, а, если доставалось, чуть не рыдала, умело разыгрывая «слабую и несчастную». Однажды, она чуток увлеклась слезами на спарринге с отъявленным хулиганчиком, тогда папа завел ее в соседнюю с залом комнату и строго наругал, не говоря ни слова, вывел и опять продолжил спарринг. Вообщем, бой длился секунд двадцать: получив несколько ударов, Сима резко вошла в ближний бой, опрокинула своего противника, а, пока тот падал, еще и добила его, как в классическом варианте. Родители смотрели бой с восторгом, чуть не разинув рот от удивления. У мальчишек были свои разборки: они выходили против одноклассников, как «крутые» бойцы.
Расставив руки, один говорит:
; Ну, ты попал!
 Другой:
; Давай-давай! Сейчас я тебя ушибу!
Дети – это маленькие чудеса: на них трудно смотреть без улыбки, они излучают задор и веселье, невольно заражая окружающих.
На  тренировки к Ивану приходило больше половины девочек, скромных и застенчивых. Но через пол года их было не узнать: они становились заметно спокойнее, увереннее и частенько поколачивали мальчишек. Мальчишки же - наоборот: становились собраннее, послушнее, дисциплинированнее от тренировки к тренировке.
Жизнь проста только с виду.
Мая поехала в Москву, чтобы забрать у квартирантов деньги, потому что Иван был занят на тренировках и не мог их бросить. Мая уехала и осталась в Москве, нашлась тысяча причин: и грубиян муж, и жизнь проходит мимо, а надо учиться, и еще подруги раскритиковали ее никчемную жизнь с диктатором мужем. Вообщем: в их семье запахло разводом. Иван очень не хотел отпускать дочек даже на день, но боялся, что, оставшись одна, женщина может, с «дуру», «загулять» - вот он и отправил дочек в Москву.
Оставшись один, Иван увидел, как мало нужно мужчине: даже двести долларов хватило бы с головой. Деньги просто некуда было тратить: строить, если семья распалась бы, уже было бы незачем и не для кого, а ему того, что есть, хватило бы на всю жизнь. Но без семьи было «хреново»: он с сожалением прервал тренировки, оставив своих маленьких бойцов, и тоже уехал в Москву.
Мая наотрез отказывалась мириться, доказывала, что Иван грубый и невнимательный.
Муж приводил пример:
; Если причина во мне, то давай продадим комнату, деньги отдадим в детский дом, и разводимся.
Нет - так Мая не хотела, но на разводе настаивала.
Тогда Иван сказал:
 - Давай поживем две недели, ничего не меняя. Если твои мысли в этом направлении  не изменятся, то я подпишу согласие на развод.
Они помирились, но через пять лет Иван опять столкнулся в метро нос к носу со своим товарищем Сашей, который когда-то выручил Маю, проводив ее через лес, и, волей-неволей, опять окунулся в его проблемы. Иван снова сутками пропадал на работе, а денег, как не было, так не сильно и увеличилось. Он мечтал заработать и, приехав в хутор, выкупить детский садик, который, уже очень долго, стоял заброшенный, чтобы открыть в нем спортивный интернат с уклоном на единоборства, потому что только при железной дисциплине можно разным людям ужиться под одной крышей, а дисциплину дают упорные тренировки. Но Ивану не повезло: два человека, чуть ли не со слезами на глазах, просили у него помощи, одному надо было получить сто пятьдесят тысяч долларов, а другому -  отдать. Оба, на словах, готовы были во всем ему помогать и работать, не покладая рук. Иван остался: за одну перспективу отработал четыре года, но, кроме горечи и предательства с их стороны, ничего не вынес. Тогда он «плюнул» на них и с табличкой типа «вырою, построю» осаждал входы в метро. Так как опыт накопился уже приличный, заказы потихоньку пошли, появились первые деньги, и стало легче дышать.
Летом Иван работал, а всю зиму жил на юге, бесплатно тренируя детей. Но, так как приезжал уже в декабре, набирать новые группы было неудобно, потому вел у себя в школе баскетбол для подростков, да занимался со своими «козявками».
Девочки стали постоянными участниками соревнований среди мальчиков по правилам рукопашного боя. Первые свои грамоты они заработали легко: Сима в категории до тридцати двух килограмм разнесла всех своих соперников в пух и прах (впервые заняв первое место, она была очень довольна); а Ие немного не повезло: ей достались мальчишки, которые хорошо боролись, и она, в основном, занимала вторые и третьи места.

Глава 9. Случайное знакомство.

Однажды Иван с дочками гулял по городу после соревнований. Они зашли в парк и увидели интересную картину: трое мальчуганов постарше издевались над мальчиком поменьше, который горько плакал, но хулиганов это только раззадоривало. Ия и Сима - вопросительно посмотрели на папу, как бы спрашивая разрешения вмешаться, тот согласно кивнул: девчонки тут же подошли к хулиганам и предложили оставить мальчика в покое. Один, видимо, заводила, «попер» на девчонок матом, но не успел хулиганчик высказаться, как Сима молниеносно влепила ему такой «хук», что он свалился, как снопик. Второго схватила Ия, повалила броском через бедро и, держа его за шею, делала ему картошку, надавливая кулаком на нос. Третий, увидев, что к ним бежит подмога в виде папы, бросился наутек.
Когда папа подошел, первый сидел чумной и не мог понять, что с ним произошло.
Иван спросил:
; Ну, что, все в норме?
 Тот буркнул:
; Да, вроде бы.
Ия подняла своего противника: у того нос был красный и здоровенный, как картошка. 
Девчонки провожали горе-хулиганов по дорожке и объясняли, что тем будет в следующий раз, если они еще раз кого-то обидят.
Папа поднял с земли мальчика, вытер ему слезинки и спросил: 
; Ну, ты как? В порядке?
Тот, всхлипывая, кивал головой.
Пока Иван отряхивал мальчика, подбежали девчонки и, помогая отряхивать, Сима  спросила:
; А звать-то тебя как?
; Сашок, - ответил мальчик.
; И часто они тебя так? - спросила Ия.
; Да, частенько тырят.
; Ты не ходишь на борьбу или еще куда? - поинтересовалась Сима.
; Неа, - ответил Сашок, - не берут, говорят: дохлый я больно.
; Ну, а ты сам-то, хочешь заниматься? - спросил папа девочек.
; Да я, как бы, и не супротив, - отвечал Сашок, переминаясь с ноги на ногу.
; А ты чей? Где живешь? – не унималась Сима.
; Я – детдомовский, - сказал мальчик и опустил глаза.
; Пап, а можно он будет заниматься с нами? – попросила Ия.
; Ну, если очень хочет и не будет пропускать занятия, то, я думаю, можно попробовать, - сказал, улыбаясь, папа.
Они, смеясь и подшучивая,  проводили Сашка  до ворот его детдома и, рассказав, когда и где будет тренировка, попрощались с ним.
Сашок стоял за забором и с удовольствием махал уходившим и махавшим ему симпатюлям. «Вот это девчонки! - думал он. - А как меньшая «Тополю» замочила! Он, как стоял, так и упал. Неслабо! Вот бы и мне немного приемчиков узнать! А старшая «Черепу» так носище надавила, что нос стал, как картошка. Да, таких бы друзей заиметь было бы не погано».
Сашок на тренировку пришел одним из первых.
«Может быть, они пошутили, но на всякий случай надо сходить. Не, не надули», - думал Сашок, глядя, как папа с дочками слезали с мотоцикла «Урал» с коляской.
Сима набросилась на Сашка с расспросами. Но когда он взглянул в огромные глаза Ии, то смутился и даже забыл ответить на ее приветствие.
Поздоровавшись с тренером, мальчик подумал: «Вот это глазищи! Караул просто! Вот такие, наверное, когда вырастут,  и становятся колдуньями или ведьмами». Сашок, заходя в зал, отметил, что все, переступив порог, делают поклон, только после этого проходят. Он, на всякий случай, тоже сделал поклон и вошел в небольшой зал, где свободно могли заниматься человек десять. Во время тренировки мальчик смотрел, как легко получалось у тех, кто начал заниматься раньше, и, казалось, что эту науку ему вовек не освоить: было стыдно за свое неумение. Сашок смотрел на девчонок: они работали, как роботы, казалось, что они неутомимы (отчасти так и было). Сашок старался изо всех сил. Сегодня тренер его не ругал, зато всем остальным доставалось за каждую мелочь.
Тренер подошел к нему и сказал:
; Главное – это победить свое «не могу», свое «не хочу», свою лень и нерадивость. Короче: главное – это победить себя, только тогда ты можешь рассчитывать, что победишь еще кого-то.
И Сашок пытался победить себя, но скоро сказка сказывается, а занятия единоборствами - только через пот и слезы, через маленькие победы и неудачи. Мальчик занимался, в основном, на тренировках, а в детдоме было негде, да и перед другими стыдно.
Через год Сашок стал не хуже других, на тренировке выдерживал все нагрузки, но вести бой с противником ему было, пока, трудно: стеснялся сильно бить партнера, и за жалость его постоянно поколачивали. Иван ругал, Сашок терпел: и упреки учителя, и трепку товарищей; хорошо выполнял все приемы, свободно выносил сильные нагрузки, но если позволял себе нанести удар, даже средней силы, то тут же краснел и извинялся: травмировать кого-то было выше его сил. Мальчик уже жил одними тренировками: все остальное теперь казалось ему серым и тусклым, впервые  появился маленький смысл в жизни.
Однажды к нему подошла Ия и сказала:
; Завтра у меня день рождения, и если ты хочешь, то я тебя приглашаю, а папа тебя потом отвезет.
Сашок замялся и не знал, что ответить. Он очень хотел, но у него нечего одеть: пиджачок был старый, да и ботинки тоже.
Видя, что Сашок хочет «слинять», Ия сказала тоном, не терпящим возражений:
; Короче, - чтоб был!
И вот, в назначенный день, надергав на клумбе цветов и соорудив из них букет, мальчик, счастливый, добрался на автобусе до небольшого хуторка, где и жила именинница. Поплевав на руки, Сашок отряхнулся и привел себя боле менее в порядок. Когда подошел к калитке, его облаяла маленькая злобная собачонка. На пороге кухни появилась Ия, нарядная и сияющая. Сашок вместо приветствия протянул ей букет и сказал:
; Вот.
Мальчик смотрел Ие в глаза, и  ему казалось, что он вот-вот провалится сквозь землю. Именинница затащила его в кухню, где уже сидела  куча ее друзей и одноклассников. Здесь собралась уже другая компания и его называли не Сашком, а Санькой. Мальчик сильно не сопротивлялся, но представлялся строго: «Сашок». На такой пир Сашок еще не попадал: чего только не попробовал, сидя за столом!
Иван требовал, чтобы каждый из друзей Ии вставал и, подняв стакан с лимонадом,  произносили тост. Когда очередь дошла до Саньки, он уже и не знал, о чем говорить: Ию поздравляли, искренне пожелав ей целую кучу всяких разностей. Санька тоже, по-своему, о ней беспокоился с первой встречи, и искренне сказал:
; Я бы выпил за то, чтоб такая хорошая девчонка, - он замялся, и чуть позже, собравшись с мыслями, добавил - не стала ведьмой.
Все покатились со смеха, включая и именинницу: такого пожелания у нее еще не было. А Санька бухнулся на свое место, покраснев до ушей: ему почему-то начало казаться, что он что-то не так ляпнул.
Основательно подкрепившись, гости отправились в дом – танцевать. Санька держался в стороне: танцевал он неважно, а смотреть, как другие танцуют, очень любил. Сестры выделялись не только на тренировке: они танцевали без устали. Лучше всех танцевала, по мнению Саньки, Сима – меньшая сестра Ии. Она была шустрая, как электровеник, казалось: покой и Сима - вещи несовместимые.
Натанцевавшись, шумная компания вернулась в кухню: там их ожидали несколько огромных тортов, сделанных мамой Ии, которая перед днем рождения сутками не отходила  от плиты, и наградой ей была эта куча детей, с удовольствием сметающая все вкусности. Детей было человек пятнадцать, они с удовольствием пропели Ие «хэппи бёздэй», потом «крокодила Гену» и дружно навалились на торты и мандарины.
Санька еще не был ни разу полноправным членом в такой дружной и веселой компании, ему все казалось, что он спит, и  он очень боялся проснуться.
Вечер пронесся, как одно мгновение. Когда Иван вез Саньку на мотоцикле назад, небо уже было в звездах, ветер выдувал из глаз мальчика слезинки. Мотоцикл ровно рокотал, а Санька, глядя на звезды, благодарил Бога за такой замечательный праздник, и вспоминал, как весело и ласково с ним говорила Ия, как внимательна и заботлива была Сима, и на душе  у него становилось светло и тепло.
На следующий месяц день рождения праздновала Сима, потом отмечали день рождения их мамы - Маи, затем - новый год, в феврале — день рождения  у папы - Ивана. На каждом из этих праздников Саньку уже ждали, и он с радостью отметил, что у него появились, наконец-то, настоящие друзья.
Занятия тренер в городе уже не вел, и Саньке приходилось приезжать к ним домой на субботу-воскресение.
Когда Санька подрос, Иван отпрашивал его на выходные с ночевкой. Санька не только с удовольствием тренировался, – у девчонок легкая тренировка была каждый вечер  - но и помогал по дому и в огороде.
Чем больше подрастали ребята, тем больше времени отнимала учеба в школе. Они не только занимались каратэ-до, но и много играли в баскетбол, в футбол.
Каждое лето Иван уезжал с семьей на заработки в Москву. Девчонки  стали крепкими и сильными и с легкостью помогали папе зарабатывать деньги. Они были неутомимы: Сима, не сильно напрягаясь, при копке фундамента могла заменить на лопате любого нерадивого мужика, а Ия, как бы, не сильно ей уступала. Для Ивана его семья была смыслом жизни, и он не хотел ни с кем расставаться, ни на минуту: всей семьей ездили на заработки и все вместе возвращались домой. С того момента, как появились дочки,   Иван наслаждался каждым днем, прожитым вместе. Он был доволен: Санька рос крепким, послушным, достаточно спортивным парнем. Санька - сверстник его девчонок, и, случись с папой что-нибудь непредвиденное, хорошо, чтобы у дочек был надежный друг, который за них пойдет в огонь и в воду. Похоже, что Санька вырастет именно таким. Ия, как старшая сестра, оставалась за папу в его отсутствие, а Сима с Санькой должны были беспрекословно ей подчиняться. Санька не бунтовал, он даже с удовольствием, а вот Сима бунтовала и спорила из-за каждой мелочи. Сима так не любила, когда папа съедал половину от ее заработанного мороженного, что Иван боялся: не вырастет ли она жадиной. Но Сима как-то переросла, и жадность прошла.
В девятом классе из Москвы девчонки привезли «крутой прикид»: браслеты с шипами, с шипами ошейники. В таком «прикиде» - в шипованных ошейниках и с шипованными браслетами на руках, девчонки заявились на дискотеку. Все парни от них шарахались, никто не приглашал их танцевать, и Сима решила, что больше этот «прикид» на дискотеку одевать не стоит.
Иван возил девчонок на дискотеки и в город и по поселкам, но с условием, чтобы они танцевали и ни минуты не сидели. Санька постоянно сопровождал их в этих поездках, а Сима, первое время, «подкатывала» к местным ребятам  и предлагала потанцевать с ней или по сто-двести рублей, если те  поколотят Саньку. Саньку вызывали сначала по одному, потом вдвоем, потом гурьбой пытались отдубасить (когда человек систематически тренируется, то его не просто побить, а если он грамотно блокирует и ставит ногой накладки, то атакующих не надо и бить: они сами себя травмируют). Санька сразу «не въезжал», почему именно его везде «прописывают» и почему девчонки молча наблюдают: все трое были бойцами, и смотреть или драться для них стало  уже чем-то вроде развлечения. Иван же на эти «приколы» закрывал глаза: он хотел, чтобы Санька, хоть немного разозлился. Но зажечь Саньку не удавалось: приходилось только объяснять ошибки, которые он сделал, и сводить полученные синяки.
Папа не пригружал девчонок: ждал, пока они сами заведутся, захотят работать. Но побить дочек могли только ребята, а на соревнования среди девчонок они никак не могли попасть. Иван заставлял Ию и Симу работать с бокеном — деревянным мечом -  и палкой. Ие очень понравилось работать с бокеном и палкой, а Сима филонила, как могла. Благо, у девочек появились критические дни: стало возможным списывать плохую работу  на все, что угодно. А когда дочки перешли в выпускной класс, то, боясь за их успеваемость, Иван ослабил тренировки до поддержания формы. Сима в десятом классе подтягивалась двенадцать раз, а сейчас малость растолстела от ослабления нагрузок и едва дотягивала до пяти.
Санька поступил в техникум и опять приезжал изредка по выходным. Иногда утрами они бегали дружной компанией вдоль дороги. Иван надеялся, что закончится школа, и они один-два годика потренируются в полную силу, казалось, что все нагонят, доработают. Девчонкам же его идея пришлась  не больно по душе: они очень сильно убавили нагрузки и пригружались только с папой. Ия училась на отлично, хотя знания были не на том уровне на котором настаивал отец,  ее хвалили, кто и во что горазд, а так как ругал только папа, то получалось, что один он и «отстал от жизни». Соответственно, авторитет папы падал день ото дня.
Все дошло до того, что, однажды, Сима с Ией готовили танец на вечер, а папа возьми, сдуру,  и заставь их тренироваться после таких «выдающихся» занятий. Все, может быть, и обошлось бы, но это произошло в присутствии подружки, и Ию заклинило. Она отказалась заниматься: ей «еще уроки учить, а уже около полуночи». Папа, как всегда за ремень, и опять при подружке. Ию перемкнуло, и «тихий омут» всколыхнулся бурей эмоций: она вцепилась в ремень и в папу. Ия предъявила папе, что он «маньяк», что он «пал в ее глазах», и она «ни на минуту не останется в этом доме», что папа - «сумасшедший», а она лично его ненавидит. Сима, к слову, добавила, что папины занятия – «фигня и никому не нужны», поэтому у него до сих пор толком нет ни одного ученика. И если,  Ия уже остывала, то Сима с диким криком, как бы в истерике, выскочила из дома. Иван вышел вслед за «дуркующей» Симой, подошел к ней и тихо объяснил, что они ведут себя, как взрослые, отстаивая, как бы, свои права. Так вот, следующий раз они будут наказаны, как взрослые, а Симу если она еще раз позволит себе такое хамство, как эта истерика (Сима не находилась в истерике: она ее разыграла), то под горячую руку, однажды, он её жестоко накажет.
Иван заставил Симу посмотреть ему в глаза и спросил:
; Тебе все понятно…?
 Дочь, глядя ему в глаза, поняла, что немного «переборщила», и сказала:
; Да, понятно….
С Симой-то было, как бы, все ясно, но вот то, что выдала Ия, Ивана выбило из колеи. Он надеялся, что, может быть, дети разделят его стремления и убеждения, но увидел, что стремления «маньяка» никто разделять не собирается, что, через столько лет, он опять остался один, потому, что не только дочерей, а ещё и Маю  «достал» и, сколько она его будет еще терпеть, было не ясно.
Казалось, что жизнь рухнула, уже в который раз. Трудно наполнить стакан выше краев, так и горечь: когда она уже через край, то больше или меньше - уже значения не имеет. Главное было ясно: дочки выросли и в его советах уже не нуждались - старая, как мир, проблема - родители не в состоянии угнаться за новым, а дети уже не хотят жить по-старому.
У Ивана оставалась одна отрада – это Санька: он старался за всех. Девчонки филонили и отлынивали, хотя Ие очень понравилась работа с мечом, и она частенько с ним упражнялась, пока Санька пыхтел, честно отрабатывая всю тренировку. Работа делала свое дело: Санька превратился в рослого и сильного парня. Теперь его было непросто поколотить даже вдвоем, но он по-прежнему оставался добрым и застенчивым. Санька очень любил с Ией таскать карпиков в пруду. Они соревновались не на шутку, и кто меньше, хоть на одного, поймал, тот шел чистить рыбу: чистить не любили, что Ия, что Санька. Сима же ловила только по настроению, она любила убираться в доме: можно было «врубить» музыку на всю громкость и малость потанцевать.
Иван был на нервах: то, что он не нужен уже ни дочерям, ни жене стало  ясно как божий день. В душе поселилась горечь, и он никак не мог от нее избавиться. Тоска, жгучая и неотвязная следовала за ним по пятам. Мая опять собрала вещи и уехала в Москву, сказав, что ничего из него не выйдет, что он «грубиян и меценат с голым задом»,  что ей «надо учиться», а он стал «гирей на ее ногах».

Глава 10. Тяжелая утрата.

Вообщем, нервный срыв сделал свое дело: однажды Иван ехал по городу, чуть превысил скорость, обгоняя грузовик, и увидел, что ему прямо под колеса за щенком бросился мальчик. Иван резко рванул руль, чтобы не сбить ребенка, и врезался в бетонный электрический столб. Не приходя в сознание, он умер по дороге в больницу.
Похороны были пышными: много хороших людей, много хороших слов, много запоздалых слов, но результат, как и у всех, один – тело отнесли и оставили один на один с вечностью….
Сима, немного погоревав, уехала из дому, решив заняться бизнесом: Мир лежал перед ней. Теперь никаких помех не было - только бери и покоряй. Ия же замкнулась: занялась огородом, хозяйством, попутно читала и учила английский. Вечерами Ия не находила себе места: она очень жалела, что наговорила папе гадостей, а извиниться уже не удастся. Чтобы избавиться от дурацких мыслей, она брала деревянный меч и начинала тренировку. Сначала работала с бокеном, потом разогревалась, и всю тренировку выдавливала свою горечь через усталость и пот, как и требовал, когда-то от них папочка. Санька, потренировавшись и поддержав Ию с годик, ушел в армию. Она писала ему длинные письма, в несколько листов, а от него получала скучные коротенькие ответы и фотографии. Сначала на фотографиях был юнец в военной форме, но через два года школа жизни сделала свое дело: с фотографии смотрел уже настоящий мужчина, правда по отношению к ней, все такой же нерешительный.
Санька упросил Ию прислать несколько своих фотографий и ждал, что его отпустят за отличную службу в отпуск,  но не повезло: в отпуск он так и не попал. Санька жил одной мечтой о встрече, и это придавало ему сил, только молил бога, чтобы Ия не вышла замуж, пока он в армии. Все, что Санька  ни делал, он делал с мечтами о ней: прыгал с парашютом, ходил в разведку, в горячих точках не раз спасал жизнь товарищам, а в футбол играл - любо-дорого посмотреть!
Пока Ия не присылала фотографии, Санька начал писать стихи:
 
Фотографией твоею я не дорожу.
Как всегда, под звездным небом я один сижу.
Небо карими глазами смотрит мне в глаза,
Что-то нежными губами хочет мне сказать.

Вижу я без фотографий нежный образ твой
Словно снят он был навеки сердцем и душой.
И пускай вечерней зорькой ты другого ждёшь,
Фотографии ж на сердце быстро не сотрёшь….
 

Ты пройдешь, не скажешь «здравствуй», не взглянув в глаза.
Я бы мог тебе при встрече многое сказать:
И про то, как ты покоя не даешь во сне,
И о том, как в каждом встречном, чудишься ты мне,
 
И том, как в осень с шумом листопад вошел,
В мир поэзии и красок он нас не увел.
 Ты красива, но жестока, кто  ж тому виной?
Всех природа наделила сердцем и душой.

Я винить тебя не вправе: выбор не на мне.
Может, я тебя увидел лишь в кошмарном сне...?
Но светлее стало небо от зари большой,
Лишь на сердце остается нежный образ твой.

Когда Саньку легко ранило, он не сказав Ие ни слова: опять принялся за стихи, потому что она ему очень часто снилась.
Выпросив карандашик, Санька на клочке бумаге начал набрасывать то, что так и лезло в голову:
  Тебя любить не в силах я,
Хоть ты всегда со мною - всюду,

Ведь если я тебя люблю,
То, значит, век не позабуду:

Я не забуду голос твой,
Улыбки милой, глаз сиянье,
А, если я забыть посмел,
Я не мужчина, так – названье.

А это слово, будто рок,
Идет за мной, суля взысканье,
Ведь невзаимная любовь –
Уж не любовь, а наказанье.

А всем, наказанным судьбой,
Так нелегко прожить на свете,
И буду поклоняться вновь
Я лишь Ромео и Джульетте….

Санька представлял, как встретит Ию и закружит ее на радостях….
Да, красиво только в мечтах: когда они встретились (Ия встречала его с поезда), то Санька, едва ее увидел, какая она стала стройная да красивая, покраснел и с трудом выдавил: «Привет». Единственно, что было не скромным, это глаза: они пожирали Ию совершенно бессовестно. Ия засыпала Саньку вопросами: как он тренировался? в хорошей ли форме? - а то ей не с кем спарринговаться.
Саньке раньше перепадало от Ии, и он, с намеком, не удержался и  выпалил то, что легло на язык:
; Ну, уж теперь я тебя точно «набуцкаю».
 Ия парировала:
; Грозилась синица море сжечь.
И она оказалась права: силы у Саньки было, хоть отбавляй, а техника оставляла желать лучшего. Ия так и работала на голову выше него: напропускав кучу ударов, Санька сконфуженно смирился, дав слово, что будет все подтягивать и исправлять. Ия выделила для Саньки местечко на стареньком диване, и опять утрами они, как раньше, бегали, поднимаясь в шесть часов утра.
Мама, как уехала, так ни слуху, ни духу: несколько раз позвонила и пропала. Сима звонила сестре, рассказывала, что влюбилась, что это на всю жизнь. Потом снова звонила, говорила, что этот оказался «козлом», а она нашла другого и уезжает в круиз.
Пока Санька служил в армии, Ия пробовала поступать в театральный, но провалившись на экзаменах, она пошла учиться на психолога. Сначала Москва прибавила ей адреналину, но постепенно отсутствие тренировок и смена образа жизни со временем вылились в жуткую апатию, а потом и в депрессию: Ия располнела и забросила учебу. Поняв, что большой город – это, пока, не для нее, Ия «собрала вещички» и, едва закончив первый курс, «умотала» домой.
Дома все пришло в норму: она начала бегать каждое утро, устроилась на работу, а самое главное – вечерами опять продолжала тренироваться. Когда Ие было плохо, она шла на могилку отца и болтала с ним часами: ей так не хватало его строгости, внимания и заботы. Теперь она понимала, что человек не ценит того, что имеет, теперь ей так нужно было его внимание. Оглядываясь назад, Ия не могла понять: как она вела себя до такой степени недопустимо глупо и нехорошо? Возвращение из армии Саньки вселяло уверенность, что ее одиночеству придет конец,   что, хоть одна родственная душа, будет рядом. И, когда Санька сообщил, что друзья приглашали его стать спасателем, не желает ли и она поехать с ним и поработать? Ия с радостью встретила эту идею, сказав, что и она  с удовольствием попробует свои силы.

Глава 11. Спасатели.

Санька позвонил ребятам, и вот они с Ией уже на базе в Подмосковье. Санька осваивал работу спасателя, а Ия - работу кинолога: ей достался молодой пес по кличке Мухтар. Мухтар был уже хорошо подготовлен, имел хороший нюх и вредный характер. Через месяц пес так привязался к Ие, что готов был за ней в огонь и в воду. Первое задание Ия и Мухтар выполнили на отлично: у бабки «сперли» козу, а они, по «горячим следам», нашли и вора, и бабкино сокровище.
Зарплату платили небольшую, но Санька с Ией были молоды, и не только с легкостью переносили нагрузки по работе, но еще и все свободное время играли в футбол, волейбол, баскетбол, а вечерами систематически тренировались до изнеможения. Ия видела, что просто побороть Саньку становилось нереально: женщина уступает мужчине в грубой силе, но только появляются тычки и удары в болевые точки, сразу проявляется паритет, и  схваткой двигает уже чистое мастерство. Ия очень полюбила работу с мечом, который заменяла палка. Это старинное искусство владения мечом чем-то влекло и завораживало ее: она могла бы часами смотреть на работу хорошего мастера. Санька наоборот - не очень любил драться на палках: во-первых, Ие постоянно удавалось его поколачивать; во-вторых, там трудно применить свою дурную силу, и это его угнетало. Силы было, хоть отбавляй, а Санька все время проигрывал: такой расклад его и подстегивал к занятиям, и злил. Ия с Мухтаром нашли заблудившихся детишек, а Санька снял с дерева кота, которого собаки загнали на самую верхушку.
Международная обстановка теплела, и ребят стали брать за границу в помощь нуждающимся государствам.
Санька понимал, что эта веселая и такая строгая красавица прочно вошла в его жизнь, и без нее ему эта жизнь уже не нужна. Он боялся говорить о своих чувствах, потому что, если что-то испортит по глупости, он себе потом этого не простит, поэтому наслаждался каждой минутой, проводимой рядом с Ией, и это было все, что ему нужно в этой жизни. Чтобы удивить Ию, Санька лез  очертя голову в самые опасные места: в пропасти, в завалы, в пещеры, но это только тогда, когда она была рядом. Когда Ии не было, он был неразговорчивым и мало в чем уверенным. Заметив это, их ставили все время в одну группу, где Ию назначали старшей, потому что она была и ответственной, и уверенной.
За Ией увивались и молодые ребята, и не очень, но увести «Санькину радость» не удавалось никому: она презирала богатство, роскошь и их «слюнявых» обладателей, восхищалась силой, ловкостью, удалью, добротой, самопожертвованием и ценила это в людях. К Саньке Ия относилась покровительственно и строго, как к другу, но когда боролась с ним, то доходила в своей злости до безумия. Санька сжимал Ию, как в клещи так, что она  не могла не то что вырваться, даже пошевелиться. И тогда ненависть к своей слабости и такой дурацкой безвыходной ситуации просто «булькала» у нее в глазах. А еще ее злила Санькина довольная «морда» и шуточки: «А вот теперь попробуй вырваться! А вот так тебе не жмет?! Ой, как мы напряглись!» и т. д. Поэтому Ия борьбы старалась избегать, благо, матов поблизости не было. Но она понимала, что, после папы, второго такого заботливого и преданного друга у нее не было, который за ней готов пойти на край света и так же, как Мухтар, был счастлив, когда рядом с ее кроватью можно было поспать на коврике, но это образно. Санька и Ия, как настоящие друзья, уже не раз спали «на одном коврике» и под одним одеялом, ведь два индейца не замерзают под одним одеялом. Ия понимала, что Санька к ней неравнодушен, но, пока, ничем не могла помочь: любви к нему, или еще к кому, она не испытывала, а обижать Саньку, даже намеками, не могла и не хотела. С любовью они сводили только синяки, набитые в спаррингах: Санька с радостью делал Ие массаж и смазывал троксевазином синяки, которые она сама не могла достать. Если поблизости можно было покупаться, то, сколько удавалось выкроить свободного времени, Ия с Санькой прожигали, купаясь и ныряя.
Однажды ночью их подняли по тревоге, загрузили в самолет и, не говоря, куда и зачем, отправили в неизвестность. Когда прибыли на место, землетрясение затихало: легкие толчки изредка еще докатывались, но все уже было кончено. Город стоял в завалах и руинах, отовсюду доносились вопли и стоны, и, не успев разгрузиться, все отправились спасать пострадавших. Ия с Мухтаром уже расставили более пятисот флажков в местах, где были завалены люди. Она валилась с ног от усталости: сутки они не приседали. Утром следующего дня, работая с Санькой уже на окраине, нужно было обследовать подвал обрушившегося дома.
Ия перебросилась по рации парой шуточек с Санькой, который был выше, на горе и помахала ему двумя руками.
; Мухтар, поприветствуй Саньку!
Мухтар пролаял в сторону Саньки «привет», который можно было услышать только по рации. Еще раз помахав Саньке, Ия бегом бросилась к зданию и не заметила, что опять началось землетрясение. Санька увидел, как в замедленном кино: остатки огромной стены, разламываясь, рухнули на то место, куда вбежала Ия: видимо, не выдержав такой нагрузки, этаж, куда Ия вошла с Мухтаром, медленно осел.
Санька похолодел, ноги стали ватными, а голова тяжелой. Ему показалось, что Мир обрушился на него: он знал, что после таких проседаний не выживает, как правило, никто. Санька задыхался: он видел, что все кончено, посмотрел обреченно вокруг, но понял, что помочь ему некому. Дикая боль пронзила сердце: Санька почувствовал, что умирает, что сердце его останавливается, разрываясь от боли и бессилия. Он не видел, как включилась защита, и скала, на которой он  находился, стала превращаться в расплавленную массу, как поток этой массы вынес его вниз, как более десяти человек испарились от такой температуры.
Санька очнулся от тряски, его тормошил Иесус:
; Ты что же творишь?! А-ну, быстрей очухивайся!
Экран исчез. Санька, еле выговаривая слова, проговорил:
 - Иесус, что же ты наделал, черт тебя подери?! Ее нет! Будь ты проклят со своими испытаниями! Ты, хоть представляешь, что ты наделал?! - сквозь рыдания говорил Санька.
Видимо, он был в этот момент, благодаря экрану, подключен к информационному полю.
; Зачем же мне теперь жить?!
; Ты мужик или баба?! – спросил Иесус. - Она жива! Давай бегом.
Может, успеешь еще ее спасти, если поторопишься.
Санька помчался во весь дух, силы на бегу стали к нему возвращаться, информационное поле отключилось, и ему казалось, что, пока он был без сознания, сам Господь разговаривал с ним и вернул его к жизни, а он так грубо и пошло с ним говорил.
« О, господи! Да как у меня язык-то повернулся?!»
Запыхавшись, Санька проскользнул в узкую щель в завале, которая проходила вдоль стены. «Облазив» несколько помещений, он услышал тихий стон – это была Ия. Она успела только отскочить к стене, и ее завалило.
; Там, в ногах, Мухтар. Скорее! Может, он еще жив.
Расцарапывая руки в кровь, Санька разрыл мелкие камни и, благодаря своей силе, по миллиметру, сначала ослабил нагрузку на грудную клетку Ии, а потом, потихоньку напрягаясь изо всех сил, сбросил с ее ноги кусок бетонной плиты. Мухтару не повезло: его раздавило прямо у ног Ии, но благодаря ему образовалась щель, и одна нога Ии была спасена, а вторая оказалась синей и непослушной. Не обращая внимания на ногу, Ия, рыдая, откапывала своего любимца. Санька хотел было помочь ей, но она голосом, не терпящим возражения, сказала: «Сначала Мухтар!».
Санька нес Мухтара на руках, за ним, превозмогая боль, шкандыляла Ия.
Они похоронили друга, не переставая ронять слезы, помолчали немного.    Санька протянул Ие ошейник:
; Держи, - потом тихо добавил: – на память.
Иина рация была раздавлена, Санькина расплавилась, поэтому они добирались своим ходом. Когда Ия не смогла идти, Санька взял ее на руки и понес. Она морщилась от боли, а Саньку распирало от радости и счастья: ее близость просто пьянила, от того , что любимая девушка была жива у него, казалось выросли крылья и глупая, счастливая улыбка нет-нет да и расплывалась на его лице.
 - Эй, бычок! Чего радуешься? Морда вся сияет, а рот прямо до ушей. Нет, это нездоровая улыбка, шутливо бунтовала раненая! Человека расплющило, а он радуется! Давай, я лучше на спину залезу – легче будет, и твоей идиотской улыбочки не видно.
Ия перебралась на спину к Саньке, и они спокойно добрались до своих. Их встретили как героев. Надо было в рубашке родиться: один спасся выйдя чудом из расплавленной лавы, другая чудом живая из завала вышла. Среди спасателей потерь не было. Их группа спасла очень много людей, и больших, и маленьких, поэтому все летели домой счастливые, с чувством выполненного долга и сопричастности к чему-то, если не великому, то, хотя бы к доброму или  замечательному: что может быть лучше, чем спасать других, отчаявшихся и ждущих помощи, даже если ее нет и не будет, ведь надежда умирает последней, а спасатели и есть «Солдаты Надежды».
Ие с Санькой выдали премию. Ию отпустили лечиться. Санька без нее отказался остаться работать наотрез: их отпускали с сожалением.
; Ну, если что, то здесь вы дома, - напутствовал командир отряда Ию. Мы вас ждем, хоть на работу, хоть в гости.
Под стук колес увозящего домой поезда Ие казалось, что они, как бы, перемещаются из одного мира движения и суеты, в мир спокойный и размеренный. Она была рада, а, может быть, счастлива, ведь после выброса лавы никто, кроме Саньки, не выжил.
« Что за странное извержение?! Столько людей испарилось, а этот – вот — на тебе! хоть бы царапина!» И еще умудрился ее спасти.
Ия тихонько потрепала  Санькины волосы, он сразу очнулся.
; Может чо принести?
; Чо, чо?! – передразнила Ия. – Храпим, уважаемый!
; Ну, ты, если что, пни, - сказал с сожалением Санька.
; Не переживай – пну, - заверила Ия.
; Ну, вот и чудненько, - пробурчал удовлетворенно Санька.

Глава 12. Космическое путешествие.

Ия до сих пор находилась в шоке: на одну ногу наступала с трудом, другая была как чужая, и врачи не знали, что с ней делать - ампутировать или нет. Ия, превозмогая боль, часами двигалась по двору, опираясь на костыль и палочку. Трудно свыкнуться вчерашней красавице и трудолюбивой девчонке с тем, что она стала или вот-вот станет инвалидом. Горечь и злоба бушевали в ее душе: горечь - оттого, что нельзя заниматься любимым делом, лететь куда-то, рискуя своей жизнью, спасать тех, на кого обрушилось несчастье; злоба же - на себя, ну и на то, что ноги еле ходят.
Пока мотались по свету, дома столько дел накопилось: цветники выродились, деревья покрылись грибком и заросли, забор, опутанный хмелем, пообвисал по всей длине. Дом, который так любили папа и мама, сиротливо глядел на Ию непокрашенными окнами с такою же, как у нее, грустью и надеждой, что хозяйка засучит рукава и здоровыми, сильными руками приведет все в порядок. Рядом находился друг и помощник — Санька: не будь его, Ия, наверно, окончательно впала бы в уныние или депрессию. Нет, она не любила этого классного, хотя и робкого парня, но своей жизни без его присутствия уже не представляла: друзьями они были давно. Ия знала, что Санька, скорее всего, в нее влюблен: он был всюду с ней, словно хвостик, стараясь предугадать каждое ее желание. Он пожирал, по возможности, Ию глазами, и, когда она пристально на него смотрела, краснел до ушей.
Санька «вымахал» здоровенным красивым детиной, но, каким был тихим, робким, нерешительным, таким и остался. Веснушчатый нос, рыжие волосы, и до сих пор, делали его объектом насмешек, но он беззлобно отшучивался и с юмором относился к шуткам на свой адрес. Если же Саньке нужно было кого-то поколотить в воспитательных целях, а давалось это ему с легкостью, дубасил он недолго – долго потом извинялся перед тем, кому перепало. Его считали «придурком», но уважали и, если такая детина кого-то просила не курить или не материться, многие, бунтуя и ругаясь, волей-неволей подчинялись.
Навозившись вволю в огороде, Ия сидела на диване: ноги горели. Больная нога не давала покоя. Ия ее растирала, массажировала, но боль не утихала. Пришел с работы Санька. Увидев, что Ие плохо, он набрал воды из колодца и попросил ее опустить ноги. Когда ноги замерзли, и их начало покалывать, Санька попросил вытащить, потом вытер ноги насухо, растер и сделал массаж. Ие понравилось, и Санька повторял эту процедуру каждый день, иногда она занимала час, иногда больше. Ия не знала как, но Саньке удалось снять ее боль. Вот и сейчас после массажа боль прошла, Ия, наслаждаясь покоем, впала в легкое забытьё и задремала. Санька сидел рядом и держал ее руку в своей.
Эта, с виду тихоня, занозой сидела в его сердце. Санька знал, что они просто друзья, знал, что она не собирается выходить за него замуж, но не думал об этом. Сейчас он благодарил бога за то, что Ия рядом, а, пока она рядом, жизнь для него имеет смысл. Санька знал, что, если с ней что-то случится, он не переживет ее больше, чем на минуту. Он был счастлив, что Ия позволяла ему быть рядом, ухаживать за ней. Ия заснула, а Санька сидел, едва дыша, и любовался ею. Ему было так жаль, что она, а не он, попала под этот обвал, что он ничего не мог сделать, чтобы обезопасить ее. Горячие слезы текли по Санькиным щекам, а он боялся их вытереть, чтобы ненароком не потревожить ее сон. Когда Ия засыпала, рука слабела, и Санька осторожно отпускал ее руку. Иногда он сидел, не шелохнувшись, часами, наслаждаясь такой нежданной близостью.
Ия спала: снилась всякая ерунда, и вдруг – она попала в какой-то сказочный Мир (видимо, Санька тоже задремал, а подсознание увлекло его в Обитель): вокруг появились такие дивные цветы, что не хватило бы слов, чтобы их описать! В своем сне Ия двигалась еле-еле, чтобы случайно не испугать это чудо, чтобы попытаться вместить в себя хоть немного этого дива и надышаться этой красотой. Странно, но, каким-то образом, Ия подключилась к Санькиному подсознанию: то, что было закрыто для всей Вселенной, открылось ей без всякого усилия, как случайно или просто не закрыть дверь.
Санька проснулся. Ему пришлось убрать руку, чтобы растереть свою затекшую ногу. Сон Ии прервался, потому что исчез прямой контакт с Санькой.
Дальше уже Ие снились какие-то заросли: она проходила мимо змей, а они  с шипением расползались от нее. Но вот перед Ией выросла огромная змея, как анаконда, а может, даже и больше, обвилась вокруг нее, постепенно сжимая девушку в своих громадных кольцах. Ия пыталась пошевелиться и как-то освободиться, но змея, как тиски, медленно наращивала силу. Ия вспотела от волнения и напрягла мышцы так, что трещали косточки в суставах.
Санька с удивлением «уставился» на Ию: он не хотел ее будить, но то, что с ней происходило, его очень испугало.
Змея сжала Ию так, что та не могла и пошевелиться, приблизила свою голову к жертве и посмотрела ей в глаза. Ия брезгливо относилась к змеям, и чувство страха, отвращения клубком подкатило к горлу, застряв там намертво. Она видела, что блеск в глазах змеи разумный, что змея, как бы, ничего не выражая, ликует. Но вот змея, уже не имея сил сжимать дольше эту «стальную букашку», решила покончить с ней одним укусом и уже открыла свою пасть. Ия увидела, как змея открыла пасть,  напоминающую пасть крокодила, опасно угрожали огромные ядовитые зубы... И в то мгновение, когда змея бросилась на нее, чтобы прикончить, Ия проснулась.
Лихорадочная дрожь била ее, сотрясая все тело. Открыв глаза, Ия увидела, что Санька трясет ее изо всех сил. Услышав ее стон, он взволнованно стал ее трясти, чтобы разбудить от страшного сна или просто привести в себя. Не зная, что с ней делать, Санька, после смерти отца, не видел Ию в таком состоянии. Он обнял ее, прижал к себе и гладил по голове, успокаивая, как маленькую девочку: «Ну, все, все: все уже кончилось… Не бойся, я с тобой, я никому тебя не отдам…».
Рыдания Ии перешли в истерический крик, но Санька только крепче сжал свои объятия, а голос стал нежнее и тише. Она перестала вырываться, успокоилась, только горячие слезы, обжигая ей щеки, текли и текли непрерывно, как будто все горечи и обиды за столько лет вытекали из нее этими слезами. Отпустив ее, Санька с волнением спросил: «Что случилось?» Ия рассказала все, что помнила, до того жуткого броска.
Они оба знали, что змеи снятся к неприятностям. Но какими были эти неприятности, и кто мог бы на них так дико «наехать», не могли, пока, понять. Ведь они сами не из робкого десятка: имели солидные связи и возможности, а самое главное - никому не перешли дороги, вроде бы жили, как все, и, по возможности, праведно. Санька успокоился: из многих, если не из любых земных проблем, имея таких друзей, как у них, можно было выкарабкаться. Его страшили не проблемы, страшила болезнь Ии и возможная ампутация ноги – вот такая беда сломает даже сильного. И Санька, и Ия не боялись смерти, как любые настоящие воины: они боялись умереть глупо, бесславно или неотомщенными. А больше смерти боялись не успеть спасти того, кому нужно помочь; или совершить случайно, может, по глупости, какой-нибудь низкий поступок, тот, от  которого потом «не отмоешься» за всю жизнь.
Ия заметила, что этот Дивный Мир снится ей только тогда, когда Санька держит ее руку в своей руке. Она спросила, снятся ли ему похожие сны, он сказал: «Да, но очень редко, а последнее время гораздо чаще». Ия предположила, что, возможно, влезает в Санькины сны или в подсознание. А  там было так замечательно, так загадочно, что Ия требовательно шевелила пальчиками, и Санька тут же брал ее руку в свою, робко и нерешительно. С каждым днем Ия забиралась все дальше и дальше в дебри этих удивительных растений, а просыпалась возбужденная и счастливая. Она с удивлением и восторгом поглядывала на Саньку: «Откуда у него все это?!» Он же, как всегда, краснел и скромно опускал глаза.
Ия уже жила ожиданием этих прогулок: там она была здоровой и счастливой. Все чаще она поглядывала на Саньку с нескрываемой симпатией: теперь он не только друг, но и источник ее душевных наслаждений. Поглядывая на него с хитрым прищуром, Ия думала: «Вот тебе и тихоня! – в тихом омуте черти водятся», следила, чтобы «тихоня» соблюдал график тренировок. Он же, как всегда, безропотно повиновался. Санька столько времени тратил на тренировки, стараясь превзойти Ию! Он, конечно, мог бы серьезно травмировать Ию с одного удара, но выловить ее в точке нанесения удара, так пока и не смог. Саньку беспокоило то, что Ия не может сейчас спарринговаться с ним, потому что он жил каждым спаррингом. Бились они от среднего до полного контакта в корпус и по ногам, наносили легкие удары только в голову. Санька знал, что мало тех, кто может ему противостоять, но только Ия будила в нем  азарт. Она в спарринге дразнила его, смеясь над ним, и в Саньке, как будто черт иногда просыпался. Скорость ее работы была так велика, что создавалось впечатление, будто она работает в каком-то четвертом измерении, которое ему, пока, не покорилось. Санька наслаждался ее работой: когда Ия работала с мечом или против меча, против ножа. Когда видишь, как слабая девица тебя обезоруживает, и ничего не можешь сделать, применяя уже всю грубую физическую силу, такая работа наполняет душу глубоким уважением или несравнимым восторгом.
Санька упросил Ию разрешить ему изредка участвовать в боях без правил. Победы давались ему легко, а деньги кормили их и давали возможность покупать лекарства, тренироваться, вообщем - жить достаточно безбедно при их скромных запросах.
Превозмогая боль и ругая всевозможными словами свою непослушную ногу, Ия принялась за тренировки: очень трудно человеку бездействовать, когда тело просит нагрузок, а ты не можешь  тренироваться в силу каких-то причин. Если нельзя выполнить весь диапазон движений, то можно выполнить какую-то часть, укрепить какие-то мышцы или суставы.
Ия помнила, как ее наставлял отец: «Если человек - инвалид - и у него ограничены движения, он может защититься палочкой, на которую опирается, может научиться метать различные предметы. Короче: даже любой инвалид, пытаясь научиться защищать себя, может далеко продвинуться в каких-нибудь подходящих упражнениях, а, упражняясь, он укрепит свое здоровье, повысит выносливость тела, силу рук или ног. У каждого свой путь по дороге «До», и никто его за тебя не осилит. Очень часто случается, что человек испытывает радость или даже счастье, преодолев какие-то трудности, выйдя из неприятных положений с честью и достоинством. Если исходить из этого, то счастливым может быть любой, кто работает, тренируется: в спорте, танцах – не важно в чем, главное - найти себе путь, занятие по душе и навалиться на это занятие серьезно и с полной отдачей».         
Ия выполнила серию отжиманий, поприседала и попрыгала на здоровой ноге, прогрелась так, что пот струйками стекал по всему телу, затем села, чтобы помедитировать немного перед работой с бокеном.

Глава 13. Нежданные гости.

Вдруг  услышала лай своей маленькой собачонки, Моськи: та, чтобы заработать расположение хозяйки, злобно на кого-то тявкала. Ия встала и, прыгая на одной ноге, отправилась посмотреть: кто же там пришел?
Подходя к невысокой калитке, она увидела группу мужчин, но почти все они были незнакомыми.
Ия сказала: 
 - Извините, я без своей «третьей ноги», поэтому буду скакать.
Отпрыгав несколько шагов назад, она освободила место, чтобы гости могли войти.
Все видели: они только что отвлекли человека от какой-то интенсивной работы или тренировки. Перед ними стояла девушка, похожая на фотомодель, мокрая майка прилипла к телу, подчеркивая изящество ее форм. Ия так засмущалась от их внимания, что потеряла дар речи, хлопая своими огромными ресницами, а глаза ее выражали удивление и недоумение.
Из неловкого состояния ее вывел высокий мужчина крепкого телосложения в строгом костюме, он сказал:
; Я - полковник Ивушкин. К нам с Востока прибыл мистер Танага, который проводил мастер-классы для наших спецподразделений,  а перед отбытием на родину просил разыскать ребят из команды спасателей, работавших на островах Малайзии после цунами.
Мистер Танага, в подтверждение его слов, сделал поклон девушке, не выпуская из рук какой-то длинный предмет, обернутый красивой тканью.
Делая неуклюжий поклон, Ия вспомнила, как они с Санькой искали мастеров меча для того, чтобы потренироваться и, по возможности, поучиться у кого-нибудь, в свободное время. Далеко они не могли ездить: было много работы. После первых легких побед приходили новые бойцы: сильнее и сильнее. Уходя, побежденными девчонкой, они жаждали сатисфакции. Приводя нового мастера, они приходили и сами посмотреть, как сложится бой на этот раз. Ия не знала, кто они и откуда, она,  уже в сотый раз, наверное, начинала поединок деревянным мечом. Примечательно то, что те, кто не мог победить предыдущего мастера, вызов Ие уже не бросали. Дело дошло до того, что все искали бойца, который ее победит, но все до одного «болели» уже за Ию. Никто бы не поверил в происходящее, если бы не видел все это сам: никаких «понтов», никаких камер, только взаимное доверие, уважение и восхищение. Никто из проигравших не ожидал такого подвоха: стройная, почтительная, обаятельная, девушка с обложки любого журнала для мужчин на глазах превращалась в пантеру - дикую, решительную и неукротимую в своей злобе и ярости. Каждый бой происходил одинаково: все, затаив дыхание и не шевелясь, просто наэлектризовывали пространство, пока, уже в который раз, чисто, выигрывала она.
До отлета  спасателей домой оставалось две недели. Желающих сразиться с Ией было необыкновенно много, но, по традиции, не победив  соперника, бросать вызов вторично - нельзя. Организовался сам собой мини-турнир. Уже неделю не было боев, но на площади, где Ия с Санькой тренировались, столпилась куча народу. Когда они подходили, все им делали поклон, они отвечали тем же: для того, чтобы видеть и любоваться красотой, не нужно знать языка – нужно знать язык движений, жестов, линий, гармонии. Все смотрели на «стройное чудо» и просто наслаждались этой красивой девушкой, ее безупречной работой, а когда уходили, то, так же безмолвно, благодарили: иногда, чтобы согреть свою душу, достаточно просто побыть рядом с теми, кого любишь, уважаешь, боготворишь, даже не произнеся ни одного слова.
После одного из таких вечеров, когда Ия с Санькой, мокрые от пота, сделали ответный поклон целой куче поклонников, к ним подошел мужчина и с большим акцентом, плохо говоря по-русски, объяснил, что с ней хочет поработать мистер Танага.
; Мистер Танага – очень уважаемый мастер, и ему не хотелось бы сражаться деревянным мечом: в серьезных поединках так не принято. Если вы, Ия, согласитесь поработать на настоящих, учебных, стальных мечах, то ему было бы интересно с вами поработать.
Ия, не задумываясь, сказала, что согласна, и это для нее большая честь.
На бой Ии с Танагой пришло столько людей, как будто проводился чемпионат Мира.
Подходя к площадке для поединка, Ия разволновалась, легкая дрожь пробегала по ее телу.
Санька, видя, что Ия волнуется, успокаивал, как мог:
; Ну, это же не чемпионат – обычный спарринг и все.
Ия умом понимала, что это так, но подсознание говорило: этот бой будет особенным. Предыдущие партнеры дрались, как черти: они были просто виртуозы меча. Ия сама не верила, что умудрилась их победить. Она и не собиралась участвовать ни в каких соревнованиях, но всегда искала новые движения и как губка их впитывала.
«Это какой же мастер будет на этот раз?! Ни разу новый боец не был слабее предыдущего. А прошлый мастер работал так здорово, ну, просто красавчик: с таким выйти второй раз – и ты не гарантирован от поражения».
Ия так задумалась (ведь сейчас нужно было работать с настоящим оружием, только не остро заточенным), что и не заметила, как куча народу стоит в поклоне. Сделал ответный поклон и Санька, только Ия стоит, глядя сквозь всех, вся в своих мыслях. Наконец, придя в себя, она, чертыхнувшись про себя, сделала поклон в ответ. Пока шла разминка и тренировка, было слышно каждую муху, залетевшую сюда «на огонек». Танаги еще не было: Ия с Санькой пришли до назначенного срока. Чтобы не тратить время, Ия попросила Саньку поработать с кем-нибудь из желающих. С первым Санька разделался легко, со вторым – пришлось повозиться. Но вот все притихли, и против Саньки вышел мастер, который проиграл Ие в прошлый раз. Внешне он не выражал своих эмоций, но, когда начался бой, вся горечь и злоба обрушились на Саньку: скорость ударов была такой, что Санька не то что нападать, едва успевал отражать удары. Санька чувствовал, что он намного сильнее этого невысокого китайца, но применить свою силу не успевал. После восьмого чистого прохода, Санька сделал поклон мастеру, показывая этим, что не только окружающие, но и он сам знает слабые стороны своей работы. Толпа с ревом восторга встретила победу китайца.
Но вот опять все внезапно смолкли и затихли в поклоне: к площадке со своими спутниками прошел Танага. Танага был в кимоно. По тому, как к нему относились его спутники и окружающие, было видно, что он пользуется непререкаемым авторитетом. После того, как большая группа из болельщиков, протиснулась к нему, выразила поклоном свое почтение, Танага перешел  к медитации. Со времени прихода ни один мускул не шевельнулся на его лице: оно выражало, если не презрение, то, во всяком случае, безразличие. Танага не верил, что в этой смазливой девчонке он может найти не то что достойного, а, хотя бы, приличного соперника. Он хотел проучить ее и показать всем, что проигравшие ей мастера были просто не в форме, женщина не может на равных биться с настоящим воином, что сражаться с деревянным мечом – это не то же самое, что с боевым, пусть даже и плохо заточенным. На ребро меча нанесли белую краску, чтобы было видно касание лезвия, ведь бой был не насмерть, а товарищеским, учебным: и, практически, все удары должны быть контролируемыми.
Ия находилась в каком-то нервном шоке: ее уже несколько минут била нервная дрожь, и она никак не могла с ней сладить. Она узнала, что перед ней сидел представитель целой династии воинов, не боящийся ни боли, ни самой смерти, а может быть, и лучший из них, для такого побеждать – все равно, что дышать. Ия закрыла глаза и погрузилась в медитацию: напряжение, страхи, неуверенность – уплывали, растворялись в пространстве, им на смену пришли: решительность, спокойствие и невозмутимость. Ия и Танага почти вместе открыли глаза. Они, сидя, сделали несколько поклонов, может быть, одним и тем же основателям боевых искусств, держа меч на вытянутых вперед руках, поклоном поприветствовали друг друга.
Дрожь и волнение, покинувшие Ию,  перешли к Саньке: он только что проиграл мастеру, который, по виду, был на порядок слабее того, что стоял перед Ией.
Танага и Ия двигались друг вокруг друга по кругу спокойно и уверенно, как два зверя, решивших биться насмерть. Танага, наверное, понял, что нападать она долго не решиться, и сам провел первую атаку. Ия ушла настолько синхронно и быстро, что сделала только одно касание меча об меч и ловко ушла в сторону, ожидая новой атаки. Атаки последовали одна за одной, удары градом сыпались на Ию, но на ее лице не было даже тени волнения. Она все больше и больше расслаблялась, позволяя всецело работать подсознанию. Танага атаковал пять минут, и нельзя было сказать, что это учебный бой, потому что для раскрытия партнера шли удары почти в полную силу. Постоянно проваливаясь в пустоту во время атаки, Танага видел, что надо добавлять скорость и силу, и все наращивал их и наращивал. Прошло десять минут, а по напору атакующего Танаги и по защите его оппонента никто бы этого не сказал, окружающим казалось: прошла минута, не больше.
У Саньки пропал озноб, осталось только страшное волнение и восторг, только дикий страх за Ию: ведь при одном таком касании страшной силы, Танага убьет ее даже тупым мечом, или покалечит на всю жизнь.
У Танаги уже злоба на себя, на нее, достигли своего пика, и он, не сдерживаясь, готов был крушить все и вся. Его раздражало то, что Ия не делает выпадов, хотя он видел, что возможности уже были и не один раз. Применяя серии одну за другой, Танага менял тактику, менял удары в серии, пробовал коронные удары – ни один не достигал цели. Порассекав воздух еще пять минут, Танага заметил, что Ия начинает использовать его же секретные приемы против него самого. Сначала Танага подумал, что ему это кажется, но, проведя несколько древних, известных только его клану, «заморочек», увидел, что она не только не коряво, а даже, как-то виртуозно выполняет, изменяя под себя, движения, которые только что видела у него, и тут же пытается применить их против него самого. Злоба прошла: Танага, озадаченный и удивленный, очередной раз, атакуя, заметил, как и Санька, что Ия работает странно, будто, пока ты атакуешь, как в замедленном кино, она уходит в сторону, готовая к атаке. Бой шел уже около полу часа. Танага был далеко не мальчик, и почувствовал, что ему надо экономить силы. Его удивлению не было предела: из защиты, когда он увлекался, она его же приемами несколько раз коснулась острием меча напротив сердца. Белые черточки предательски светились на изрядно запыленном кимоно Танаги. У Ии кровь, стекая с указательного пальца, заливала всю рукоятку: она стала липкой и скользкой. Видя, что, даже если он ей отрубит руку, она все равно будет сражаться до конца, Танага сменил гнев на милость: он видел, что часто ошибался, обрушивая на нее град ударов. Ия могла испачкать весь его костюм краской, но на нем оставалась только три черточки напротив сердца, а напор мастера она останавливала, подставляя меч, когда он «зарывался».
Танага не верил, что с ним можно так отработать, но факт был налицо: «Эта молоденькая фанатка меча не только (он уже не смог бы даже в мыслях подумать: смазливая) красивая, - сказал себе он, - но и воин, хоть куда!».
Танага остановил схватку, зная, что Ие здорово досталось: ведь он сильно поотшибал ей   ноги ударами при подсечках. Но все это будет болеть завтра, а сегодня она все-таки молодец.
 - Вот тебе и девчонка! Как она меня измотала: старею, – бурчал про себя мастер.
Поклон Танага Ие делал уже с ехидной усмешечкой: «Ничего себе: кому ж такая жена достанется?!» Он был удивлен: отработать на таком диком уровне, не травмировав серьезно одного из противников, как правило, не удавалось.
Молчавшая весь поединок толпа встретила поклон мастера бурей восторга: вот это был мастер-класс! Вот это был учебно-показательный бой! Вроде бы никто явно не победил, но многие никогда не видели такого боя и врядли еще когда увидят. Толпа зрителей бурлила, обсуждая поединок. Танага же подошел к Ие и протянул для пожатия руку. Она застеснялась: мокрая до нитки от пота, дрожащими пальцами Ия робко, поморщившись от боли, пожала руку Танаге. Лучший воин своего клана спрашивал через переводчика: давно ли она занимается, давно ли работает с мечом? Ия ответила, что тренируется с детства, но не очень интенсивно, а интенсивно работает уже лет семь после потери отца. Танага сказал, что отец гордился бы ею, после чего у Ии потекли непрошенные слезы: эту потерю она до сих пор переживала особенно остро. Ия сказала, что не знает, как благодарить его за то, что он нашел и уделил ей столько времени.
 - Я могла только мечтать, чтобы поработать с мастером вашего уровня.
 - А какой у меня уровень? – ехидненько спросил Танага.
 - Я думаю, очень высокий, если не сказать , что высочайший – ответила она ему, не задумываясь.
Санька стоял и улыбался, как «красна девица».
«Все время после боя у него рот до ушей» - отметила про себя Ия.
Санька был счастлив: Ия здорово отработала и не получила серьезных травм.
Поговорив с кем-то из своего окружения, Танага подошел к Ие и через переводчика сказал:
; Я эту встречу долго, наверное, не забуду, а в память о ней прошу принять от меня этот меч.
Танага вытянул перед собой руки с мечом и с поклоном отдал свой меч ей. Ия попыталась отказаться, но Танага резко посуровел и сказал, что отказываться не надо – это подарок. Он спросил, есть ли у Ии свой меч: она отрицательно покачала головой.
Вынув меч из ножен до половины, Ия с Санькой  не смогли скрыть возгласа изумления:
 - О Господи! - сказала Ия – О таком мече можно только мечтать!
Закрыв меч, она, с сияющими от восторга глазами, поцеловала подарок и сделала поклон мастеру, который был, ну, безмерно щедр.
Танага вскоре уехал, оставив свою визитку и пригласив Ию с другом навестить его при случае, но случая так, пока, и не представилось.
Ия и Санька еще долго оставались на площадке, пока последний желающий не посмотрел на подарок и не пожелал им здоровья и удачи.
Сколько можно вспомнить за какие-то секунды!
Ия извинилась перед Танагой, что так и не нашла времени навестить его.
; А теперь, - она с горечью показала на больную ногу, - не знаю, навещу ли когда-нибудь вообще?
И она погрустнела.
Все прошли в дом. Пока Ия готовила чай, гости посмотрели семейные альбомы. Танага остановился на фотографии, где Ия была на ринге во время перерыва: ей там лет одиннадцать, она выступала против мальчиков, глаза ее были закрыты, по щекам текли такие горькие слезы, боец был в перчатках очень грустный и очень несчастный.
После того, как попили чаю, Танага захотел посмотреть, где хранится его меч. Ия провела его в спальню: над ее кроватью был небольшой ковер, на нем висела медаль за первое место в крае по кик- боксингу, а рядом находился его меч. Танага спросил: не забыла ли она, как ухаживать за мечом? Ия смутилась, подавая ему свое богатство. Танага вынул меч из ножен, посмотрел на него и, одобрительно кивнув, вернул меч хозяйке. Меч был в безукоризненном состоянии. Танага только спросил: занималась ли она с ним? Ия ответила, что до травмы занималась только с ним: очень укрепляет руки. Танага постоял в нерешительности, потом, немного смущенно, развернул предмет: им оказался еще один меч, но ручка была очень старой, а лезвие сияло тускло, но благородно. Танага передал меч Ие в руки, она его осмотрела, провела по всему лезвию рукой и ощутила, что сталь другого и изумительного качества, сказала об этом мастеру. Тот утвердительно покачал головой и попросил всех выйти из комнаты. Оставшись с Ией, через переводчика Танага попросил взять ее свой учебный меч и подержать в стойке, сам взял старый привезённый с собой, вынул его из ножен, с мечом на вытянутых руках сделал ей поклон. Потом Танага стал в стойку и молниеносным движением рубанул по острию ее меча: ничего не изменилось, только Иин меч стал на пять сантиметров короче, а острие, взвизгнув, воткнулось в кирпичную стенку.
 - Ничего себе! Нет и следа от удара!– сказала Ия осмотрев меч гостя и отправила свой меч в ножны.
Ие нравилось, как ловко Танага убирал свой меч в ножны, и она  попросила показать ей это движение. Танага научил ее.
Очередной раз закрепив показанное Танагой движение, Ия, продолжительно глядя на меч, привезенный им, сказала:
 - Вот это да! - она не могла отвести от оружия восхищенного взгляда, вжик и меча как небывало!
; Да, - сказал Танага, - мои предки перерубали этим мечом своего врага вместе с лошадью и седлом. Этому мечу более пятисот лет.
Танага смутился, помолчал немного, потом продолжил разговор:
; Сейчас молодежь не хочет ни уважать, ни продолжать традиции предков. Мое положение дает возможность моим потомкам еще долго и безбедно существовать материально, но в них пропал задор.  Нахватавшись вершков, они уже пыжатся от своей значимости, не желая продолжать дальше тренировки, а значит, не поднимутся даже на мой уровень, не то, что превзойдут его. Видеть, что Мир сходит с ума, а святые вещи становятся обыденными – очень грустно. После боя с тобой я понял, что не все настолько плохо, что, может быть, не все еще потеряно. Ведь того, чего ты добилась только трудом и усердием, даже с учителем, заметь - с хорошим учителем, - надо добиваться десяток, а то и более, лет при полной отдаче всех сил, так это мужчине. Ты смутила меня. – сказал Танага. – И теперь, я смотрю на все через призму того боя: поработали мы немного, а задуматься и сделать выводов пришлось – немало. – Танага опять смутился, собираясь с мыслями. – Я принял решение, и если ты мне поможешь, то я буду очень признателен.
Ия смутилась и покраснела:
 - Вы шутите?! Чем это я могу Вам помочь?!
; Ты еще не выдающийся мастер, – сказал Танага, - но уже близка к тому, чтобы им стать: тебе осталось научиться выполнять все то же, только с закрытыми глазами. Если понадобится помощь, то я с радостью ее тебе окажу.

Глава 14. Семейная реликвия.

; Теперь о главном: я хочу, чтобы этот меч – Танага опять бережно вынул  меч из ножен и, с благоговением посмотрел на благородное сияние старинной стали, затем  изящным движением виртуозно вернул его на место. – Я хочу, чтобы этот меч  хранился у тебя. – Он взял меч в две руки и застыл в поклоне, передавая его Ие.
Тысячи мыслей пробегают в такие минуты в голове!
Вот и у Ии, смущенной и озадаченной, их сейчас был целый рой: она не могла принять на хранение реликвию целой династии.
«Танага сошел с ума: отдавать это сокровище первому встречному!».
Но она очень уважала Танагу: такие люди были ее кумирами, и обидеть его отказом - выше ее сил.
Ия также с поклоном приняла меч; внутри у нее клокотали бунт и протест: «Как можно, такую вещь доверить чужому человеку?! А если его украдут?! Где его хранить? Как его охранять?»
Ия вынула меч из ножен, и он оказался намного легче меча, который  Танага подарил ей ранее.
«За пять веков ни единой зазубринки!» - восхищалась про себя Ия.
Танага смотрел на нее и видел: от бунта и протеста ее лицо перешло к выражению неописуемого восторга.
Ия просто сияла и как-то по особому, даже трепетала перед этим предметом, как и сам Танага, когда был юношей.
Она пробовала тоже, как Танага, вложить меч так же быстро, но получилось коряво и неуклюже.
 - Я научусь, – сказала Ия сконфуженно и покраснела.
Танага, наконец, улыбнулся и вздохнул, будто гора свалилась с его плеч. На какое-то время спокойствие наполнило его целиком.
 - Но меч же могут украсть! Его ни на секунду нельзя оставлять без присмотра! – говорила Ия, протестуя вслух и глядя, как загипнотизированный кролик на меч.
 - Эти мелочи мы решим. Завтра приедут мастера и сделают хороший сейф, а в помощь вам я оставлю сторожа: он будет у вас садовником, оплата его труда за мой счет.
 - Ну, если так, – сказала Ия, вздохнув, - то это еще, куда ни шло. А, пока, можно он побудет со мной?
Она положила меч на свою кровать и посмотрела на Танагу: тот утвердительно кивнул. Ия была так возбуждена, так светилась от счастья, так была рада, что, пусть ненадолго, но этот меч будет у нее, будет рядом, что в любой момент можно будет взять его и потрогать ощутив необыкновенный восторг и трепет хотя бы ещё раз.
Танага был удовлетворен: первый шаг оказался удачным. Его реликвия попала в хорошие руки, теперь он был убежден в этом.
Расшатав, Танага вынул осколок своего учебного меча из стены, показал его Ие и сказал:
 - Передашь меч только в обмен на этот осколок; если с претендентом буду я, то просто вручишь. Если со мной что-то случится и меня не станет, то подвергни этого претендента любым испытаниям и, когда увидишь, что он достоин, только тогда вручи ему нашу реликвию. Если же осколок затеряется, значит: затерялся бы и сам меч, тогда он будет твой – поступай, как знаешь.
Ия повела гостей показывать свой сад и попросила Танагу сфотографироваться с Санькой и с ней - на память: между Санькой и Ией стоял скромный невзрачный мужичок, и если бы не глаза, то никто бы не догадался, что таким может быть выдающийся мастер.
Перед отъездом Ивушкин спросил Ию, зачем приезжал Танага и почему он оставил ей старый меч? Ия ответила, что Танага не хочет, чтобы она случайно повредила его любимый меч, а потому для упражнений привез старый.
 - А почему именно тебе?
 - Ну, может, приглядывает невесту для сына?- кокетливо заулыбалась Ия.
Видно было, что их встречу Танага сильно не афишировал.
Прошло с пол года.
Врач Танаги сделал Ие массаж с погружением в транс, и на больную ногу можно было наступать. Сейчас действие массажа прекратилось, и только Санька снимал донимающие Ию боли.
Наступила весна. Дни стояли теплые и даже жаркие. Ия попросила Саньку поставить кресло к цветам. Нарциссов в саду цвело если не море, то маленькое озерцо, - точно. Начали распускаться тюльпаны. Немного потренировавшись, Ия устала, резкая боль тысячами игл  впилась и не отпускала, поэтому Ия с наслаждением опустилась в кресло. После того, как Санька «поколдовал» над больной ногой, стало хорошо. Ия расслабилась и задремала.

Глава 15. Межгалактический турнир.

Наплывали обрывки разных снов. Но вот перед ней предстал человек, с виду, лет сорока. Бодрый и учтивый, человек сказал, что на какой-то планете будет проводиться Межгалактический турнир на мечах и что она должна в нем участвовать, как представитель землян. Ия посуровела и сказала, что это глупая шутка: пока она не такого уровня мастер, чтобы принимать участие от имени землян, да еще в серьезных турнирах, если они, вообще где-то проводятся, а это предложение - не «идиотская шутка».
 - Да вокруг же столько настоящих мастеров! Вон, я только,  знаю одного, который работает лучше меня, а он, наверное, знает еще сотню таких же, как он сам.
 - Дело в том, - ответил незнакомец, - что выступить может человек, не старше четверти века. Ты победила в мини-турнире, но, может быть, не знаешь: там как раз и присутствовали все   основные претенденты на участие в этом турнире, и только  ты продержалась столько с самим Танагой, то тебе и выступать.
; Но, во-первых: я же не готова! Во-вторых: как я буду выступать с больной ногой?!
 - Твою душу вселят в другое тело, которое не будет иметь изъянов. Все участники будут в равных условиях. В вас останется только то, чему вы научились, что ввели в свое подсознание непрерывными тренировками. Вот эти знания, умения и будут играть роль. Меня зовут – Той, – сказал незнакомец. – А то, что ты не готова – не страшно: у тебя будет время привыкнуть к новому телу и подготовиться в спортивном лагере, как и у всех остальных. Мало того, что ты увидишь то, чего почти никто, никогда или нескоро, увидит, познакомишься с новыми и старинными приемами: многим из них уже более ста миллионов лет, но это не делает их менее эффективными и зрелищными.
Ия мялась в нерешительности, думала: «Вдруг это глупая шутка? Не может быть, чтобы именно я, занимаясь просто для собственного удовольствия, была, чуть ли не лучше всех?!»
Как будто прочитав ее мысли, незнакомец сказал:
 - Турнир – это, вообще, не шуточное дело. Там бойцов будут разрубать на части, благо, что тело тут же восстановят: боец должен будет сражаться, как в шахматах, можно выступать бесчисленное количество раз, но боль при получении удара или ранения каждый будет испытывать, как любой землянин – вот боль-то и будет стимулом к серьезной работе, плюс огромная награда победителю. Бой же без ограничения правил становится очень зрелищным.
Ия опять задумалась.
 - А можно, чтобы папа  увидел турнир?
 - Я не знаю, – засмеялся незнакомец, - но, думаю, что это вполне возможно.
 - Если вы решите этот вопрос, то я согласна.
Ие опять стало горько, в душе защемило: она все еще страдала и чувствовала себя виновной в потере отца. Ия столько сделала неправильно, наговорила папе глупостей, и, к сожалению, до сих пор не имела возможности извиниться. Она, уже который раз, каялась и мысленно просила прощения, но в ответ было только безмолвие, только надежда, что когда-нибудь папа все же узнает, как ей горько, как она раскаивается, и обязательно простит ее.
Уже одна мысль, что если ей  и не удастся поговорить с отцом, то он, хотя бы, увидит, чего она достигла, сколько работала, согревала ее душу.        Ия была просто убеждена, что папа точно хотел бы увидеть, как она работает на турнире. Пока она задумалась, незнакомец исчез так же, как и появился – незаметно.
Теперь, явившись вновь, он сообщил, что пожелание Ии будет выполнено, и если бы она умудрилась выиграть турнир, то они с отцом могли бы даже встретиться и поговорить.
 - Итак, ваш ответ?
 - В таком случае, - да, – ответила Ия. – Я буду участвовать в вашем турнире, раз вы настаиваете. Когда надо собираться?
 - Сейчас, –сказал Той и, улыбнувшись, протянул ей руку.
 - Сейчас?! – изумленно прошептала Ия.
 - Сейчас, и ни секундой позже. Постарайся расслабиться, - сказал Той, - иначе ты будешь меня тормозить: чем лучше расслабишься, тем быстрее мы будем двигаться.
Держась за руки, они, со всенарастающей скоростью, помчались в сторону кончика хвоста большой медведицы. Ия вся сжалась: ее распирало от восторга, скорость была сказочной, как во сне. Звезды проплывали медленно мимо них, как будто они ехали на велосипеде, а звезды были деревушками.
; Расслабься еще, – сказал Той Ие.
Ия прогнала одну фазу расслабления, другую, и они понеслись быстрее.
Ия не могла бы сказать, сколько времени они находились в пути, но вот: скорость их упала, и они подлетели к планете, внешне похожей на Землю. Разница заключалась лишь в том, что планета была раз во сто больше, и вокруг нее было три солнца. Эта планета двигалась среди них по сложной траектории, а поверхность освещалась почти постоянно.
 - Это  Дэнра, – сказал Той. – Добро пожаловать! Сила тяжести здесь намного больше,  но ты быстро привыкнешь.
Они опустились у огромного озера: вдали виднелись высоченные горы, поднимавшиеся на огромную высоту. Погода стояла ясная. Дно у озера было песчаным, у берега – с некрупной галькой, а метрах в ста от него начинались джунгли из растения, похожего на бамбук.
Тело, в которое материализовал Ию Той, было, приблизительно, раза в три тяжелее, чем на Земле, и на половину выше, но так как все остальное на Дэнре было огромным, то Ия чувствовала себя букашкой. Многие деревья росли метров под пятьсот, а виднелись и выше. Пока Ия любовалась озером, Той разузнал где что, и, спускаясь с кручи, помахал ей, зовя за собой. Ия заметила, что шаги даются с легким напряжением, как будто воздух здесь более упругий, осязаемый. За камышами начиналась зеленая травка, невысокая, как газон, сантиметров пять-десять.
«Как будто барашки «подстригли» » , - подумала Ия.
 - Да, - ответил Той, прочитав ее мысли. - С утра и до обеда целое стадо травоядных проходит здесь несколько раз и на высоту нашего роста все «подстригает»: кусты, деревца и, конечно же, траву.
Шли они босиком: ногам было очень мягко и приятно. Метров через восемьсот от озера, начинался лес. Растительность очень напоминала тропическую: и по цвету, и внешне, хотя растений, похожих на земные, встречалось достаточно много. Издалека деревушка, к которой Той и Ия подходили, напоминала деревню царской эпохи: деревянные дома, крытые камышом,  у тех, кто победнее — дома из прутьев, обмазанные глиной. Так как климат на Дэнре, по нашим меркам, субтропический, можно было спать и жить прямо на улице, сделав укрытие от ветра и дождя.
Всех прибывающих разместили по домам, чтобы они могли помогать хозяевам, могли тренироваться, или просто наслаждаться хорошей жизнью, не испытывая неудобств. Прибывшие на турнир были желанными гостями: хозяева не знали от радости, куда их усадить и чем угостить. Жители слышали, что будет крупный турнир и им доверили встречать и угощать гостей, потому всех жителей деревни распирало от радости и гордости. Утром у каждого участника турнира на столе стоял обязательный завтрак: кувшин теплого молока от животных, похожих на коз, но более смешных и менее шустрых. Вечером местные крестьяне хорошенько кушали, и не хуже, чем на Земле: шашлык, зелень, сыр, много лесных ягод и фруктов.
Ия так устала, что, как только ей показали место, где она будет спать, она прилегла и крепко уснула: снилось, как Санька «пилит» ее за легкомыслие, что незачем ей было участвовать в этом турнире: непонятно, чем все может кончиться, ведь неизвестно с чем она столкнется.
 - Неважно, - отвечая на свои или Санькины вопросы, сказала Ия решительно, - ведь я уже здесь, мне очень интересно, и что бы не случилось – я участвую в нем!
На душе стало легче: сомнения растворялись и исчезали, а мысль, что вдруг ей повезет и она увидит отца, согревала душу.
Проснувшись, трудно было сказать, какое время суток: на Дэнре что-то вроде суток длилось двести тридцать земных часов, и за это время сумерки наступали часа на два-три. Ливни, как в тропиках, хлестали по два раза за эти сутки, а то и более. Вот и сегодня дождь лил, как из ведра: целый водопад с неба. А молнии были такими громадными и такими «толстыми», что от страха захватывало дух. После дождя все мигом просыхало, и времени для занятий у всех было сколько угодно.
Прихватив меч, стоявший у кровати, Ия отправилась в лес: попрактиковаться в рубке лозы, чтобы укрепить кисти рук и пальцы. Что-то похожее на лозу стало попадаться сразу, но оно было выше нее раз в пять и в ногу толщиной. Ия попробовала срубить – не тут-то было! - меч застрял, едва пройдя середину этого, как бы, деревца (лозой его назвать, было бы кощунством). Наш воин попыхтел и, раскачав лезвие вверх-вниз, с усилием выдернул его.
 - Ни чего себе лоза! - пробурчала Ия, дорубив ее еще четырьмя ударами.
«Может, меч тупой, - подумала она, щупая лезвие. – Да нет» - меч был острым, как бритва, а металл, из которого его сделали, очень напоминал тот клинок, который привез Танага.
«Если бы Танага видел, как я рублю лозу, он, наверное, долго  ругался бы» - подумала Ия.
Но, чтобы от срубленной лозы была польза, Ия вырубила из  нее деревянный меч, достаточно тяжелый - как раз для тренировки. Помедитировав немного и сделав, сидя, поклоны основателям боевых искусств, она приступила к тренировке. Скорости хорошей еще не было, но Ия осталась довольна: тело ее слушалось и, несмотря на тяжесть «дубины», было очень выносливым. Измотав себя до такой степени, что свой меч она уже не несла - волочила за собой, а дубину бросила (мысль – тащить ее с собой – была крамольной), Ия брела, еле переставляя ноги, ругая себя, на чем свет стоит. Выносливое тело после десяти часов тренировки отказывалось подчиняться: ноги подкашивались, руки не было сил сжать, жутко хотелось пить.
 - Ну и доходяга! Воин! Черт бы тебя побрал! Слава богу, что никто из знакомых меня не увидит, оборжались бы.
Добредя домой, Ия наскоро поела каши с молоком и, доплетясь до кровати, свалилась в нее настоящим богатырским сном.
Проснувшись, она с радостью отметила, что походка ее была упругой: мышцы уже отходили. Чуть-чуть ныли связки, но это мелочи: Ия  боялась, что и ходить не сможет, а тут - целая куча сил и энергии! Поприветствовав хозяев, она помчалась к озеру, помчалась – это громко сказано: со стороны ее бег выглядел грузным и неуклюжим, и до лани было еще далеко. С разбега Ия бултыхнулась в озеро. Одежда была типа кимоно: куртка и штаны. Ее предупреждали, что если раздеться и заплыть глубже, то может цапнуть рыба тунь,  вроде окуня или щуки: страшного ничего не будет, но укусит довольно больно. Вода сразу показалась ледяной, но, побарахтавшись немного, Ия привыкла и уже наслаждалась прохладой. Бодрость наполняла каждую ее клеточку, хотелось веселиться и радоваться жизни. Пока вода стекала с одежды, она понаблюдала, как с обеих сторон от нее «дурковали» ребята. Многие их них тоже недавно закончили тренировку и так же упивались свежестью и прохладой. Назад Ия шла медленно: на поле было много мужчин, которые работали с мечом и без, они довольно ловко выполняли сложные движения, но легкость, как и у нее, всем, пока, давалась с трудом. Каждому приходилось привыкать к новому телу и развивать его лучшие качества. Ия медленно переходила от одних ребят к другим: ей очень интересно было смотреть на работу в паре. Но сегодня большая часть занималась медитацией и гимнастикой. На Ию никто не обращал внимания, как на конкурента: все думали, что это девушка из деревни. Девушек среди бойцов, пока, не было видно.
Прошло, по местному времени, недели три. Мышцы  становились железными, тело стройным, походка легкой. Ия, как молчаливый болельщик, по-прежнему, обходила многие тренирующиеся пары, правда, задерживалась дольше у тех пар, которые лучше работали. У некоторых была такая классная техника, похожая на ушу, что, глядя на них и вспоминая какую-нибудь подходящую музыку с дискотеки, Ия просто наслаждалась. У других владение мечом было настолько безукоризненным, что от одной мысли сразиться с таким, бежал мороз по коже.
Ия, конечно, очень сожалела, что еще не познакомилась с ушу.       
Тренировки отнимали так много времени, что поиграть, погулять по лесу, больше напоминающему джунгли, пока не хватало сил. Главной частью ее работы выступали: силовая направляющая, делающая тело железным, и взрывной удар - их может быть немного, но делать эти удары нужно из любого положения и любой позиции. Ие нравились некоторые связки, и она тут же начала их отрабатывать: если есть сильное тело и хорошая координация, то достаточно увидеть движение, или даже намек на эффективное продолжение, и хороший мастер не забудет его.
Не всем боевое искусство дается легко, как и любое другое искусство: многие добиваются мастерства огромными усилиями, иногда с кровью, но, обязательно, пролив очень много пота. Удары можно и не наносить: хороший мастер чувствует, когда он уязвим в паре и тогда, когда смотрит со стороны. Когда человек в своем мастерстве переходит определенную черту, глядя на спаррингующихся, он уже не только видит, а даже  начинает чувствовать, где один из партнеров  достал другого в полную силу, а где только вышел на удар, и силы в нем нет. Человек может «прикидываться» слабым, но в движениях мастера, даже если он скрывает свои возможности, хороший боец всегда всё увидит и легко отличит мастера от новичка: горбатого выдает горб, а мастера – скорость и изящество.
Ия уже пробовала себя в паре с сильными ребятами, но работать так, как они, она не могла: технику ушу всю перенять невозможно за короткий срок, но ей понравилось, что те вещи, которые она переняла здесь, для нее были очень эффективными и давали возможность успешно работать  даже с этими мастерами «ушу».
К Ие, сначала, относились снисходительно, но, видя серьезного противника, распаляясь все больше и больше, потихонечку привлекали свои, секретные для всех, заготовки. Ия была в восторге: будь она мужчиной, никто не применил бы их до боя. Но когда с тобой на равных бьется женщина, с виду хрупкая и слабая, то психика начинает давать сбой: неужели и секретные удары не возьмут ее? Но, выполнив секретный прием и убедившись в его эффективности, все успокаивались: Ия видела, что пропустила, противник видел, что нанес бы удар, только протяни меч и коснись, но, сделав это, выдашь секрет. Так как рядом, обычно, было не более одного-двух человек, многие работали «на полную катушку». Первое время Ия часто проигрывала, но с каждым днем выиграть у нее становилось все сложнее и сложнее. Чтобы не обижать и не «давить на самолюбие», она многим старалась проигрывать, а проиграть и не показать, что ты поддался – тоже надо еще уметь.
Прошел месяц. Теперь, когда Ия подходила, ее приветствовали и провожали, как друга – поклоном. Как не уважать красивую обворожительную женщину, которая с классными партнерами за одну тренировку разбивает пять-шесть прочных, как железные, палок?! Многие ее игнорировали первое время, но слух о необычной женщине шел впереди нее: все уже знали, что Ия - участник турнира, поэтому многие из тех, кто ей отказал, подходили потом и, попросив прощения за свое высокомерие, предлагали ей поработать, если она пожелает. Вообщем: половину времени Ия тренировалась на изматывание и выносливость, вторую половину – спарринговалась и , во время отдыха, играла с новыми друзьями. Прощаясь после тренировочного боя, у многих дружескую улыбку стирало выражение тревоги и беспокойства: если женщина так бьется, что же думать о мужчинах, которых здесь будет семьсот человек? Как же будет нелегко победить?! А ведь каждый приехал на Дэнру именно с этой целью:  не поучиться, а – именно  победить. Каждый знал, что у многих припасены секретные приемы и поэтому, проводив Ию, почти все усиливали свои тренировки.
Ия уже срубывала толстые прутья, которые не поддавались раньше, легко, как казаки рубят лозу. А главное, что ей нравилось больше всего, когда она крошила эту лозу на мелкие кусочки, та стояла, не шелохнувшись, но лишь толкнешь ее пальцем, - и она рассыпалась. Меч был сказочно острым и очень напоминал меч Танаги. Ия щупала лезвие и с восхищением качала головой: лезвие как бритва, ни одной зазубринки. Труднее всего давался молниеносный удар: чуть высунув меч из ножен, расслабиться и молниеносным движением атаковать руку, ногу, голову, потом то же с шагом, подшагиванием, в прыжке, словом - скучать было некогда.
Ию интересовала работа вслепую. Она подходила к тем, кто преуспел в этом, и часами просиживала, с восторгом наблюдая, как зрячий наравне бьется с незрячим. Она просилась учиться, но у нее плохо получалось: дубасили ее, почем зря.

Глава 16. Новые навыки.

Но, как только синяки проходили, Ия опять настойчиво, хоть час в день, но пробовала работать вслепую. Она бы еще долго сводила синяки и ссадины, если бы один отшельник не пожалел ее.
Когда Ия, с травмированной ногой, сильно хромая проходила мимо него, он медитировал. Окликнув ее, он сказал:
; Я могу тебе помочь, если хочешь, приходи завтра.
; Я приду, - сказала она и побрела домой.
На следующий день Ия, немного припадая на травмированную ногу, пришла к отшельнику. Он так же, как и вчера, сидел отдельно от других и медитировал. Когда Ия подошла, он сказал: «Если ты дашь мне слово, что полученное от меня никогда не применишь во зло и никому это не передашь без нужды, заметь - крайней нужды - я тебе помогу. Нет, я тебя не могу сделать бойцом, а видеть с закрытыми глазами, ты сможешь так же хорошо, как и с открытыми». Он под гипнозом ввел Ию в транс, а потом в одно состояние, позже в другое. Разбудил ее и затем заставил одну вернуться в эти состояния и, когда она уверенно сама вошла в них, несколько раз сказал: «Сейчас я ударю тебя в «третий глаз» рукояткой меча, это придётся сделать очень сильно, чтобы не повторять снова». И он так саданула её, что она тут же потеряла сознание. Когда она пришла в себя, мастер стер кровь с ее лба и потребовал, чтобы она опять вошла в те состояния, которые он ей показал. Ия закрыла глаза  и, настроившись, вошла в первое состояние: перед глазами все возникло, как будто на Земле в яркую лунную ночь. После того, как она вошла во второе состояние, стала все различать так же, как и с открытыми глазами. Ия изумилась: смотрела и не верила, что глаза ее закрыты, только все было видно, как днем, с открытыми глазами. Открыв глаза, Ия увидела, что голубая легкая дымка исчезла, а все видно точно так же. Она не знала от радости, что сказать.
Ия, как вампирка, была в крови: волосы испачкались и уже подсохли, несколько струек засохли на лице и подбородке. На месте удара осталась кровавая рана с углублением до кости, только запекшаяся кровь прикрывала ее. Вообщем: вид был такой, будто она пришла со смертельной битвы, но в глазах был восторг, все существо ее ликовало.
Ия сделала отшельнику поклон и сказала:
 - Я не знаю, как вас благодарить.
Он засмущался.
 - Ну, во-первых, давай на «ты», а во-вторых, не переходи на сторону Дьявола и мы будем в одной армии бойцов, готовых умереть за Создателя нашего и творения его – вот это будет лучший подарок и мне, а, может быть, и Ему… А сейчас, пойди и умойся, - он достал какую-то плошку, взял пальцем мази и нанес ее на рану. – Будешь смывать – не ковыряй рану, а то кровь пойдет. Если пропадет зрение, то повтори все по новой.
 - Огромное спасибо! - сказала Ия и по привычке протянула руку.
Он пожал ей руку, но сказал:
 - Я никому не протягиваю руку. Ты знаешь почему?
 - Да: ты становишься уязвимым, - сказала Ия.
Они сложили две ладони на груди и, глядя друг другу в глаза, и ехидненько посмеиваясь, поприветствовали друг друга еще поклоном.
Вдоль леса, пока Ия шла к озеру, попались еще несколько надменных «доброжелателей», которые «отфутболили» все ее попытки завязать знакомство с ними еще раньше. Они глядели на нее с ядовитыми ухмылками, типа: «Ну что? Нарвалась наконец-то на нормального бойца?  Встретишься с нами и башку в руках понесешь, не то, что кровушкой умоешься!». Даже если тебе все равно, то такие взгляды немного портят настроение. Не могут, к сожалению, все люди быть добрыми, но если тебя не испачкают в грязи, то не будешь знать, как приятно быть чистым.
Ия, еще переполненная восторга, забралась в озеро. После удара голова все ещё гудела и побаливала, а, когда она окунулась, прохлада ввернула ей хорошее самочувствие. Вынырнув, Ия набрала воздуха и нырнула опять, расслаблялась и пробовала вернуть те состояния, которым научил ее отшельник. Как только она прошла второе состояние, то увидела под водой все, как на земле, только голубая дымка была еще темнее, и было видно не так далеко, метров на двадцать, тридцать, не более. Но рельеф дна, растения, косяки рыб были видны четко и в ярких цветах.
«Ничего себе!» – подумала Ия, какая красота!
 - Вот это да! - восторженно прошептала она, вынырнув.
Толпа ребят барахталась рядом и многие звали её к себе.
 - Я сегодня – пас, - сказала она и пошла отлеживаться.
Несколько ребят хотели ее проводить, но она вежливо отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Ия не шла, а летела, не чувствуя ног: видеть под водой было выше всех ее мечтаний. Придя к себе, она наскоро поела и легла поспать, но сон бежал от нее. Она поблагодарила Создателя за этот прекрасный Мир, в котором ей позволили пожить, и за все прекрасное, что ее окружает: за прекрасных и заботливых людей, за столько чудес, которыми наполнен Мир, и пожелала, чтобы и у Создателя сбылись его самые заветные надежды и мечты.
Затем Ия мысленно перенеслась домой, на Землю. Как там все без нее?..
Наконец, всех участников собрали и объявили, что турнир состоится через две недели.
Многие тренировались, но большая часть – расслаблялись, медитировали  и играли в различные игры. Очень всем по душе пришелся футбол. Мяч заменял кусок кожи круглой формы, набитый шерстью. Некоторые так здорово играли, что классные «финты» и голы встречали бурей восторга.  После тренировки Ия шла и до упаду играла в футбол. Затем, накупавшись вволю, спешила к лесу: там, у небольших костров собирались кучки ребят и пели песни со своих планет. Ия любила и петь, и слушать о далёких планетах и об удивительных их обитателях. Когда ее донимали, она пела свои любимые песни, но больше любила слушать.
Ие очень нравилось бродить по лесу, а вблизи он был пострижен «козами», как заботливыми садовниками. На деревьях попадались растения с красивыми цветами, но настоящие цветы росли дальше: надо было отойти несколько километров к реке. Там был водопад, метров  пятьдесят в высоту, но так как река была метров сто двадцать, грохот падающей воды был слышен далеко, а влажность собрала громадное количество цветов. Ию тянуло туда, как в громадную оранжерею. Там царила такая красота, как в сказке или тех снах, которые она подглядела у Саньки. Но после нескольких казусов она не очень охотно их нюхала: один цветок так присосался к лицу, что, не отделив его мечом от корня, Ия не могла отодрать его: лепестки, как пальцы руки, дружно вцепились в ее лицо. Других так нанюхалась, что добиралась половину пути на ощупь, пока не стала различать дорогу (тогда Ия еще не могла видеть с закрытыми глазами). Еще один цветок выстрелил в нее клейкими «соплями». Ия стерла их, но на лице ожег не проходил несколько дней. Над ней летали тучи огромных бабочек и маленьких. Ия подумала, что если бы был Рай, то, наверно, он был бы похож на жизнь на Дэнре. Птиц летало очень много и там, где не был слышен грохот водопада: то их пение заглушало все в лесу, они замолкали за час до ливня и на несколько часов после него.
Две недели пролетели, как одно мгновение. Многие уже очень сдружились. И вот, наконец, настал день, которого все так ждали, одни – с нетерпением, другие - с трепетом, третьи – со страхом: ведь это будут настоящие бои насмерть, боли, если не испить то глотнуть придётся по любому.

Глава 17. Начало турнира.

В назначенное время все собрались у подножия небольшой горы. Там была ровная площадка, где-то тридцать на двести метров, и  удобные места для зрителей вокруг площадки. Площадка, как будто специально, была вдавлена в гору. На горе развивался флаг из грубого полотнища, а на нем, внутри круга, был известный нам символ перехода тьмы в свет – «инь» в «янь». Этот символ знаком многим, как занимающимся боевыми искусствами, так и нет. Все семьсот восемьдесят пять человек построились лицом к флагу: двадцать человек в первой шеренге и, шеренга за шеренгой, в затылок, выстроились остальные. Перед участниками вышли десять судей турнира. Старший судья ответил на поклон участников и, посадив их, объявил правила, которые регламентировали, в основном, их отсутствие. Он сказал, что десять бойцов получат в подарок мечи, которые им здесь выдали,  будет выполнено три желания победителя, два - занявшего второе место, и за третье место - одно. Желания могут быть от простого до планетарного масштаба и, на сколько это возможно, они будут выполнены: если на планете плохая растительность и атмосфера, то ее создадут; если нет морей, океанов, то они появятся; если нет лесов, то их могут посадить и вырастить.
Вообщем: многие, зная цену этих боев, ехали на турнир в надежде раздобыть что-то для своей многострадальной планеты.
 - Мы сделали все, чтобы силы были изначально равными, чтобы победить могли только настоящие мастера, которые любят и свято чтут традиции боевых искусств, которые прилежные занятия сделали образом своей жизни. Этот турнир проводится каждые семьдесят лет по земному исчислению. По счету предыдущий был четыреста девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девятый, получается, что этот турнир – юбилейный и победитель получит дополнительно еще два желания.
Все сделали поклон Создателю, поклон первым создателям боевых искусств и устроителям этих боев. Участников отпустили готовиться: через несколько минут объявят первый бой. И вот прозвучали первые имена. Дикое напряжение ослабло: все, хоть на несколько минут, пока будет длиться бой, смогут расслабиться до следующего жребия. Первый бой длился недолго – дольше длилось приветствие судей, окружающих болельщиков и друг друга – мгновение - и один из двух бойцов разрублен от плеча до пояса. Разрубленного отнесли в сторону, сложили две части, и один из судей провел над ним рукой, произнося какую-то молитву, рана затянулась, потом судья произнес заклятие и стукнул убитого по лбу. Тот очнулся и сидел, мотая головой и еще плохо соображая, что с ним случилось. У всех с шумом вылетел вздох облегчения и облетел площадку. Дальше бойцы бились спокойно, потому что убитого воскрешали тут же, «не отходя от кассы», единственно, побежденные не могли стать призерами: соревнования их уже окончены. Система была олимпийской - на выбывание. Каждый участник турнира получил свой номер, и всех сводил господин случай - обычный жребий. Бои были разные: то очень эмоциональные и долгие, то необычайно короткие.
Наконец, дошел черед и до Ии. Когда назвали ее имя, у нее перехватило дыхание, руки дрожали до последнего момента, но, как только противник вынул меч, спокойствие разлилось по ее телу. Противник Ии был с планеты Гути. Он вышел гордо и высокомерно, видел ее страх и был уверен, что прихлопнет ее, как муху. Противник резко, с криками, напал на Ию, но, к своему удивлению, увидел, что после нервной атаки у него, ниже печени, течет кровь. Он набросился на нее с проклятиями и угрозами, но Ия ушла в сторону и отрубила ему ногу. Бой остановили, защитав техническую победу. Ее победу отметили бурей восторга. Все видели ее страх, и почти каждый думал, что не зря, наверное, женщин здесь нет – не их это место, им место у плиты да детишек рожать. Всем было искренне жаль эту единственную, и такую красивую женщину. Но увиденное привело в восторг тех, кто с нею не работал, а, некоторые из тех кто с ней работал, визжали и прыгали от радости, хотя в душе моли Создателя, чтобы она им не попалась, ведь ее придется убивать: просто она не дастся.
Первый день закончился. Проигравшие были огорчены, но одно наполняло пространство вокруг радостью и восторгом: все побеждённые остались живы, могли насладиться красотой поединков и досмотреть соревнования до конца, ведь здесь собрались лучшие бойцы из ближних и дальних Галактик. Знакомые поздравляли друг друга с победой, поддерживали, как могли, проигравших, разбирали классные поединки равных мастеров. Даже те, кому, с виду, победа далась легко, уходили озадаченные: так много и таких искусных мастеров они еще никогда не видели, а, скорее всего, никогда больше не увидят. Тренировок, как таковых, в этот день уже не было. Основная масса победителей  первых схваток медитировала, кто-то спал после первого боя, кто-то купался, но веселость и бесшабашность у каждого из них, «как ветром сдуло».
Почти всем нравилось гулять в лесу: такого изобилия ягод и фруктов, насекомых и растений многие не ожидали увидеть не только наяву, но даже в самых смелых снах. Те, у кого на планетах была скудная растительность или ее вообще не было, дышали красотой Дэнры и не могли надышаться: они теперь знали, о чем расскажут дома, знали, что попросят, если победят.
Следующий день боев выдался прекрасным: дождь прошел, и в воздухе, перед первым поединком, веяло приятной прохладой. Первым поставили несостоявшийся вчера бой представителя Преисподней и бойца с планеты Лоо. Все  с интересом «уставились» на представителя Преисподней: он был абсолютно черным, и его тело магически искрилось притягивая какой-то мистической тайной, лицо выглядело надменным, жестким, до жестокости. Даже смотреть на него было непривычно и жутковато. Это был Стон – заместитель самого Хозяина Тьмы, и все его движения были вызывающими и надменными. Целых десять турниров его не допускали за излишнюю жестокость, но, так как срок наказания истек, Стона не смогли не допустить: он был прекрасным мастером. Устроители турнира хотели не пустить его и в этот раз, но им легко доказали, что они неправы. И вот Стон опять на любимом турнире: убивать, да еще на глазах такой огромной аудитории, он очень любил. Почти целое тысячелетие он был лишен этой радости. Оглядывая озадаченных бойцов, Стон ликовал: уж он-то постарается вселить ужас в этих, с виду, несгибаемых воинов.
Бой начался. После ритуальных приветствий противники ринулись друг на друга. Стон просчитался: прикончить противника сразу ему не удалось, тот, ловко увернувшись, отрубил ему левую руку. Стон злорадно заулыбался, будто уронил перчатку – теперь он не бравировал, а едва успевал отражать удары, градом сыпавшиеся на него. Движения у Стона становились плавными, красивыми, он как будто вписывался и предугадывал каждое движение противника. Бой длился несколько минут, а напряжение вокруг достигло вершины. Противник не успел сменить тактику, Стон парировал, ушел в сторону и отрубил ему обе руки. Пока тот еще не опомнился, вспорол ему живот. И у всех появилось такое ощущение, что в бочку меда, из которой всем еще пить, «добрая», можно даже сказать чья-то «заботливая», рука плеснула ложку дегтя.
Стон ждал овации, но бурно его приветствовала лишь небольшая кучка отшельников, очевидно, таких же жестоких и самодовольных. Казалось бы – красивый бой, и пострадавшего сейчас «воскресят», точнее оживят, но основная масса, даже не зная о «грешках» Стона, отнеслась к нему настороженно.
Дальше соревнования проходили уже под тенью этой ненужной жестокости, боле менее поддерживали криками и аплодисментами хорошие поединки, но таких оваций, как вчера, уже не было.
Ия вышла на второй поединок опять неспокойной: как и вчера, ее бил озноб, она никак не могла расслабиться и только после третьей раны,  хорошо ,что небольшой, вошла в свою колею. Кимоно уже пропиталось кровью, и противник решил, что ее пора добивать. С леденящим душу криком он бросился на Ию, но она парировала удары и ловко ушла ему за спину. Ее противник замер, как будто уперся во что-то, и рухнул вперед: проскальзывая мимо него, Ия, почти напополам, разрезала ему туловище.
Ия с восторгом смотрела все поединки: теперь уже «слабаков» не осталось, и каждому бойцу приходилось применять всю свою силу. Проигравшим, отчасти, было проще: они уже не волновались, им было нечего терять и они просто наслаждались красотой поединков. Некоторые бойцы настолько виртуозно и красиво работали, что дух захватывало. Глядя на них, казалось, что такой работы невозможно достичь никогда, и от одной мысли, что завтра придется работать, если не с этим, то с таким же, основной массе победителей становилось не по себе. Это был как будто парад боевых искусств: каждый мог подчерпнуть информацию, над которой нужно будет работать до конца дней, а может, даже не одному поколению, поэтому восторг и восхищение все-таки преобладали в глазах болельщиков, наблюдавших за поединками. Не считая нескольких, жестоких до дикости, поединков, преобладали техника и красота. Уходя с этих боев, все уже ощущали накал завтрашних схваток, зрители захватывались «водоворотом» спортивного азарта, у болельщиков уже появились свои кумиры, за которых они будут болеть завтра. Все опять разбрелись по своим любимым местам – отдыхать и восстанавливать силы.
Ия не могла расслабиться: каждый бой давался ей с трудом, и непонятно, как, но она умудрялась пока выигрывать. Когда человеку очень трудно, а помощи ждать неоткуда, тогда, если бы Создателя не было, то Его надо было бы наверное придумать. Иначе, кому бы мы доверили самые сокровенные мысли и тайны, у кого попросили бы сил, удачи и помощи? Вот и Ия, забредя в лесную «оранжерею», любуясь цветами и всевозможными бабочками, на самом деле, была далеко: она благодарила Создателя за то, что ей посчастливилось жить на Земле, познакомиться со столькими людьми дома и здесь, на Дэнре. Ия просила у Господа сил и терпения, она поняла, что боится проиграть: и не потому, что ей нужен приз, громкое звание – нет, она хотела встречи с отцом, которую, в случае победы, Той ей обещал. Ия хотела рассказать, как ошибалась, как изменилась, словом: столько всего накопилось... Но в глубине души она знала, что это невозможно. Ия вздохнула глубоко, досадуя на то, что эту красоту не видят сестра и Санька: «Да, расскажи кому, подумают: или брешет, или того…»
Следующий день начался, как обычно, с ритуальных приветствий, но перед схваткой выступали, демонстрируя свои достижения местные охотники: во главе со старейшиной, внешне походившим на шамана, они исполнили воинственный танец. Зрители и участники тепло приветствовали хозяев этого замечательного уголка Дэнры, приютившего их. Теперь бои не начинались быстро, и каждая пара могла длительное время настраиваться на схватку.
Первым начал бой Тиу, с планеты Уадда,  у него Ия подметила несколько полезных движений. После приветствий противник ринулся на Тиу, как зверь. Тиу, как бы, лениво и неумело отбивался, потом неуловимым движением ушел в сторону, отрубив противнику ноги, и, когда тот упал на обрубки и на руки, отрубил ему голову. Невозмутимо Тиу поклоном поблагодарил противника, затем зрителей. Зрители устроили ему овацию, многие, кто был поближе, норовили хлопнуть по плечу, пожать руку.
Бои шли непростые, один интереснее другого, накал страстей стоял нешуточный. У многих были свои кумиры, и их поклонники с нетерпением ждали нового выхода.
Когда объявили Ию, то легкий шум шлепков рук и отдельных выкриков отметил, что у нее тоже есть свои болельщики. Она вышла против Пьюи (планета Роон). Пьюи, как индеец, был раскрашен боевым рисунком. Он со звериным выражением лица кинулся на Ию. Спасало то, что ее женское тело по силе не уступало мужскому, длительные тренировки на выносливость сделали свое дело: тело было упругим и послушным. Отразив шквал ударов, Ия, вписавшись в очередной удар, придержала руку противника с мечом, а своей рукоятью меча так долбанула его в лицо, что тот рухнул на землю. Ия не добивала, она уже охотилась: как кошка подталкивает мышку к побегу, давала Пьюи «очухаться». Пьюи с тяжелой лицевой раной ринулся на нее: и снова удары были такие сильные, как будто ему за несколько секунд влили порцию адреналина. Ия чуть потеряла бдительность, и Пьюи отсек ей руку с мечом. Кровь хлынула; Ия сняла с шеи легкий платочек и перевязывала рану, глядя исподлобья на Пьюи. Зрители неодобрительным тоном давали понять, что зря она пощадила Пьюи: теперь, как бы, не взыщи – «труба тебе, девочка». Ия взяла из своей правой отрубленной руки меч и расслабилась: она становилась зверем. Медленно и почтенно она сделала Пьюи поклон благодарности и стала в позицию защиты. Пьюи налетел на нее, как ураган, но она легко уходила по кругу, гася его атаки. Отбив очередной удар, Ия, садясь с вращением, отрубила Пьюи левую ногу. Технически победу защитали ей: ввиду невозможности продолжать бой. Зрители, не ожидавшие такого исхода, громко приветствовали Ию, а она, уставшая и счастливая, махала в ответ здоровой рукой. Руку ей быстро вернули на место, и только легкий шрам по кругу напоминал о досадном случае. Доктор сказал, что до завтра сила полностью в ней восстановится.
Несколько боев было таких красивых, что все просто ревели от восторга: выступали такие умелые мастера, так владели своим телом, что ими восхищались все, независимо от того, кто побеждал. 
Когда объявили Стона, все опять притихли: редкие крики его поклонников только подчеркивали, что зрители, пока, им недовольны. Стон начал поединок, бравируя перед соперником, давая себя рубить, и ловко уклонялся, гримасничал, вообщем: веселил публику. Когда публика начала немного аплодировать, он, держа меч в левой руке, заблокировал очередной удар противника, а правой пронзил тело противника и вырвал у него сердце. Сердце еще пульсировало, когда Стон вцепился в него зубами и стал жевать. Но на этом все еще не кончилось, Стон вцепился правой рукой в одежду противника, а левой рукой отрубил ему голову и пил, как из кубка, пенящуюся кровь.
Овация была очень жидкой: несколько глоток приветствовали победителя неистово и подобострастно.
Санька похудел и осунулся, его глаза потеряли прежний блеск. Он смотрел на любимое лицо и не мог насмотреться. Ия была в летаргическом сне уже пол года, а так как он заметил, что ее состояние  не меняется в худшую сторону, то не дал увозить ее в больницу. Санька стал и нянькой, и медсестрой, и домохозяйкой. Он верил, что Ия очнется. Когда, держа ее за руку, он засыпал, то ему снилось, что она на какой-то планете: то тренируется, то гуляет в потрясающе красивом лесу. После такого сна на душе у него становилось легче: он знал, что, если с ней что-нибудь случится, он ее переживет ненадолго.
Санька очнулся от неприятного сна. В нем Ия победила, но потеряла руку и могла проиграть. Он взял ее руку, поцеловал и, радуясь, что это всего лишь сон, занялся своими делами.
Сегодняшний бой привел Ию в шоковое состояние: если раньше победы доставляли, хоть какое-то удовлетворение, то теперь у нее был мандраж. Она видела, с кем ей завтра биться за выход в следующий круг, там «слабаков» не было, хуже того: один был лучше другого и работали они так, что многие на Земле, включая и ее отца, только мечтали о такой технике. Ия помнила с первых поединков с мальчиками, когда отдыхала, отец просил закрывать глаза. Был слышен только ровный и любимый голос: «Успокойся. Никаких мыслей. С каждым вдохом ты вдыхаешь энергию Космоса, бодрость и уверенность. С каждым выдохом из тебя уходят страхи и сомнения, твой ум становится ясным, помыслы чистыми, только тогда ты станешь в ряды бойцов из армии Создателя. Только воина, готового отдать жизнь за не проходящие ценности, очень трудно победить».
Как всегда, Ия сидела на любимом месте, у водопада. Глубоко вздохнув, она расслабилась. С каждым вздохом в нее вселялась сила и уверенность, а с каждым выдохом выходили страхи и сомнения. Она вспомнила, как было хорошо дома, и погрузилась в воспоминания.
Следующий день выдался пасмурным, как настроение оставшихся участников: оставалось сорок девять пар.
Ия выступала предпоследней, поэтому она, устроившись поближе к поединщикам, вся ушла в созерцание происходящего. Когда противник, будучи явно слабее, побеждал, то болельщики ему устраивали, чуть ли не овацию. Ия в такие минуты вопила и хлопала изо всех сил. За пять поединков она ушла поближе к площадке, чтобы успеть разогреться. Сегодня ее противник - Тиу с планеты Уадда. Они с ним товарищески уже работали: он с трудом, но частенько побеждал. На планете Уадда разряженный воздух, поэтому Тиу мечтал победить и выпросить для своей планеты зеленую «шубу» и пусть не такую, как на Дэнре, но, чтобы его собратья могли свободно дышать, не говоря уже о других красотах.
Бойцы поприветствовали друг друга поклонами и улыбками, но каждый знал, что бой будет в полную силу, без поблажек. Тиу было трудно драться с такой замечательной девушкой: в глубине души, да и не очень глубоко, она ему нравилась. Он товарищам говорил, что если бы у боевых искусств была богиня, то Ия вполне претендовала бы на это место. Ия же понимала, что дерется просто так, что у нее нет заветной цели, кроме, разве что - встречи с отцом. Но эмоции исчезли сразу же после поклонов: они уже знали друг друга по тренировкам. Тиу знал, что атаковать она не будет, а ходить по кругу долго – нет смысла: пройдя по кругу несколько раз, он обрушился на Ию. Скорость ударов была очень высокой, Ия еле вписывалась в них. Но вот она успокоилась, и, когда Тиу «зарвался», уколола его под сердце. Тиу видел, что Ия его пощадила. На ее лице остался румянец и решительность самурая. Она была так красива, что удары у Тиу становились все слабее и слабее. Уже три прокола появилось у него на теле. Страсти разрывали Тиу на части: он уже был влюблен в эту девушку не меньше, чем в свою планету. Его секретные приемы Ия знала и теперь легко от них уходила. Чтобы не сконфузить Тиу окончательно, она выждала атаки и, вписавшись в его движения, отрубила ему обе руки, державшие меч, и красиво вышла на добивание, остановив лезвие меча у его шеи.
Весь маленький стадион взревел от восторга, но, кроме Тиу, никто не знал, что его победили его же секретным приемом, с которым он рассчитывал занять, если не первое, то, хотя бы, призовое место. Ия смущенно улыбнулась, а рот Тиу растянулся до ушей в тупой улыбке. Он глядел в ее глаза и умирал от счастья: горечь выбывания будет потом, и обе его мечты останутся недосягаемыми. За несколько секунд счастья человек может отдать все, что у него есть, пожертвовать всем, что у него может быть - вот такие секунды счастья были и у Тиу. Он знал, что победила Ия его честно еще до того злополучного удара, который он ей показал.
«Классный парень», - подумала Ия после поклона.
Если бы она не знала его секрет, неизвестно, как бы все сложилось.
Ия была благодарна Тиу и другим ребятам, которые так много ей дали: она еще не могла владеть телом, как многие матера ушу или похожих направлений. Когда Ия видела классную работу, она уже ничего вокруг не замечала, но ни один стоящий прием не оставался без ее внимания. У Ии была отличная зрительная память, и она старалась запомнить, если не все, то хоть сколько можно. Она была рада, что продолжает приближаться к финишу в основном составе претендентов на звание чемпиона. Для других это, может быть, ничего не значило, но для нее и большинства присутствующих – победа и сражения были уже неотъемлемой частью жизни. Мало того, что воинское искусство несло защиту и возмездие в случае необходимости, оно еще воспитывало человека, поднимало его боевой дух, волю  к победе и дисциплину.
Сегодня Ия с охотой потренировалась: вспомнила многие, едва заметные «уловки», но, к сожалению, без партнера большинство приемов было сложно, а то и невозможно отработать, тем более до совершенства. Она накупалась до озноба, потом до одури играла в футбол. Придя к себе, Ия просто уткнулась в кровать, да так и отрубилась, провалившись в крепкий сон. Ей снился дом. Они обнимались с сестрой и не могли наговориться, рядом стоял Санька, и так ей что-то хотел сказать. Но когда заканчивала Сима, то уже она наперебой тут же им хотела рассказать про Дэнру, про новых друзей, про то, как каждый раз бьет мандраж перед поединком. Уснула Ия спокойной и счастливой: крепкий сон – лучший залог восстановления сил физических и душевных.
Теперь оставалось двадцать четыре пары, и один участник в каждой выходил в следующий круг.
Ия очень волновалась: у нее теперь много времени уходило на поклонников, чтобы ответить на их приветствия, обсудить классных бойцов. Много времени уходило, чтобы поддержать ребят, которые проиграли в предыдущем поединке, ведь она со многими играла в футбол и другие игры.
Сегодня соперник Ии -  Гой с планеты Таута. Они много и играли вместе, и тренировались. Гой – отличный боец. На его планете скудная растительность, и крестьяне, не жалея сил и жизни, сражались с природой и с теми, кто хотел отобрать у них урожай.
В этот раз Ия и Гой выступали первыми. Лицо Гоя было бледным и сосредоточенным: ему стало так жаль, что этот поединок не последний, ему так нравилась эта веселая девчонка. Но Гой подавил в себе все эмоции, был серьезен и решителен. Он понимал, что главное – не дать ей расслабиться: когда она начнет вписываться в его движения, вот тогда трудно ее победить. Гой ринулся на Ию, как разъяренный тигр. У обоих уже появилось множество уколов и мелких порезов, одежда была в крови. И вот, когда Гой начал очередную атаку, Ия, ловко увернувшись, опять больно уколола его ниже сердца, чтобы показать, что он невнимателен и «зарывается». А когда чуть успела вынуть меч, чтобы не навредить ему, Гой рванул на нее и долбанул в лоб рукоятью меча. Она не чувствовала боли, только чувство растерянности и обиды: «Ведь он не такой, что на него нашло?». Ия стояла, опершись на меч, ее покачивало. Гой готов был провалиться сквозь землю: он видел, что Ия замедлилась, чтобы не навредить ему. Рана была глубокая: «Что за черт его дернул?!» Теперь, придя в себя, Гой стоял, не зная, что делать. К ним подошел судья, и спросил: сможет ли Ия продолжать? Та утвердительно кивнула. Гой видел, как посуровело ее лицо. Ия, глубоко вздохнув, взяла меч в обе руки, закрыла залитые кровью веки: она ничего не видела. Ия расслабилась и быстро вошла в два, уже знакомые ей, состояния. Зрение, но уже другого рода, стало ясным и четким. Она видела, что Гой подавлен, что он дико расстроен своим поступком и дико раскаивается, не зная, что делать.
Ия, еще неуверенно, подошла к нему и сказала:
 - У меня все в норме. На тебя надеется твоя планета. Никаких соплей – бой продолжается.
Гой опустил меч и сказал:
 - Если ты не простишь меня, я драться не буду.
 - Я уже простила, - сказала она. – А теперь, давай за работу покажи им класс.
Сделав друг другу, судьям и публике приветствие, они опять сошлись. Гой остался верен себе и тут же ринулся на Ию. Было как-то жутковато сражаться с человеком, у которого закрыты глаза: он слышал, что такое возможно, но чтобы самому, да еще в такой ситуации… Гой увидел, что движения ее стали точнее, плавнее, и понял, что победить ее будет непросто. Удары сыпались градом, но Ия начала вписываться в них, каждый раз оказываясь, то сбоку, то сзади. Казалось, что она играет с ним. Но вот незаметное движение: Гой еще двигался, но уже с ее мечом в сердце. Он удивленно сделал несколько шагов и рухнул.
Весь стадиончик просто «взорвался». Куча людей сорвалась с мест, подбежали к Ие и начали ее качать, подбрасывая в воздух, всю запекшуюся в крови, со слипшимися волосами. Она же благодарно улыбалась в ответ: счастье от честной победы переполняло ее душу.
Ия не видела других поединков, не видела, как зверствовал, запугивая своих завтрашних претендентов, Стон. Пройдя несколько шагов, после того, как ее поставили, она потеряла сознание. Ию бережно отнесли, обмыли раны и перевязали. Ее уже многие здесь, если не полюбили, то уважали непременно. А некоторые оставшиеся поклонники Стона готовы были ее примерно наказать, чтобы «не зарывалась и не высовывалась в другой раз». Но многие из них уже были зрителями и, когда Ие доставалось, не важно от кого, вопили от восторга до хрипоты.
Ия проснулась только утром другого дня: она чувствовала, что «башка» была чумная, рана на голове затянулась, но еще болела, ныла недавно отрубленная рука. Она побрела к озеру: в таком состоянии выходить на бой было бы тяжело. Прохлада озера вернула ей бодрость, а медитация на берегу сняла остатки головной боли. Пособирав по дороге вкусных ягод, Ия наскоро перекусила.
Когда она пришла к стадиончику, то там присутствовали почти все. Оставалось не так много – двенадцать пар, самой слабой, как всем казалось, была она. Ну, любое везение должно кончится: все думали, что на этот раз она проиграет. Новые приятели рассказывали, что вчера творил Стон, как он вспорол живот своему противнику и душил его же внутренностями, намотав ему кишки на шею. Ию подбадривали, как могли, но настроение было паршивое: она боялась, что они правы и ее везение вот-вот кончится.
Когда Ия шла на разминку, то вслед вопили, что сегодня ее выпотрошат. Она еще не знала, с кем ей в этот раз выпало сражаться, но они уже знали это и ожидали боя, чтобы насладиться ее позором.
Первый бой практически не видела: ее бой был пятым, и она, задетая за живое «добрыми» людьми, была злая, как чёрт. Но такое состояние только на руку ее противнику. Осознав это, Ия заставила себя улыбнуться.
«Я – сама доброта: меня сегодня будут потрошить, а я спокойна, я совершенно спокойна». Она мысленно представляла, как ее рубят, кромсают, топчут ногами. Потом перенеслась к водопаду, ощутила его шум и божественную прохладу.
Ия очнулась только тогда, когда назвали ее имя и имя ее противника. Это был Пирк. Злобный и жестокий, он, как и Стон, зверствовал, упиваясь чужой болью.
После поклонов Пирк провел рукой по шее и злобно сплюнул в  сторону Ии:
 - Попробуй, сучка, сразиться с настоящим мужчиной!
Он не спеша начал дергать ее очень быстрыми выпадами, но надменно и вызывающе. Пирк засыпал Ию разными пошлостями и угрозами, уверяя, что он на глазах у всех изнасилует ее, а потом разорвет в клочья. Он не замечал, что с каждым движением она превращается в стальную пружину, движения ее становятся плавными и мягкими, и удары противника как будто проваливались в пустоту. Видя, что Ия просто издевается над ним, Пирк обрушился на нее с диким криком. Отразив натиск, Ия вписалась в его движение и так саданула Пирка рукоятью в зубы, что они вылетели вместе с нижней челюстью. Теперь, сплевывая кровь через дыру, Пирк уже бесился молча. Залитый кровью, он, как бык, бешено рванул на реванш.
Теперь уже Ия его подзадоривала:
 - Ну, давай, губошлеп! Ну, ущипни-ка меня! Ну, ты же настоящий мужчина, сделай же мне больно!
Пирк, с перекошенным от злости лицом, уже потеряв контроль, с криком: «Вааа!!!», бросился на Ию. Она уже не играла: отразив удар, ушла в сторону, повернулась к нему под углом сорок пять градусов и молниеносным движением отрубила Пирку обе руки, державшие меч. А пока крик боли и ненависти еще не затих, Ия, резко сблизившись, схватила Пирка одной рукой за наследство, а второй с мечом, едва заметным движением, отделила то, что схватила, от плоти и втиснула в орущий рот противника кровавый кусок, и следующим движением отрубила  ему голову.
Поклонившись «остаткам» противника, Ия язвительно процедила:
 - Отрастет башка – заходи, поболтаем -  и поклонами поприветствовала публику.
Стадион рукоплескал: все были рады, что и сегодня Ия «выкрутилась». За ней выступал Стон. Ему и в этот раз улыбнулась победа, но он уже «смухлевал»: Тако – его противник - дважды отрубал ему руки, но Стон, пользуясь тем, что у него тело было не такое, как у всех, а он, как был на службе в Преисподней, так и заявился в своем теле. Стону отрубили руку, а он подобрал ее взглядом: рука поднялась и – хлоп на место! Тако был удивлен, но виду не подавал. Тако здорово работал: отразив серию ударов, он с понижением уровня сел, отрубив Стону левую ногу. Стон, как колдун, усилием воли заставил ногу подняться с земли и встать на место, прошептал заклинание и спокойно, как ни в чем не бывало, продолжил бой. Стадион протестующее гудел: все показывали судьям, что так нельзя, так нечестно. Но – что те могли поделать?! Они остановили поединок и предупредили Стона, что дисквалифицируют его и снимут с соревнований за такие «проделки». Бой продолжился, но Тако уже был изрядно измотан, и Стон, воспользовавшись его ошибкой, отрубил ему ногу, потом уже легко отрубил руку с мечом и начал его зверски рубить. Стон остановился только тогда, когда к нему подбежали и оттащили от кровавого месива.
Опять Стон испоганил всем настроение. Всех мучил вопрос: неужели победит этот урод, и главные призы достанутся этой твари? – теперь уже не только Ию, всех мучил этот вопрос. Все знали: раз, уж, Стон сегодня такое выкамаривал – где гарантия, что завтра он не «смухлюет» снова? Ведь его тело и так имело более высокий уровень силы, выносливости и прочности по сравнению с остальными.
Оставалось шесть пар. Ия молила Создателя, чтобы завтра ей не попался Стон: «Только не он, только не завтра».
И Он услышал ее молитвы: она дралась с Ози с планеты Ю-351. Ози был классным бойцом. Ия с удовольствием смотрела все его поединки: он просто виртуоз – что мечом работал великолепно, что телом. Ия знала одно его слабое место: в последних боях случайно заметила, и, если применить одно движение, показанное ребятами, то его можно попробовать победить. Других слабых мест она не находила: Ози - красавчик в работе, словно робот. Планета Ози умирала, и только чудо могло ее спасти.
«Да, за это чудо Ози будет биться насмерть, - подумала Ия, делая ему поклон. - Господи! И как меня угораздило попасть поперек дороги этим ребятам?!»
Но спортивный азарт был выше всего: выше страха и неуверенности. «Ози великолепный» - так Ия его последние дни называла. Ози был джентльменом – не наносил удар, если противник оступился или ошибся, он наслаждался боем и всем прощал ошибки, рискуя своей мечтой. Ози улыбнулся, приветствуя Ию: он восхищался этой девушкой (его дома ждала такая же красавица и очень неплохой боец). Он подвигался с Ией, осторожно прощупывая: реально он делал вывод, что в защите она великолепна и опасна. «Никаких ошибок», - давал он себе установку. Боясь ошибиться, Ози усиливал темп атаки, постепенно прогревая мышцы и становясь опасной машиной для убийства. Ия заметила, что, когда она не думает, что делать, у нее лучше получается. Вот и с Ози: она с каждым движением расслаблялась, становилась собраннее и опаснее. Зрители замерли: эти двое работали виртуозно, как на тренировке, будто показывали  мастер-класс. Если бы залетела муха на арену где происходило сражение, то ее, наверное, слышали бы все, а может, и не услышали бы ничего, потому что ничего для собравшихся уже не существовало: только этот бой. Уже у обоих кимоно обагрилось кровью, но это были только случайные царапины. Оба видели, что никаких поддавков – все честно, сильнее ранить – противник не позволял. Бой уже продолжался с пол часа, но уступать никто не собирался. Ия видела, что у Ози безупречная техника, и он не выходит на этот злополучный прием, если самой не атаковать и не попробовать заставить его ошибиться, то - шансов никаких. Решив это, Ия выждала подходящий момент и обрушилась на него с атакой. Натиск был такой силы и произошел так неожиданно, что Ози, привыкший атаковать, был немного сбит с толку и вышел под приготовленный прием. Никто не понял, что она сделала, можно было только догадываться. Ясно видел эту красоту хозяин приема, он сказал: «Вот сейчас или никогда». И в это время Ия виртуозно провела его прием: она, с вращением уходя за спину Ози, схватила его за волосы и молниеносно отделила голову противника от туловища.
Стадион взревел, а Ия растерянно стояла с отрезанной головой, еще не понимая, что все кончено, что ей и сегодня повезло. Она была не рада такому исходу, не понимала, как это сделала. Ия бережно отнесла отрубленную голову к врачам. Рядом несли тело Ози, и когда Ия положила голову, то проронила: «Прости, Ози, – бес попутал».
Ия пропустила остальные бои: находилась в состоянии шока. Все напряжение вышло наружу: ее колотил озноб, зубы стучали, она никак не могла прийти в себя. Несколько друзей, как могли, подбадривали ее, пока она, немного поплакав, не успокоилась.
Завтра всего три пары, и она дошла до финала.
Ия обошла все свои любимые уголки, все ягоды перепробовала, но завтрашний бой не давал ей покоя: а вдруг со Стоном выпадает, а вдруг…» - столько мыслей и все тревожные, все, как заноза в голове. Под конец она залезла в озеро поглубже, и ледяная вода так сковала тело, что зубы у нее стучали уже от другого озноба. Ия попрыгала, чтобы вода вытекла из ушей, и помчалась, что есть мочи, чтобы хоть чуть-чуть согреться.
В следующий день полуфинала все, кто победит, выйдут в финал, это будут гарантированные призеры.
Ию бог миловал, и она выходила во второй паре с Казуту с планеты Оборг. Казуту был «зверем» - жестоким и надменным: он, как и Стон, просто разрывал своих партнеров. Но надо отдать должное – боец он был хороший, более того – очень опасный. Казуту знал себе цену, но эту женщину он уже ненавидел с первого взгляда, слишком уж она казалась «невинной и наивной» в такое он не верил.
Еще не начался бой, а он уже начал «обрабатывать» Ию:
 - Я отрежу тебе башку! - и подобное в этом духе.
Первым вышел Стон с Моторионом. Они долго рубились, кимоно у обоих было мокрым, хоть выжимай. Но так как с утра моросил дождик, то стоило Моториону только на долю секунды поскользнуться, как Стон мгновенно его наказал, изрубив зверски «в капусту».
Ия нервничала: мандраж бил ее уже во время разминки, Казуту заронил в нее семя сомнения. Но после последнего поклона она уже была спокойна, все ушло на второй план, в голове только одна мысль: «Хорошо бы эту тварь наказать». Казуту заметил, что с Ией надо работать с самого начала напористо и налетел на нее, как ураган. Такого дикого натиска у Ии еще не было. Если бы не такое могучее тело, какое у нее было сейчас, выдержать даже один такой натиск – дело не простое. Ия была очень зла и поэтому не вошла в транс, а провалилась, почти сразу после первых ударов. Казуту орал, визжал, атакуя, проклиная ее на чем свет стоит. Он правильно подметил, что надо атаковать, но забыл от своей злобы про осторожность. Во время очередной атаки Ия заблокировала его удары, сделала подсечку, потом этой же ногой ударила во внутреннюю часть бедра. Казуту отвлекся всего лишь на долю секунды, и меч уже торчал в его  груди. Казуту сделал еще несколько робких шагов, желая вцепиться Ие в горло. И когда он уже почти дотянулся до ее шеи, как только его железные пальцы коснулись ее, Ия провернула меч и разрезала Казуту в сторону сердца. Он рухнул, как подкошенный. Казуту был еще в сознании, и со рта у него шла пенящаяся кровь вместе со словами злобы и ненависти.
Стадиончик орал уже минут пять, а Ия еще не могла прийти в себя. Ее трясли, качали, жали руки, хлопали по плечам и наперебой хвалили, кто во что горазд, а она, усталая и счастливая, только улыбалась в ответ, не зная как отблагодарить их за такое внимание.
Ия вышла в полуфинал - невероятно, но это был факт. Она победила, но ее все еще бил мандраж: нет-нет и опять накатывался, и опять трясло до озноба.
Теперь уже не избежать боя со Стоном, столько везти больше не может. Ия поняла, что просто унять свой страх не удастся, и занялась обычной тренировкой: как всегда если не охота работать, то надо заставить себя отжаться. Она отжалась «до упора», и, когда уже не было сил, еще постояла на каждом пальчике, на кистях. Тело разогревалось, волнение растаяло, и она, уже в тысячный раз, сделала махи, потянулась, отпрыгала. Настроение уже вернулось: Ия была бодрой и готовой на все. Измотав тело, дошла до медитации. Хорошо расслабившись, она мысленно начала бой со Стоном, вспоминала лучшие его атаки, представляла, как она ошибается, и тот с наслаждением ее рубит. И так, раз за разом, атака за атакой, Ия просражалась с ним, пока хватило сил и желания: на это ушло несколько часов. Теперь она должна была проработать слабые места и свои ошибки. Она взяла палку длиной в меч, весом – на много тяжелее, чем меч, и продолжила тренировку. До позднего вечера шлифовала и шлифовала каждое движение, мало-мальски полезное. А сколько уловок и хитростей она узнала! Рядом молча сидели, не  сводя с Ии глаз, ее новые друзья и болельщики. Она сначала попросила одного, потом другого, третьего и так до изнеможения работала с ними по очереди, то спаррингуясь, то что-то оттачивая. Наконец, Ия, мокрая, но спокойная и довольная собой, закончила тренировку.
Они собрались, зажгли костер и еще долго-долго, почти до зари, сидели, не в силах идти спать, но каждый знал, что Ие завтра «не поздоровится», а потому ей надо выспаться. Все улеглись здесь же, на траве, Ия даже разместилась на заботливо постланной ей дерюжке.
Следующий день выдался солнечным и приветливым. Стадиончик замер от волнения, когда  судьи огласили результаты жеребьевки. Стон выходил на поединок с Мунидозу с планеты Уатро-Го (Ия автоматически выходила в финал и будет бороться с победителем этой схватки). Радостный шум пробегал среди зрителей, сторонники Ии были очень рады: они так хотели видеть ее в финале.
Уатро-Го – огромная, как наше Солнце, планета, на ней живет более тридцати тысяч национальностей. Мунидозу был из клана крестьян–воинов, как у нас казаки в старые времена. Он с детства рос воином и не жалел ни сил, ни времени на изучение боевого «ремесла». Став юношей, он не раз отстаивал  вместе со своим кланом земли от сторонников легкой наживы. Он обожал схватки, он жил ими. Про таких говорят, что они спят с мечом. Мунидозу, как иногда получалось и у Ии, входил в транс; и уже не человек, а могучая машина смерти  начинала кровавую работу. Работал Мунидозу настолько четко и красиво, что мало кто оставался равнодушным: и злопыхатели, и поклонники – все прочили ему победу. И видно было, что так и будет: один его внешний вид и спокойствие внушали какой-то страх, даже Стону. Но Стон был пофигист, для него не существовало авторитетов, своим поклонникам он говорил: «Я - Бог меча».
Мунидозу  знал, что бой будет непростым, но, как любого воина такого класса, его  уже разбирал спортивный азарт: ни тени страха, ни капли беспокойства.
Они сошлись после приветствия. Не было ни бравады, ни «выпендрежа»: Стон уважал Мунидозу, считая его чуть ли не равным себе. Так оно и было. Они начали осторожно прощупывать друг друга и постепенно наращивали темп. Дикая рубка перемежалась мягкой красивой работой, оба были сама осторожность. Но вот Стон попустил удар после одной из атак, и  его кимоно обагрилось кровью. Рана была легкая, но Стон озверел и ринулся напролом. С Мунидозу так было нельзя: легко отразив удары, он заученным движением провалился и отсек Стону левую руку, но она не упала. Стон прошептал заклинание и рука опять была как новенькая. Стон, видя своё преимущество, его тело нельзя было ни разрубить, ни уничтожить, попер на Мунидозу, как танк. Мунидозу, опять, лихо отразив атаку, ушел в другую сторону и отсек, как бы, Стону правую ногу, но она не падала. Стон побледнел от боли и злобы, но успел прошептать заклинание, пока Мунидозу стоял в замешательстве. Судья остановил схватку и предупредил, что это первое предупреждение, если Стон не будет драться честно, то его дисквалифицируют. Стону было наплевать на это предупреждение. Стон-то легко отделался, а у Мунидозу появились кровоточащие раны: кимоно его пропитывалось кровью. Интересно, что в местах, где Мунидозу отрубил противнику руку выше локтя, отлетел отсеченный кусок кимоно и на брюках, где отрубил ногу Стону, штанина валялась, а у Стона зажила даже глубокая рана. Наполовину в безрукавке и наполовину в шортах Стон выглядел клоуном, он видел это, толпа подхихикивала, а его трясло от ярости, и он снова ломанул в атаку. С Мунидозу так нельзя: он опять подлавливает Стона и отрубает  ему уже не только руку, а еще и обе ноги. Стон стоял уже в шортах, ему надо было произнести заклинание, но Мунидозу не давал такой возможности, и когда Мунидозу занес меч, чтобы отрубить Стону голову, тот вытянул уцелевшую руку вперед и обездвижил  Мунидозу, тот  замер с мечом у шеи Стона.
Весь стадион только охнул. Мунидозу получил две тяжелые раны, а Стон второе предупреждение. Теперь любое замечание, и его, еще неизвестно на сколько, дисквалифицируют. Но что Стону эти предупреждения?! Ведь он как будто только вышел, Мунидозу  же не может стать на левую ногу: она отекла от крови, мышцы затекли и причиняли боль при каждом шаге. Мунидозу не показывал виду, но лицо его нет-нет, а выдавало, как ему больно. Теперь Стону было проще: силы Мунидозу таяли с потерей крови, но сразить его, пока, не удавалось. Стон пошел на хитрость: атакуя Мунидозу, он уже знал, что тот воткнет ему в ногу меч. Так и случилось: Мунидозу воткнул  меч в ногу Стону. Стон только поморщился, но ему  легче стерпеть боль, чем Мунидозу: тело позволяло частично блокировать боль. Воспользовавшись этим, он поразил бок Мунидозу: тот успел выдернуть меч и почти заблокировал удар, но реакция уже не та - не хватило мгновения, - и это все решило. Стон не мудрствовал лукаво: он стоял и рубил Мунидозу на мелкие кусочки.
Вытянув меч, с которого капали капельки крови, в направлении Ии, он прокричал: «Завтра - твоя очередь! Я непобедим! Я – Бог меча!»
Зрелище было жутким, но придраться не к чему: это была хитрость, и  она удалась. С десяток-два сторонников Стона радовались до хрипоты, несколько десятков отнеслись к этой победе равнодушно, но основная масса зрителей встретила победу Стона гулом неодобрения. Все расходились  с чувством сожаления и разочарования: неужели судьи не могут ничего сделать? Но они действительно ничего не могли: кому охота ссориться с Преисподней? Все были уверенны: завтра Стон и Ию «покрошит на капусту». Он уже вопил об этом не один десяток раз.
Ия не проронила ни слова: она видела в глазах друзей обреченность, поэтому, чтобы скрыться от этой жалости, ушла в лес и, как предыдущий день, провела остатки этого в тренировках. Ее отделял один день от мечты снова увидеть папу, и за эту возможность она готова была драться, хоть с самим Дьяволом.
Да, сказать сгоряча – одно, а вот драться, даже с его замом – это другое.
Но Ию уже ничто не волновало, она добрела до костра друзей, попила и, едва коснувшись своей дерюжки, провалилась в глубокий сон.

Глава 18. Можно ли победить заместителя дьявола?

День финального боя выдался неудачный: дул свежий ветер и пробирал всех до костей, накрапывал мелкий дождик. Настроение собравшихся было «паршивым»: всем было ясно, что «баба» у Стона не выиграет, только напрасно «приперлись» в такую «паршивую» погоду. Но, каким бы «паршивым» не было настроение этого боя, никто не захотел бы пропустить , и, наверное ни за  какие деньги: это был финал, чемпион уже ясен, а вот какие награды получат победители – очень хотелось посмотреть своими глазами и услышать своими ушами.
И вот сошлись два ненавидящих взгляда: Стон с Ией приветствовали друг друга.
 - Ну, что, жаба, давай – убивай, - выдавила сквозь зубы Ия. – В кустах ты выглядел героем, рвал меня, как Тузик грелку.
Стон ядовито ухмылялся: он знал,  что ей не удастся его одолеть, даже если у нее «семь пядей во лбу», даже если она будет лучшим воином Мирозданья, у нее ничего не получится. Он видел, какая она в деле. «Черт возьми – хороша! - подумал Стон. – И почему я ее так ненавидел?». Тут же себе ответив: «Чертовски красива и чертовски непокорна!» Он знал: «Таких раздави, размажь, а она до последнего будет плевать тебе в морду».
Стон отвлекся на долю секунды, и Ия, уйдя от его атаки, молниеносно отрубила ему обе руки, державшие меч. Стон показал всем, что удар был, сбросив на зрителей два кусочка кимоно. Он, как факир, развел руки в стороны, типа: «оба на! а ручки-то - вот они! на месте!». Стон развлекался: он то обрушивал на Ию серии ударов, то, как клоун, подставлялся, демонстрируя свою неуязвимость. Она уже несколько раз отсекала ему голову: воротничок был рассечен на веревочки, и они валялись под ногами. У Ии волосы намокли от пота и очень кучерявились, как от химической завивки, пот, перемешанный с капельками дождя, струйками стекал по телу. Стон вошел в раж: он то давал себя рубить, то показывал мастер-класс, десятки приемов перерастали в сотни. Ия старательно колола, рубила, кромсала, только противник давал ей хоть какую-то возможность нанести удар. Но затея Стона не оправдалась: он ждал, что она устанет или ошибется, но Ия, пока, работала четко, как часы. Постоянно нанося очередной удар, она поносила Стона на чем свет стоит:
 - Ну, что, урод, биться-то сегодня будешь или ты еще не проснулся?!
 - Ты мне сегодня, девочка, будешь пятки лизать, как миленькая, - злобно ответил Стон.
 - Скорее ты меня в задницу поцелуешь, - парировала Ия.
Грозный звон мечей перемежался словесной перепалкой. Окружающим казалось: весь бой длится всего лишь мгновение. Все видели, что Стону не удается, пока, победить Ию: две царапины на кимоно были легкими и сильно ей пока не мешали. Стон начинал нервничать: он боялся уронить свое лицо, но ничего, пока, не мог сделать: Ия дралась великолепно. Он так навалился на нее, что искры сыпались от мечей не хуже, чем капли от дождя. Но вот Стон, видимо, дал волю эмоциям и заодно маху: чуть больше, чем нужно, рванул и слегка поскользнулся. Ия тут же, уйдя в сторону, заблокировала удар и так рубанула его в момент, когда он поскользнулся, что разрубила его от макушки до копчика. Тело-то не развалилось, но кимоно свалилось со Стона, и он остался нагим.
 - О, черт возьми! Этого нудиста надо дисквалифицировать! - крикнула Ия. - Он использует запрещенные приемы! Я не буду драться с голозадым! - сказала Ия и воткнула свой меч в землю.
Стадиончик просто «катался» от смеха: на Стона показывали пальцем и опять падали от приступа душащего смеха.
Пока веселье достигло пика, Стон надел другое кимоно. Ия вытащила, меч, отерла грязь об кимоно. Дождь немного утих, даже выглянуло солнышко, но тут же спряталось, как будто стыдясь того, что дальше будет.
Стон сделал Ие поклон, показав, что готов продолжать бой дальше, но она вместо поклона, громко, чтобы все слышали, сказала, что не кланяется извращенцам, и что он что-то говорил насчет пяток.
 - Ну, смотри. Я тебя за язык не тянул, - проговорил побелевший от злобы Стон.
Ия видела, как Стон скрестил руки на груди, предварительно брезгливо отшвырнув свой меч, проговорил четко заклинание: «Амадина Гувари!!». Он вытянул руку в сторону: и Ия, и все увидели в его руках меч.
Это был меч Дьявола: из любого количества мечей его нельзя было перепутать, так как он мерцал удивительным цветом. Он положен был Дьяволу по статусу, но в исключительном случае мог передаваться заму.
 - Этот меч, - сказал Стон, - невозможно отобрать, выбить, его можно выиграть в честном бою, но честного боя не будет, потому что у тебя нет второго такого меча, а если учесть, что во Вселенной такой меч только у Владыки, то твоя песенка уже спета. Вот, видим этот рычажок? Оп, повернули, - он показывал демонстративно Ие, - и уже не меч, а кувалда у меня в руках. А вот этот, видишь? Нажал, и ты превратишься в пыль.
Он нанес удар, Ия с легкостью подставила свой меч: на нее обрушился удар не кувалды, а целой скалы. Ия, несколько раз перекувыркнувшись, растянулась, метров за тридцать до Стона. Он радостно скалился и не торопился ее убивать.
По стадиону только пролетел ропот: все что-то слышали о мече Дьявола, но никто и никогда его не видел.
Ия чумная, с сильно порезанной левой рукой, как щенок, которого долбанули дубинкой по голове, шла к Стону, шатаясь, опираясь на свой меч. Ноги ее плохо слушались, но, подойдя, она не сдавалась.
 - Ну, что, богатырь, скалой шандарахнул, может ты меня еще в потоке своей ослиной мочи утопишь?
 - Нет, - сказал Стон.- Я сначала научу тебя рот закрывать.
И он рубанул Ию еще раз: она двумя руками подставила свой меч под удар его меча. Ее как ветром сдуло, врезавшись, меч до костей разрубил левую руку, а Ия вверх тормашками отлетела опять метров на двадцать. Когда падала, то крепко ударилась головой и, пока на небольшое время, потеряла сознание.
Рядом с кроватью Ии сидел растерянный Санька: он уже много узнал о своих возможностях, пока неделями сидел около своего сокровища. Он видел бой  глазами Ии, и после того, как она «отъехала», а Стон готовился просто добить ее, в Саньке что-то изменилось: он знал, что  или умрет с ней или не допустит ее смерти. Из вечно сомневающегося и наивного паренька, он опять стал воином, готовым кого угодно спасать и защищать, не щадя своей жизни, воля и решимость вернулись к нему. Он расслабился и вошел в состояние, в которое входил накануне.
Это был уже не Санька, это был Император.
 - МК, ты здесь?
 - Да, я всегда с тобой, - подтвердил МК.
 - Очень хорошо, - сказал Александр. – Боюсь, что мне понадобится твоя помощь.
Александр долго не думал: он тут же вернул Ию в ее собственное тело, а сам воплотился в ее теле на Дэнре в тот самый момент, когда Стон решил сначала заколоть Ию, а потом переключить другой рычажок и раздавить ее душу.
Тело Ии шевельнулась, когда Санька вселился в нее. И только Санька хотел приподняться, как Стон подлетел к нему и решительно всадил меч  дьявола в самое сердце. К удивлению Стона меч уперся во что-то непреодолимо твердое, а в пятидесяти сантиметрах от тела Саньки заискрилась полусфера защиты. Стон не поверил своим глазам и начал бешено тыкать в разные точки тела Саньки: каждый раз его меч натыкался на непреодолимую преграду, и каждое движение сопровождалось мерцанием сферы.
Зрители пребывали в шоке: такого не ожидал увидеть никто.
«Ее не берет меч дьявола! Она точно богиня!» - закрадывались крамольные мысли в головы зрителей.
 - Ни хрена себе! Что это за фигня такая?! – бормотал озадаченный Стон.
Судьи, как в немом кино, только сидели, раскрыв рты, и боялись пошевелиться.
Александр поднялся, Стон ударил его, нарастив на мече дьявола максимальную мощность. Александр отлетел метров на пятнадцать, но быстро встал и опять  бросился к Стону: тот начал непрерывно рубить его в Иином теле. Александр, как мячик, подпрыгивал и перекатывался, вернее сказать, перелетал, на три-пять метров. Стон почти заработал нервное истощение, пока Александр, очередной раз, поднимаясь, искал меч, он, трясущимися от волнения руками, набрал максимум дегализации и направил меч дьявола на Александра. Александр выронил поднятый меч, сфера заискрилась за пять метров от него, но Стон упорно направлял меч, и сила меча была такова, что сфера заметно, сантиметр за сантиметром, начала уменьшаться.
Все на стадионе так сжали от волнения руки, что пальцы побелели: они видели, что спасительное мерцание все больше и больше уменьшается.
Вот уже Александр опустился на одно колено, вот уже стоит на двух, и, когда казалось, что мерцающий экран погаснет и начнется разрушение души, экран уверенно остановился – это к Императору подключился МК.
 - Прости, - сказал он Александру, - я тут немного отсутствовал. Тебе, как и обещал, Сам… - МК многозначительно промолчал, - прислал подарок, как и обещалось в случае, если ты вернешь волю.
Стон опешил. Он повертел меч Хозяина : «может он не работает?» и направил на своего сторонника, вопившего, что есть мочи «убей гадину!». У того тут же повылазили глаза от дикой боли, и он так заорал, что у всех волосы встали дыбом.
«Работает», - подумал Стон и включил меч на полную мощность.
Размахнувшись, попробовал разрубить эту дурацкую  мерцающую защиту. В это мгновение в руке Александра появился меч, похожий на меч дьявола, только голубовато-серого цвета с голубыми искорками.  Меч, был таким же таинственным и удивительно красивым, легче чем мечи бойцов, но реальный с кнопками как и на мече дьявола. Только у Александра появился меч, как действие силы Стоновского меча пропало, и они продолжили биться, как обычные бойцы. Стон сразу начал осторожно, и Александру удавалось отбиваться, но, как только нападение Стона переросло в яростную атаку, Александра спасала только защита. Через пять минут Александр понял, что Стон намного искуснее, чем он, и что он может потерять меч в равном поединке. Пока Стон думал, что можно сделать и как выбить этот, невесть откуда взявшийся меч, Александр снова вернулся на Землю в свое тело, а Ию вернул в свое.
Ия только приподнялась, осмысленно увидела склонившегося над ней бездыханного Саньку, погладила его по поседевшим слегка волосам, как снова тело упало в состояние летаргического сна, а душа очутилась в своем теле на Дэнре.
Она увидела перекошенное от злобы лицо Стона и поприветствовала:  «Привет, красавчик! Что это ты скривился?! Дерьма, что ли, объелся?»
Ия ощутила, что меч в руках стал намного легче, а точнее сказать, был очень легеньким, почти игрушечным. Стон в бешенстве набросился на нее: чувствовалась громадная сила, и меч Ия едва удерживала одной рукой. Когда Стон увлекся, она - раз, - и отсекла на автопилоте ему руку. Ия не ожидала, но рука, - бац, - и отвалилась. Она не стала добивать дальше, с восторгом и изумлением рассматривая свой меч, сказала: «Ну, что, жаба, и у тебя кровь появилась?! У тебя что месячные?!» Стон, наскоро забинтовав обрубок, без приветствия набросился на нее, как мясник, весь в кровище. С каждой секундой он терял контроль. Выловив Стона на очередной атаке, Ия заблокировала его меч и, уходя с понижением уровня, отрубила ему левую ногу: Кровь брызнула фонтаном. Стон отвлекся, и этого было достаточно, чтобы Ия отрубила руку, державшую меч. Она не дала мечу упасть.
 - Ну, как там насчет  в пяточку лизнуть или еще куда?.. – говорила Ия, держа перед собой два фантастических меча.
Она видела в кино что-то похожее, но эти два были совершенно дивными…

Глава 19. Мистическая победа.

Ия, придя в себя от восторга, услышала злобные крики Стона:
 - Я тебя уничтожу! Я всю твою родню утоплю в боли и крови!
 - Попробуй лучше сам дары Преисподней!
И Ия направила на Стона меч Дьявола, нажав на ту же кнопку, которую  ранее активировал он сам, проверяя работу меча.
Второй раз разорвал тишину дикий вой, такой страшный, такой жуткий, что у Ии волосы дыбом встали от ужаса. Голос пропал, засипел, тело Стона забилось в дикой судороге, потом начало расщепляться в пыль  и, как в пылесос, влетело в рукоять меча дьявола. Ия хотела положить мечи, или хотя бы один, но они будто приросли к руке. Она развернула их лезвием назад, повернулась к судьям и сделала им поклон, потом повернулась, сделала поклон всем зрителям, которые уже  пришли в себя от увиденного, и ревом толпы отметили ее победу. Ия отключила мощность на мече дьявола и попала в руки распираемых от радости и восторга друзей: ее обнимали, трясли, подбрасывали.
Потом огромная куча болельщиков, включая и судей, подошли «пощупать» своими руками такое чудо. пальцы  ощущали удивительный материал , в остальном, каждый выглядел как и обычный меч. Видимо мечи управлялись не только кнопками, но и на уровне подсознания были какие-то «заморочки». Их нельзя было даже положить: мечи не мешали, но всё время находились в руках, пока Ия не нашла еще две мягкие кнопки, и мечи, оба, исчезли. Но, стоило нажать   кнопку или только подумать, и они сразу материализовались. Работали мечи все время, хоть видно было их, хоть нет. Активируй переключатели режимов и круши или создавай: на сколько ума хватит. Это потом Ия научится силой мысли убирать мечи и возвращать их в руки или передавать, материализовать, но сейчас она с ними была, как «дурень со ступой», и радовалась, что их не видно. Приветствовать других, пожимать им руки и чувствовать одновременно две рукоятки мечей, было до смешного прикольно, но она давила в себе дурацкий смех, который распирал ее от этих ощущений: Ия была счастлива.
Когда толпа немного разошлась, оставив на теле Ии кучу синяков от приветствий, она встревожено начала искать глазами Тоя: как же его обещание?!
Той стоял немного поодаль и махнул ей рукой.
Ия извинилась перед оставшимися и чуть ли не бегом бросилась к Тою.
 - Ну, как?! – чуть заикаясь от волнения, спросила она. – У Вас получилось?..
 - Получилось, - сказал Той.
Он сделал какое-то движение руками, и Ия увидела на задних рядах скромно стоящего отца. Она не бежала, ей казалось, что она летела ему навстречу, не разбирая, что попало под ноги, а, добежав, бросилась в его объятия.
Два родных человека долго стояли молча, глядя друг на друга, только у обоих по щекам текли слезы радости.
Первыми были слова Ии:
 - Пап, ты прости меня, пожалуйста, я была такая дура.
 - Я уже давно тебя простил, мое солнышко, просто не было случая тебе это сказать.
 - Ну, как тебе турнир, ты его весь видел?
 - Да, - ответил отец. - Моя мечта сбылась, ведь увидеть такой турнир – и можно жить только этим. Для меня это огромная честь, я просто счастлив, не говоря уже о том, что мне не безразличен победитель, - и он хитро посмотрел на Ию.
Она засмущалась, а отец обнял ее и сказал на ушко: «Я горжусь тобой, ты все-таки умница. Только как ты умудрилась уцелеть? Что это за меч? Ни черта не могу понять: это все было как в кино, я думал умру еще раз».
Их прервали судьи, которые требовали внимания и вызывали победителей для награждения. Ие так не хотелось уходить. Она поцеловала папу и с виноватым видом - как бы ничего не поделаешь -   пошла  на награждение.
Главный из устроителей немного смущенно начал речь: «Мы не знаем, как удалось нашей победительнице выжить, не говоря уже о том, чтобы победить. Но мы, я, надеюсь, выражу общее мнение, счастливы, что тебе удалось победить, и справедливость все-таки, невероятно как, но восторжествовала.  Я думаю, что подобного боя никто не видел и вряд ли когда увидит, поэтому разреши тебя поблагодарить за хорошую, иногда даже виртуозную, работу. Никогда раньше женщина не побеждала в нашем турнире, и мы не верили, что тебе удастся не то, что победить, а вообще выжить, поэтому не приготовили награды, достойной Королевы меча. Дело в том, что этот бой, благодаря МК видят миллиарды желающих во всех уголках Вселенной. На коронацию Императора было изготовлено две короны: для Императора и для Императрицы, когда Император женится. Пока Императрицы нет, старейшина Совета Обители решил вручить ее тебе. Он только что прислал эту корону, а вместо нее сделают другую».
После ритуальных приветствий главный судья взял из рук Тоя корону, которая была такой красивой, что невозможно описать словами, так сияла, что казалось, будто взошло еще одно солнце, только маленькое. Про такое говорят: «ослепительно красивая». Глава устроителей, теперь уже гордо, радуясь тому, что ему помогли выпутаться из этой глупой ситуации, подошел и надел эту замечательную корону на голову этой скромной и не менее замечательной, чем удивительная корона, женщины.
Сияла корона, сияла покрасневшая от смущения красавица-победительница, сияли от радости и счастья все, кто болел за нее или сочувствовал, хоть немного. Это событие зрители отметили бурей рукоплесканий, криков, восторгов.
Чуть утихли овации, главный распорядитель турнира, попросил Ию теперь уже на правах Королевы меча: «Не могли бы вы нам на прощание  показать упражнения или какой-нибудь танец с вашими удивительными мечами?»
Ия сделала поклон, как обычно: устроителям, на четыре стороны болельщикам, а потом, отыскав глазами своего отца, сделала поклон учителю.  Она волновалась жутко, активизировав меч Дьявола, сделала несколько упражнений с ним. Потом активизировала второй меч, сделав несколько упражнений с другим. Ия помнила, что этого мало: отец мечтал, чтобы каждый хороший мастер умел танцевать с мечом или другим оружием под музыку  и под каждую музыку будет свой танец. Она активизировала меч Дьявола, выключив меч, может быть, Самого…, и, вспомнив одну из нравившихся мелодий, выполнила танец. Потом активизировала второй меч и с ним начала движения, жалея, что ее музыку никто не слышит. Но она ошибалась: там…, за пределами Дэнры, слышали эту музыку и оценили ее движения, именно под музыку, звучавшую, как ей казалось, только в ее голове. Она еще не закончила мысль, как Той сделал движение руками, и все услышали музыку, под которую она хотела танцевать. Ия расслабилась, и, наслаждаясь музыкой и движениями, станцевала еще один «танец». Немного замешкавшись, пока не смолкли аплодисменты и овации, Ия активизировала два меча: ей нравилось работать с двумя мечами. Выбрав любимую музыку, она дождалась, когда ее озвучили, и начала двигаться. Всем движения очень понравились потому, что, кроме красоты, каждый видел: что они еще и очень эффективны. Сверкающие лезвия мечей то переходили один в другой, то накладывались одна восьмерка на другую, то молниями рассекали воздух. Корона Ие не мешала: она будто слилась с новой хозяйкой и не хотела с ней расставаться. Корона не шевельнулась даже при сложных движениях. У всех захватывало дух от восторга, ведь для них танцевала, если не сама богиня боевых искусств, то, уж точно, королева.
Отец смотрел на свое любимое «дитя», и счастливые слезы текли по его щекам.
Ия закончила, опять сделала всем поклон уже под рев восхищённых зрителей: все хотели выказать свое почтение и поэтому вопили, что есть мочи. Победительница была на вершине счастья, ей с трудом верилось, что это не сон: она так не хотела просыпаться.
Первым вызвали Мунидозу. Он скромно и достойно подошел к судьям, и главный распорядитель с поклоном вручил ему меч, который, как подарок будет доставлен на его планету. Второй распорядитель вручил ему расшитое кимоно.
 - А теперь, - сказал главный устроитель, - мы хотим услышать два твоих желания.
Мунидозу, не задумываясь, сказал: «Моя планета умирает, наше солнце остыло. Я хотел бы, чтобы оно опять стало теплым и ласковым. И второе желание, чтобы моя планета была так же прекрасна, как Дэнра».
Распорядитель повернулся к Тою, Той сделал движение рукой, и за стадиончиком раскрылся огромный экран. Где открывался вид с планеты Уатро-Го. Солнце, бледное и холодное, едва обогревало днем, к вечеру уже было до озноба прохладно. Скудная растительность была чахлой. Тоя поприветствовали тысячи добровольцев, которые будут разжигать «солнце» Уатро-Го до нужных параметров. Сначала вокруг него выставили экран. Потом десятки тысяч, похожих на лазерные, лучей сошлись на нем, потом они все сошлись в одной точке, и произошел огромной силы взрыв. Но экран не дал ему вырваться, иначе от Уатро-Го осталась бы одна выжженная пустыня.
Все до одного, как загипнотизированные, смотрели на экран: теперь они уже точно знали, кто и как, зажигает звезды.
Через несколько минут красивого огненного «номера» параметры «солнца» Уатро-Го выровнялись, и оно засияло ярким, ослепительным светом. На Уатро-Го начиналось утро: люди выходили из своих домиков и лачуг на улицу, где уже ковром прорастала первая трава, дети с воплями радости носились, приветствуя ласковое и теплое «солнце», а взрослые со слезами на глазах – это были родственники Мунидозу – упали на колени и славили своих богов. Мунидозу, глядя на них, не смог удержать слезы радости и счастья: они помимо его воли текли по щекам, его благодарности не было границ.
 - Это только первый этап, – сказал Той. – Пока ты доберешься, будет много красивых деревьев, кустарников и, конечно же, цветов.
Той провел рукой, и экран исчез.
Судьи поклоном поблагодарили Тоя и объявили, что, впервые в истории поединков, победителем стала женщина: «Так что у нас не Король меча, а, в этот раз, Королева. И давайте ее поприветствуем!»
Все повернулись в ее сторону и замерли в поклоне. Это продолжалось несколько секунд, но у Ии чуть сердце не выпрыгнуло из груди от волнения: ей было так неудобно находиться в центре внимания. Не зная, как себя вести, она от стыда перед теми, кто, по ее мнению, был лучше нее, готова была провалиться сквозь землю Дэнры. Приняв на память меч и кимоно, Ия должна была озвучить четыре своих желания.
Главный устроитель произнес: «А теперь, твои законные два желания и два в честь юбилея.
Она замешкалась, поискала глазами Тоя: тот подбадривающе кивал; потом отца: тот знаками показывал, чтобы она успокоилась. И действительно сердце у нее колотилось, как у Олимпийских бегунов.
; Я хочу, - сказала Ия, слегка заикаясь от волнения, - чтобы на планете Гоя – Таута, появились прекрасные растения, как на Земле и на Дэнре.
Судьи вызвали виновника этой просьбы. Он вышел на край вчерашней арены, был бледен, губы от волнения дрожали: он плохо понимал, что они говорят, почему назвали его планету. Он замер в поклоне, пока его не заставили выпрямиться.
Той уже активировал экран: на нем сначала были показаны тоскливые пейзажи каменистой Тауты, а затем все увидели, как склоны холмов начали зарастать кустарником, травой, время ускорили и  «на глазах» начали расти разнообразные деревья.
Гой смотрел, как его родственники, будто в прекрасном сне, бегают и щупают прорастающую растительность, потом щипают друг друга: не снится ли им это? Гой плакал навзрыд и не знал, кого и как благодарить.
 - Пока ты вернешься, - сказал Той, - много еще появится замечательных растений и животных, Таута будет тоже красивой и зеленой.
Гой так и ушел с рыданиями, не в силах справиться с собой.
; Второе желание, - сказала сияющая и уже справившаяся с волнением Королева меча, - чтобы на планете Ози - ;-350 вернулась жизнь. Я хочу, чтобы на ней опять  появилась вода и чтобы она зазеленела, как  и предыдущая.
Вышедший за Гоем Ози так же стоял, не в силах совладать с эмоциями: он уже похоронил свою мечту и думал покончить  с собой, наказав себя за то, что не смог ничего завоевать для своей планеты. Сейчас он был чумной и потерянный, не веря в свое счастье. Он, как в тумане, видел свою планету на экране, видел, как разбушевались грозы, и повсеместно шли дожди, а через некоторое время показали, как робко начала пробиваться трава и другие растения.
 - Твоя планета оживает! -  тормошила его Ия.
 - Ты делаешь ошибку, - бормотал Ози, - ведь у тебя своя планета есть.
 - Да, моя планета, конечно, не такая, как Дэнра, но она маленькая и такая красивая.
 - За что?! – непонимающе моргал Ози.
 - За то, что ты хороший товарищ, - Ия обняла его и поцеловала в щеку, по которой текли горькие и такие счастливые слезы.
Планета Ози была спасена.
 - Пока ты вернешься, - сказал Той, - и у тебя на ;-350 будет очень красиво и уютно.
Проводив Ози, Ия назвала Тиу с Уадды.
Вышел Тиу, замер в поклоне, не поднимаясь, пока не подошла счастливая Королева, сияющая, как солнце, и с еще одним «солнцем» на голове и не подняла его.
 - Я хочу, - сказала Ия, - чтобы планета Уадда получила зеленый наряд, о котором мечтает Тиу.
Той опять открыл экран, и все увидели задыхающихся людей – соплеменников Тиу.
Глядя на это, Тиу плакал навзрыд: он был готов умереть со всеми и проклинал себя за то, что плохо тренировался и не смог войти даже в десятку лучших.
Все видели, как на их глазах разразились грозы и потоком хлынул дождь. Воздух наполнился озоном, и люди стояли под проливным дождем, не в силах надышаться: все видели, что под дождем на глазах начала пробиваться трава. Все жители Уадды, от мала до велика, ползали и плакали, не веря своим глазам, щупали прорастающие ростки, боясь повредить их ненароком, но травы появлялось все больше и больше. Почти все стояли удивленные и зачарованные, боясь наступить на это зеленое чудо, думая, что, только они шевельнутся, и это все исчезнет. Как завороженные, жители Уадды стояли, не шевелясь, чтобы не спугнуть ненароком «свалившееся» на них счастье.
Многие зрители смотрели и «прикалывались», многие смотрели с участием, у некоторых текли слезы.
 - Ну, - сказал главный устроитель, - раз ты вошла в десятку, проси что-нибудь и для себя.*
Ия сказала:
 - Я люблю свою планету. Я считала, что это и есть рай, что вряд ли может быть что-нибудь красивее нашей Земли, но на Дэнре я увидела тоже очень много красивых мест. Пусть этот турнир и это путешествие, новые встречи и новые друзья и будут для меня наградой, главное: помогите мне не забыть об этом дома. А на последнее желание я хочу, чтобы вы помогли Тутико с планеты Ознори. Боюсь, там жители одними мечами не станут счастливыми, им нужна помощь.
Вышел Тутико–отшельник, научивший Ию видеть с закрытыми глазами,  поприветствовал всех поклоном и стоял, пытаясь быть бесстрастным и спокойным. Но, когда на экране увидел, что, пока его нет, какие-то монстры напали на его родных: эти монстры на каких-то тарелках и разных механизмах гонялись за людьми и ловили их, многих разрывали тут же.
Зрители увидели, как на планете Тутико появился космический патруль, потребовал всем сдаться. Пришельцы ринулись в рассыпную, но корабли их замерли без движения, механизмы тоже; время в этом месте остановилось, и патрульные без труда паковали преступников по всей планете.
Экран погас.
Тутико беззвучно рыдал: он понимал, что, если бы ему не помогли, он вернулся бы на мертвую, лишившуюся людей, но такую красивую и цветущую планету.
 - Вас, - он, с трудом подавлял беззвучные рыдания, - Королева, на  Ознори, я думаю, никогда не забудут. Огромное спасибо.
Он сделал Ие поклон, она ответила ему так же поклоном и сказала:
 - Вам тоже огромное спасибо, вы мне тоже очень помогли. Без Вас я бы работу вслепую могла никогда и не осилить.
Они смотрели друг другу в глаза, стараясь запомнить навсегда, ведь завтра они расстанутся, а столько хочется сказать, о стольком поговорить.  Ия не могла дождаться окончания награждения: многие спасали близких, любимых от боли и напастей, еще двоим озеленили их планеты. Прошел процесс закрытия игр. Всем объявили, что, как стемнеет, основная масса отправится домой.

******Глава 20. За гранью реального: встреча с отцом.

Ия заторопилась к отцу. Они обнялись и долго сидели молча. Она болтала с подходившими друзьями и просто желающими выразить ей свое почтение, но руки отца так и не отпускала. Друзья не хотели без Ии уходить и «силой» увели ее с отцом в свой лагерь возле леса: опять были костры, веселая болтовня и грустные песни. Собравшимся не хотелось расставаться, поэтому все старались наговориться, насмотреться, насладиться этим уютным уголком Вселенной, ставшим таким родным и гостеприимным.
Когда же все угомонились, Ия задала давно интересовавший ее вопрос. Он уже долго вертелся у нее на языке, но она никак не могла его задать: такие вопросы хорошо задавать и выслушивать «тет-а-тет», один на один.
 - Пап, а как там, за гранью обычной жизни? Чего можно ждать и чего опасаться?  И стоит ли чего-то все-таки ждать?
 - Да, как видишь, жизнь продолжается. Мне очень повезло  благодаря тебе, - папа притянул дочку к себе и как в детстве расцеловал разов шесть в глазки и столько же в щечки, а потом разов пять в губки, нежно, едва касаясь губами.
Иван смотрел в сияющие глаза Ии, и его счастью не было предела.
 - Перед очередным перевоплощением на Земле ты, как мышка в компьютере, зависаешь в пространстве. Если не увлекался пакостить и грешить, то тебе перед чисткой ауры будет дана возможность возвратиться в прошлое (кому один раз, кому более) и проживать свою жизнь реально еще и еще раз. А пока ты ждешь нового воплощения, то сидишь в «камере-одиночке»: темнота, и красивая, но такая холодная, если ты один, бездна. Кроме звезд ничего не позволено наблюдать и ни с кем не можешь общаться.
 - Так ты все это время был один ?!
 - Нет, - улыбнулся отец, - видно я не сильно напакостил: я уже столько времени провел в прошлом, когда вы были маленькими. Оттуда меня и выудили.
 - А как это чистка ауры?
 - Да знаешь у Высоцкого есть песня «а, может, тот облезлый кот был раньше негодяем, а этот милый человек был раньше добрым псом». А вот если тебя угораздит в баобабы, то - кранты, можно уже никуда не успеть: столько придурков развелось, угробят Землю к чертовой матери.
 - Пап, а вот Стон, говорят замом самого был… - И она многозначительно качнула головой. – Тебе не довелось с ним встретиться?
 - Тьфу, тьфу, тьфу. - Сплюнул отец через левое плечо, и укоризненно сказал. - Ты вечно ляпнешь! Только этого мне и не хватало еще для полного счастья! А вот тебе, по-моему, придется с ним познакомиться. А ну-ка покажи его сокровище.
Ия активировала меч Дьявола: он был как сияющая огнем  сталь с искорками и черным лезвием. Иван попросил подержать, и она передала ему клинок.
 - Но он такой легкий! – сказал отец, восхищенно и с любовью осматривая оружие, которое до него еще никто не держал в руках из  простых смертных, и если бы не Ия, то никогда, наверное, и не подержал бы.
 - А ну, покажи второй!
Ия активировала второй. Меч  засветился какой-то голубовато-серой сталью со светлым лезвием. Как дарственные надписи на обоих клинках были написаны какие-то символы. Ия и отец зачарованно прикоснулись пальцами каждый к своей надписи, как будто прикасались к самой Вечности. Их лица были суровыми и одухотворенными. Они повернулись друг к другу с раскрытыми от удивления глазами.
 - Вот это да! – сказал отец.
 - Ни чего себе! – сказала дочь.
 - Смотри, смотри! - соединяя два клинка, проговорил отец. – Да у них рукояти как древние произведения искусства!
Они еще долго по миллиметру разглядывали оба клинка, пока Иван не сказал:
 - Ну все, прячь: мы еще не знаем, чьи они, и что с ними делать.
Ия нахмурилась и сказала:
 - Я знаю, что с ними делать, они оба мои: они добыты в честном бою.  Вот только не знаю,  откуда у Саньки взялся этот меч. - И она с удовольствием активировала серовато-голубой клинок.
 - Если один меч – меч дьявола, то чей же второй?! Но, если, сдуру, предположить, что второй Самого… - и отец  указал пальцем вверх, многозначительно кивнув, -  тогда было бы понятно, почему их сила уравновешена и почему вы бились, как на простых мечах. Только не пойму, при чем тут Санька?!
 - Пап, я тоже с трудом соображаю. Ведь на какое-то время, когда Стон собирался меня добить, я очнулась дома. Санька так крепко спал, что я не могла его разбудить, и через минуту-другую – бац! - и я опять тут, перед этой самодовольной рожей! - она зло сплюнула.
 - Ну, тут дело нечисто, - сказал отец. – Пока ты, как говоришь, была дома, здесь, я бы сказал, что в тебя вселился Санька. Знаешь, как в кино телами меняются? Ты так прикольно работала мечом, что я подумал: ну, точно Санька, как дубиной. Казалось, еще чуть-чуть и Стон разрубит тебя надвое. Он начал прикалываться над тобой: ты летала, как пушинка и еще какое-то голубое свечение тебя спасало. А потом опять — оп! - как будто ты стала сама собой. Что-то там ему ляпнула - у него, аж, рожу перекосило. Ну, ты молодец! Дай губки.
И Ия, счастливо улыбаясь, подставила папе свои губы для поцелуя. Иван звонко ее чмокнул.
 - Ну, где ж ты, милая моя, так наблатыкалась, откуда у тебя такое рвение к мечу?! Ведь ты работала даже с палкой и то «из-под палки»?
 - Да вот тебя же не было, и я немного увлеклась: хотела, чтобы ты меня простил за мою дурость, а если повезет, то и гордился бы мной, - у  нее на глазах навернулись слезы, и лицо погрустнело. – Я думала: вдруг ты оттуда за мной наблюдаешь? - и Ия показала пальцем вверх.
Отец обнял дочь и, целуя, стал говорить:
 - Да, я наблюдал почти каждую тренировку, был рядом, ругал, когда ты фигней страдала. Но все равно ты ничего не слышала, да и слава богу. – Иван смотрел в ее глаза и не мог насмотреться. – Ты такая красивая, какой я и представить тебя не мог, когда ты была маленькой. - Он нежно касался тыльной стороной пальцев ее лица, шеи. – Но, черт возьми! Где ты столько  нахваталалась новых приемов?! Ты же просто выпендривалась, демонстрируя их здесь. А как ты здорово победила , когда глаза и лицо были залиты кровью! Да, я здорово научилась видеть в темноте и даже в воде. –Видеть в воде, язвительно передразнил её отец.
 - Ой, да ладно брехать-то, - снисходительно отметил он, - забыла, что растет на морде у хвастунов?
Папа был доволен, что осадил прихвастнувшую дочку. Ия, видя, что, пока, эта сторона ему в диковинку, не стала настаивать.
 - Ну, и кто же тебя научил? Сама дошла, или как?
 - Или как! - с обидой передразнила она. – Помнишь последнего, я его отшельником называю, у которого чуть не перебили всю семью? Так он саданул мечом мне так, я имею ввиду рукоятью, что я думала у меня башка отлетела. Кровь по всему лицу, а я с закрытыми глазами все вижу не хуже, чем с открытыми. Попробовала под водой войти в это состояние, и под водой то же - все идеально вижу, как будто не вода, а воздух.
 - Ой! Да ладно брехать! Вот как-нибудь проверим, - пригрозил Иван. - Будет тебе не вода, а воздух! Не посмотрю на звание, и так нашлепаю по мягкому месту. – И он,  уже предвкушая удовольствие, с прищуренным глазом, глядя на дочь, помахивал ладошкой. – Ну, где ты спрятала корону? Ой, какая она красивая! Ну, надень же ее скорей! Обалдеть можно!
Ия активировала корону, и вокруг, в начинающихся легких сумерках, все засияло таким прекрасным и таинственным светом, что, казалось, будто расцвел аленький цветочек. Корона сияла; сияла, и ее покрасневшая от смущения хозяйка.
Глядя на дочь, отец думал, что лопнет от счастья: так его распирало от радости, красоты и восторга.
Их опять обступили те, кто был поближе, и бежали полюбоваться такой красотой те, кто был подальше. Когда и сами, и те, кто подошел, вдоволь нагляделись, корону убрали. Все опять потихоньку разошлись, но с такой неохотой: столько хотелось спросить, о стольком поговорить. Но, видя, что Ия еще не наговорилась с отцом, собравшиеся, нехотя, приветствуя и приглашая к себе, расходились.
 - Итак, мы с тобой что-то отклонились. Где ж ты нахваталась столько сложнейших приемов и комбинаций? Ведь перед тем, как ты сюда попала, я знал все твои финты. Ну, а здесь... - и Иван покачал головой, - Ну, просто удивила!
 - Да все просто: пока здесь тренировалась, ко многим подходила, со многими работала.
 - Ну, какой же дурак тебе мог показывать то, чем ты их завтра и укокошишь?!
 - Ну, во-первых, мало кто показывал, а когда работали в спаррингах, им было стыдно проигрывать, вот они и изощрялись, испытывая на мне свои секреты. А у меня какая-то маниакальная страсть: что увижу, все коллекционирую и в лесу шлифую до одури. И мне, кажется, еще повезло, что на Дэнре тело женщины в силе ни сколько не уступает мужскому, только не ленись. Хочешь приколимся?
Ия взяла тренировочный меч и дала отцу.
 - А, ну, давай за сколько раз срубишь? – И она подвела его к дереву дюймов в десять.
Отец взял меч, легкий, удобный, попробовал лезвие и, чуть не порезавшись, заметил, что меч «непогано наточен». Рубанув разов двадцать, понял, что отбил руки, а дерево едва прорубил до середины. С виду оно было как железное, и, если бы не удивительный меч, то топор его едва понадсекал бы.
 - Ну, сегодня, наверное, не мой день, - сказал отец. – Крепкая зараза! - сказал он, с восхищением кивая на дерево.
 - Да, вообщем-то, не очень, - сказала Ия, ехидненько посмеиваясь с рубки отца. Она стала у дерева, и, как настоящий самурай, чуть вынула меч из ножен, потом молниеносным движением описала полукруг и мгновенно спрятала меч в ножны, как будто и не вынимала.
 - Ну и чо? – спросил отец, подойдя к дереву и похлопав его по стволу.
 - Да так, просто попонтовалась, - улыбнулась Ия. – Пускаю пыль в глаза.
Иван хотел сказать что-то ехидненькое, повернулся к ней, но не успел отпустить колкость, дерево соскользнуло с косого среза и больно долбануло его по ноге. Еще бы чуть-чуть и раздробило бы пальцы.
Он, не замечая боли, смотрел на гладкий косой срез и несколько раз произнес:
 - Вот это да! Ни чего себе! – потом, подойдя к перерубленой «лозе»: – Обалдеть можно!  Это ж какую лапу иметь надо?! Это ж сколько надо пахать, чтобы такую «коняку» победить?! Если бабы так рубить будут, то мужики переведутся, - бурчал отец, подходя к дочери. – Ну, давай лапу!  Который раз за день ты меня удивила. - Он пожал ей руку, потом обхватил за ноги, приподнял и закружил, приговаривая: - Вот дылда! Во дает! - Опустил на землю и деловито молвил: - Ну, вот и хорошо, есть кому за папочкой дубину таскать да хулюганов отпугивать. Теперь хоть не стыдно будет, что девок наплодил, - говорил Иван, ласково целуя дочку в обе щечки.
Не успели они толком наговориться и налюбоваться друг другом, как прибежали несколько ребят прощаться. Едва успели с ними словом перемолвиться, как ребят окружило голубое сияние, и они начали подниматься в небо: сначала медленно-медленно, потом быстрее. Ия с отцом махали им вслед, пока те не превратились в точки и не исчезли совсем.
Ия, утирая слезу с глаз, сказала:
 - Пап, они  такие классные ребята, за таких можно в огонь и в воду.
 - Они за тобой тоже пойдут в огонь и в воду, - говорил отец, утирая тихонько появившиеся слезки. – И кто сказал, что вы не встретитесь: ты теперь веха, целый этап в развитии нашей Вселенной, ты - первая из женщин заполучила корону. Мало кто из настоящих воинов не захочет с тобой померятся силами. Так что твои встречи еще впереди, а кто пройдет свои испытания, то милости просим «к нам» в гости. -  И потом уже невесело добавил. – Только пройдем ли мы их сами? Сколько лет мы еще можем с тобой не встречаться?
Они опять обнялись и помолчали: отец  и дочь понимали, что скоро расстанутся и, может быть, на веки вечные.
Чтобы как-то выйти из затянувшейся грустной  паузы, Ия спросила:
 - Пап, а ты уже гулял по Дэнре?
 - Да нет, - ответил тот. – Я еще не успел: слава Богу, хоть все твои поединки посмотрел. Той разрешил подойти к тебе только в случае победы. Да я совсем не верил, что ты выиграешь. Даже, что до финала дойдешь, - не предполагал. Да, серьезные бесики в тебе сидят, очень серьезные.
 - Ну, все, - сказала Ия, - сейчас отдыхать! А потом я тебе свои любимые места покажу.
 - Ладно, пошли костер разводить, только ты отойди немного и включи опять корону: я еще полюбуюсь и ею, и тобой.
Дочь покраснела от смущения, но ей было чертовски приятно. Она отошла метров на пятнадцать и включила корону. В уже опускавшихся сумерках будто взошло маленькое цветное солнышко: столько было переливов, столько разных сияний. Как свет играет в алмазе, отражаясь от граней, так и здесь: все то мерцало, то искрилось, то снова полыхало безумно красивыми цветами и оттенками. Зрелище было чарующе-завораживающим, взгляд невозможно было отвести, как будто этот свет обладал еще и колдовской магией. Минут двадцать, а то и тридцать, Иван не в силах был прервать эту красоту. Дочка дурачилась, позировала, сияла от счастья, а отец светился от радости, глядя на свое сокровище. Опять собралась целая компания, и они, уже гостями, снова отправились к ближайшему костру.
Утром, наскоро позавтракав, Ия потащила отца искупаться в ледяном озере. Они, как всегда побрызгались до одури, наплавались наперегонки, поныряли, и, уставшие и счастливые, улеглись на горячем песке, глядя друг другу в глаза. Ия ехидненько улыбалась: она уже знала, куда поведет папу в первую очередь.
 - Ты чего лыбишься? -  чувствуя подвох, насторожился отец.
 - Да так, ничего. Пойдем, рай тебе покажу наяву.
 - Да мне и здесь неплохо, - сказал он, зарывая в песок то одну, то другую ее руку.
Пока они шли по дорожке к лесу, то успели поприветствовать целую кучу вчерашних соперников Ии, а сейчас уже друзей и поклонников.
Оставив всех на лугу, отец и дочь, как в сказку, провалились в объятия леса. С первых же шагов Иван не мог отвести взгляд от того, что окружало его со всех сторон. Он только изредка встречался с глазами дочери: его глаза горели, как и у Ии в первый раз. Он поминутно махал рукой, подзывая ее к себе.
 - Скорей смотри: ни чего себе! А вот этот, посмотри, какой цветок – обалдеть!
 Вообщем: они не шли, а еле плелись, чтобы хоть что-то рассмотреть и насладиться этой красотой. Ия выискивала злополучный цветок и, найдя его, как бы невзначай, спросила: «А как тебе этот?» Отец с восторгом начал рассматривать безумно красивый цветок и когда уловил потрясающий аромат, то тут же наклонился и прильнул лицом к цветку. Но он не успел насладиться запахом: лепестки, как щупальца спрута, вцепились ему в лицо. Ия прыснула со смеха. Смех распирал ее, аж до коликов в животе, и, давясь им, она бросилась на помощь к папочке когда тот, чертыхаясь, отдирал лепестки цветка ото лба, щек и шеи.
 - Ну, надо же! - причитал отец, - А такая красивая зараза! - Когда он увидел удовлетворенное лицо дочурки, то  распалился еще больше. – Ах ты,  скотобаза! Так это ты меня специально?!.. Ах ты, морда бессовестная, да тебе бы только поржать!
 Он бросился догонять ее, чтобы отшлепать сияющую бестию. Да где уж там!
 Погонявшись вволю и запыхавшись, остановился, выставил щеку к Ие и сказал:
; Все, давай быстро - лечи.
Она поцеловала его в одну щеку, он подставил вторую.
 - Еще здесь, - он показал на лоб. – И давай не ржи, а то у  меня кто-то по своей королевской попке получит! – Помучив Ию на «лечении», Иван сказал. – А теперь извиняйся. – И вытянул губы ей навстречу.
 Чмокнув папочку раз пять, дочка растопила его суровость.
; Вот зараза! – Не унимался он,  - Так родного папочку уделала! Чуть не скормила этому красавцу! Но какой гад красивый! Обалдеть можно! Давай быстро руку, - сказал он дочери, - а то сожрут, мявкнуть не успею.
 Дальше они шли, держась за руки, и поминутно опять были слышны: «Погляди сюда!» «А тут какая красота!» «Обалдеть можно!» Все громче и громче был слышен водопад, и когда вышли к нему, то открылся, действительно, райский пейзаж. Они не ходили – плавали в этой красоте и какофонии звуков. Изредка ловили восхищенные взгляды друг друга и опять с головой окунались в невероятную красоту, как в удивительный сон. Вокруг летали, пищали, ползали сотни видов птиц, насекомых, да таких нарядных и удивительных, таких расцветок и оттенков, что казалось даже Создателю не под силу одному такая ноша: создать и раскрасить эти полчища живых козявок. Но они жили, жужжали, чирикали, ухали, ахали и издавали столько прикольных звуков, что только, раскрыв рот от удивления, можно было смотреть и наслаждаться увиденным.
 - Ну, как? – спросила Ия, крича в самое ухо.
 - Потрясающе красиво! Это какой же должен быть рай, если здесь так здорово уже наяву?!
Они вдыхали эту красоту, стараясь впитать ее в каждую клеточку своего тела и, скорее всего, души, ведь с телом скоро придется и здесь расставаться. Ия любила дома плести венки из цветков и одуванчиков, вот и сейчас она, нарвав разных цветов, сплела себе венок. Он был большущий и безумно красивый.
Глядя на нее, Иван стирал со щеки слезу за слезой, и когда Ия спросила:
 - Ты чего, пап?
Он сказал:
 - Видела бы тебя мамочка! Ты стала такой взрослой и такой красивой!
Они опять обнялись и постояли молча.
 - Представляешь, Ий, - сказал отец, - если бы маму и Симу сюда.
 - Да, им бы понравилось.
Отец и дочь стояли и, молча, пытались поймать жучков или каких-то насекомых, которые появлялись в воздухе, как маленькое сияние, потом летели дальше и дальше. Берешь  рукой такое сияние, рассматриваешь, а там ничего нет, а оно появилось дальше и спокойно полетело по своим мерцающим делам. Некоторые кусты и лианы пытались ловить их за ноги, руки или туловище, но Ия была настороже и обрубала любопытные и шаловливые или нет, но поползновения. Целые стада животных, похожих на оленей с тонкими ветвистыми рожками резвились на той стороне реки. Рыба просто кишела в реке: огромные рыбины выпрыгивали, как форели, пытаясь подняться по падающей воде. Ия потихоньку стала утаскивать папочку за собой снова в лес, потрясенного и опьяненного красотой этой сказочной планеты.
 - Ущипни меня! Я точно не сплю?! – сказал Иван, и тогда Ия его ущипнула. – Вау!!! Да не так же больно! Ты чо это потешаешься над папочкой? – и легонько шлепнул ее по  попке.
 - Пап, всех женихов отобьешь!
 - Да уж, с такой короной надо с утра до вечера шлепать, чтобы, хоть капельку, отвадить.
 - Пап, держи. - Ия держала здоровенную, с кулак, ягоду. – Это малина.
 - Ого! Такой и убить можно, - сказал он, осторожно беря ягоду.
Сок тек ручейками по рукам и лицу, но Иван не замечал этого: он наслаждался вкусом. Ягода была необычайно вкусной. Еще подкрепившись по дороге другими вкусностями, они опять вышли из леса.
Пока шли к кучке ребят, ожидавших отправки, Ия задала вопрос, давно ее мучавший:
 - Пап, ты с мамой виделся? Или, может, видел ее, ведь за мной ты же наблюдал?
 - Это возможно, если при жизни люди любят друг друга или, хотя бы, один безумно любит перед расставанием, тогда это возможно. Я и хотел ее увидеть, но мне не удалось в этом плане ничего.
 - А Симку ты видел?
 - Да, я частенько заглядывал к ней, но она такая балбеска: как отмочит что-нибудь, не знаешь, удобно ли появляться в следующий раз.
 - Что ж там такого неудобного?
Отец помялся.
 - Ну, как бы, проще: Симка это просто эротический вулкан. Чтобы не сказать, что только этим и занимается. Поэтому ей не до тебя. Ты уж не сердись на нее сильно: переболеет, еще, я думаю, появится.
 - А где она живет?
 - Да где там живет! Она то в одного влюбится, то в другого, и шляется с ними по всему миру. У нее уже с чемодан украшений. На бриллианты падкая, как чертик. Раскручивает мужиков, как раз плюнуть, а потом ржет, вспоминая, как она этого «лоха» обработала.
Их заметили и махали в знак приветствия, приглашая к себе. Королеву уже заждалось огромное число поклонников: перед отправлением они хотели выразить свое почтение юной красавице, сумевшей не только выжить в сражении с грозным, но еще и безмерно страшным в своей мстительности противником из Преисподней. То, что все видели, никто не мог ни понять, ни вместить в голову: случилось чудо, и все были рады, что явились свидетелями удивительных вещей. И свидетельством того, что это был не сон, являлась она – эта красивая, виртуозная в бою и такая простая,  приятная в общении девушка. Она с радостью болтала и со знакомыми и с незнакомыми. Это вчера они были противниками, а сегодня им так жаль прощаться: многие успели подружиться. Для большинства Дэнра стала уже настоящим Раем. Одних переполняла радость, других грусть, но все были безмерно благодарны устроителям турнира. За миллионы лет первый раз Королевой меча стала женщина. От нее веяло тайной и мистикой, чертовщина была и в прямом, и в переносном смысле.
Когда Ия с отцом проводили всех участников, пришла очередь расставаться и им самим. Они долго стояли, обнявшись, не в силах оторваться, до боли сжимая друг друга.
 - Если я не ошибаюсь, то тебя спас Санька. Не знаю, как ему это удалось, но это факт. Пока у тебя был один поклонник, а на днях мы проводили целую кучу, готовых идти за тобой, хоть на край света. Ты присмотрись к нему, надежнее ты никогда никого не найдешь. Он – наша порода, немного тюфяк, а так – парень что надо. Короче: передавай ему привет и всем нашим, обними за меня Симку, скажи, что я недоволен, пусть скорее заведет семью, скажи: папа требует внука.
Он опять, как обычно, поцеловал Ию разов пять в губки, потом в щечки. Той торопил.
Той и Ия, махая Ивану, начали подниматься, сначала медленно, потом быстрее.
 - Да включи ты! – кричал отец, показывая на голову.
Ия догадалась и активировала корону. Дивный свет озарил голову дочери. Иван махал ей, а слезы радости и гордости текли и текли по его щекам, пока дочь не исчезла из виду.

Глава 21. Возвращение домой.

Ия очнулась после такого долгого и удивительного сна. Она медленно обвела глазами комнату: меч, слава богу, был на месте.
«Черт дернул Танагу привезти его, не дай бог, пропадет, позору на всю жизнь будет!»
Тело затекло и ныло. Она медленно подняла руку и начала растирать вторую руку, потом двумя лицо. Только, когда хотела растереть ноги, увидела, что рядом с ногами спит Санька. Он очень похудел. На голове появилось много седых волос. Ия не удержалась и тихонечко погладила его по голове. Санька что-то пробурчал спросонья и продолжал сладко спать. Ия аккуратно начала растирать и массировать ноги: они были как ватные, и едва шевелились пальчики на ногах. Она нашла перышко из подушки и, играя, стала тихонько щекотать у Саньки под носом. Санька так смешно реагировал, что Ия чуть не задохнулась от смеха: правду говорят, что смех лечит. Когда Санька открыл глаза, Ия расхохоталась во всю: видимо массаж помог, и она уже уверенно сидела.
Санька только увидел, что она жива и здорова, «сгреб ее в охапку» и разрыдался.
 - Черт возьми! Ну, где ты шлялась?! Я уже думал ты не проснешься. Врачи сказали, что вероятность того, что ты очнешься - один шанс из тысячи.
Ия со слезами ему говорит:
 - Мне приснилось, будто я на турнире на другой планете, не планета – Рай, Дэнрой называется. Так я там, представляешь, как бы участвовала в этом турнире: бой на мечах – насмерть. Это Танага привил мне уже манию величия.
 - Ну, и как? – интересовался Санька. – Намяли тебе бока хорошенько?- и он ехидненько улыбнулся, предвкушая положительный ответ: ни его же одного дубасить - пусть сама отведает!  А то вечно: «Ты меч не той стороной держишь», «Да у тебя руки из задницы растут» «Ой, да ты оглоблей что ли махаешь?» «А то, может, вам, парниша, в балет записаться»?!!
И он с любопытством напомнил Ие:
 - Ну, и чем кончилось?
 - Да, вроде бы, в финал попала.
 - Ой, да ладно тебе брехать! – выпалил Санька, и уже с сожалением продолжил. – Ну, ты не сердись, ты меня: вечно задираешь. Я так рад, что ты вернулась! Еще не могу поверить, что это не сон! Может, ущипнешь меня?
Ия его так ущипнула, что Санька аж подпрыгнул.
 - Ты чо, сдурела?! А прикинулась такой дохленькой.
 - Ты бы лучше на себя поглядел в зеркало: мы тебе уже не девушку, а бабушку в невесты будем искать.
Они  дурачились, щипая и толкая тихонько друг друга. Санька не удержался и «сгреб ее в охапку», поднял на руки, но с Ией потянулось и одеяло, из него, что-то выпало и упало с грохотом на пол. Они остановились, как вкопанные и медленно переводили глаза, то на то, что упало, то на меч над кроватью, то друг на друга.
 - А, ну-ка, подай, - чуть заикаясь, проговорила Ия.
Она стояла на одной ноге, чуть опираясь на другую. Санька наклонился и поднял меч, точно такой же, как привез Танага. Они уставились на этот меч. Ия медленно вытащила его из ножен: да, сомнений не было – это был ее меч, три зазубрины после жестоких боев были на своих местах. А если это так, то, значит, действительно соревнования были, и это не сон.
 - О господи, Санька! Я видела отца! Он меня простил, мы столько болтали. Гуляли с ним, правда, не очень долго, дня три, но там все так красиво, как в раю!
 - Ты еще скажи, что он мне привет передавал.
 - Да, именно так и сказал: «Не забудь Саньке от меня привет передать».
 - Да хватит лапшу вешать, - не унимался Санька. – Ну, ладно - меч – с ним мы еще как-нибудь разберемся, может, Танага подшутил, пока мы спали. Других-то доказательств нет, - не унимался Санька. - Ну, хоть бы перо Жар-птицы какой-нибудь.
Пока он там «закатил речь» о том,  что этого не может быть потому, что не может быть никак, Ия со страхом и любопытством попробовала активировать корону. Она не заметила, включилась корона или нет, потому что была занята своими мыслями, и искала глазами свое зеркальце. Но, когда глянула на странно осекшегося Саньку и по невероятно ярким  отсветам на стенах, поняла, что корона включилась. У Саньки лицо вытянулось, челюсть отвисла, он пытался что-то сказать, чуть-чуть ею шевелил, но ни рот не мог закрыть, ни сказать что-нибудь. Он смотрел на нее с ужасом и восторгом, как будто видел привидение.
Ия отключила корону, у Саньки едва прорезался голос, он выдавил из себя:
 - Это что?!
 - Где? – спросила Ия и повернулась, делая вид, что ни о чем не подозревает.
 - Слушай, я или чокнулся или видел у тебя корону на голове.
 - А, может, нимб? – едва сдерживая смех, спросила Ия. – Давай договоримся, чтобы ты не увидел, - сказала она, - а на меня с вилами, чур, не кидаться, и не вздумай искать осиновый кол, а то я точно дам тебе по башке. Одичал тут, чёрти что начало мерещиться: перо Жар-птицы ему подавай!
А  у самой мурашки бегали по коже: она вспомнила про мечи и теперь ощутила их лучше, чем свои пальцы на ногах. Но опыт с короной ее научил кое-чему, и травмировать Саньку, пока, незачем было: она отложила мечи «на потом».
Они вышли и долго гуляли по саду: Ия отметила, что деревья были ухоженными и обкопанными, дорожки ровными и чистыми.
 - А где наш садовник? – вспомнив об охраннике меча, спросила Ия.
 - Я здеся, - с поклоном приветствовал ее Чинь, сложив руки на груди. – С
возвращением!
Ия обняла Чиня,  повторявшего постоянно: «Слава богу, слава богу... Вернулась - и слава богу».
 - Надо позвонить Танаге, что ты в порядке, может, и ему будет интересна эта новость.
 - Моя уже позванила, - сказал Чинь. - Он через недельку-две появица. Он передавал огромная привета и наилучшие пожелания.
Ия была счастлива: она дома, дышала всей грудью и не могла надышаться. То, что она участвовала в Межгалактическом турнире - нереально, - но все то, что оттуда привезла: и корона, и мечи, и воспоминания - доказывало, что это факт. Санька стоял, как красная роза, был смущен и счастлив. Он шел рядом с ней и думал: «Господи! Если я не заставлю ее прыгать на двух ногах, то будь я проклят!». Он, как заботливая сиделка, то подхватывал ее, когда она неуверенно покачнется, то пытался угодить любым ее капризам и пожеланиям.
Была середина весны, розы благоухали в саду. Ия подходила, наклонялась и с наслаждением вдыхала божественный аромат. Теперь она уже вспоминала красоту Дэнры, вдыхая аромат новых и новых роз.
Санька похвастался Ие, что прошел курс экстрасенсов, пока она болела.
 - Мне сказали, что у меня удивительная энергетика.
 - Ты удивительный брехун! -  отпарировала Ия. – Вот вылечишь меня, тогда и узнаешь насколько она удивительная.
 - И вылечу! - буркнул Санька.
Нога у Ии разболелась и покраснела: прогулка далась ей нелегко. Санька начал поглаживать ее больную ногу, потом сделал массаж. Ия незаметно уснула. Когда  проснулась, отек спал и боль утихла.
 - Ты факир, - сказала Ия ласково. – Я думала: всю ночь промучаюсь.
Она взяла его руки в свои и ласково погладила их, потом прижала к своим щекам и нежно потерлась о них лицом.
Санька, боясь, что она еще когда-нибудь провалится в свой летаргический сон, взял ее руки в свои и сказал:
 - Ия, я не знаю, умотаешь ты куда или нет, но ты должна знать, где бы ты не была, что здесь тебя ждет человек, который - я не боюсь этого слова -  безумно тебя любит, и, если с тобой что-нибудь случится, я умру.
Ия обняла его, как маленького и сказала:
 - Никуда я теперь не денусь, да еще на одной ноге. Так что будешь жить, Санька, и меня радовать. 
Их разговор прервал лай собачонки. Пока Санька помогал Ие подняться, в дверях их уже перехватил гость. С улыбкой до ушей, распахнув руки, Саньку и Ию встречал сам Танага. Допрыгав до него, Ия провалилась в объятия и разрыдалась: все переживания, страх и боль она выплеснула в этих слезах. Танага терпеливо и понимающе ждал, поглаживая ее, как маленькую по голове.
Наконец, она успокоилась, и они разговорились. Ия ему рассказала про турнир, в котором она, как бы, участвовала. Танага подтвердил, что по времени совпадает, и очень похоже, что это правда. Ия взяла клинок с зазубринами и подала Танаге. Танага снял свой меч и второй положил рядом: мечи были один к одному похожи, только надписи разные. Танага взял свой меч, второй дал Саньке, чтобы тот его подержал. Коротким движением Танага рубанул по кончику привезенного меча, потом глянул на лезвие. На месте удара сталь осталась острая, как бритва: зазубрины не было.
Танага с почтением отправил в ножны обоих космических «пришельцев» и, повернувшись, спросил:
 - Это какой же силой обладали твои соперники, если у тебя осталось аж три зазубрины?! У меня огромная просьба: если можешь, расскажи все, что помнишь об этом чемпионате и о том, что там происходило.
Ия начала скромно, потом, все больше и больше оживляясь, рассказала все, что видела и помнила.
 - Так ты сумела победить?! – недоуменно спросил Танага.
 - Да не знаю, - сказала Ия, - вроде как-то умудрилась.
 - Ну, и какой же приз был за такую работу?!
Ия рассказала, как отдала своим друзьям все, что могла, потому что для себя, вроде бы нечего просить, да и стыдно.
 - Но у тебя есть еще приз? Ну, признавайся, не томи, - просил Танага.
 - Я уверен, что есть, - начал Санька. - По-моему, она меня разыграла, - и Санька рассказал про историю с короной.
Глаза Танаги светились от восторга и счастья, ведь это он первый отметил, что Ия удивительная девушка. И вот сейчас видит подтверждение: из бездны Миров она не только привезла меч участника ,вошедшего в десятку сильнейших,но ещё   стала и первой Королевой турнира, где сражались лучшие мечи Вселенной. Танага думал, что прошла вечность, пока она собиралась включить и показать корону победителя. Он готов был увидеть какую-нибудь корону или диадему, но то, что  увидел, поражало даже его искушенное воображение. Корона появилась внезапно, и на мгновение все ослепли: было уже темно, и свет лампочки исчез. Корона сияла так фантастически величественно и красиво, такие удивительные были в ней камни, что Санька и Танага были просто потрясены. Когда Ия отключила корону, они еще несколько минут не могли произнести ни слова.
 - Вот это да! – пробормотал Санька.
 - Это божественно! – выдавил из себя Танага.
 - Это все? – спросил Танага.
Ия молча отрицательно покачала головой.
 - Ничего себе! – сказал Санька.
 – Остальное завтра, хорошо? – спросил Танага.
 - Да, конечно, - ответила Ия. – С остальным, как раз, большая проблема: я сама не знаю, что с ней делать.
Танага перед тем, как сделать Ие поклон, сказал:
; Королеве меча «рэй», - и они с Санькой застыли в поклоне.
Ия подняла их обоих и сказала:
; Нет короны, нет и поклонов, договорились?
 - Как прикажете, моя королева, - ответил Танага.
 - Как прикажешь, моя королева, - пробормотал Санька.
Санька был смущен и напуган: вдруг он опять ее потеряет? И пока провожали Танагу, эта мысль просто занозой сидела у него в сердце: он так боялся потерять Ию. Его ноги сделались ватными, он едва-едва их переставлял.
Спал Санька ужасно, снились кошмары: Ия куда-то пропадала, и его злоключениям просто не было предела.
Когда утром он вошел в комнату к Ие, та уже сидела бодрая и веселая.
 - Ну, где мой экстрасенс? Давай быстренько массажик, хочу гулять!
Санька постепенно приходил в себя: его движения стали увереннее и ловчее. Он закрывал глаза и представлял, как энергетическая сила сшивает все поврежденные клетки и ткани, из них уходит отек и воспаление. После массажа рука Саньки стала, как ватная, и пока он ее разминал, Ия  позвала его, она сияла «как новая копейка».
 - Смотри, Сань, смотри! Я сама уже наступаю на нее и мне ни капельки не больно!
Танага исчез так же, как и появился. Прошло три недели. Санька ежедневно, по три раза в день, колдовал над Иеной ногой, и результат не замедлил сказаться: Ия уже свободно ходила без палочки, но пока медленно. Она рвалась на тренировки, медленно пробовала разминаться с мечом, но нога еще плохо слушалась, получалось топорно и неуклюже. Неуклюже, если смотреть со стороны, а, попробовав с ней поработать, Санька понял, что Ия стала виртуозным мастером. «А как же она будет работать, когда наберет полную форму?!»
Санька выматывался, «колдуя» над Иеной ногой, но он был счастлив: второй месяц работы, а Ия уже почти с полной нагрузкой сегодня проводит тренировку. Она одела повязку на глаза и работала так, будто и не одевала ее. Санька взял бокен, учебный меч и хотел ее коснуться между движениями, но его шутка не удалась: Ия уклонилась и провела у Саньки по груди, показав, что следующее ее движение с понижением уровня отрубает ему ноги.
 - Ну, ты даешь!!! Ты что, правда, чувствуешь мои движения?!
 - Да нет, я их не чувствую, - сказала Ия.
 - Ну, а как же ты тогда так вписалась круто?
 - Да я просто с повязкой вижу так же, как и без.
 - А меня научишь? – спросил Санька.
 - Я думаю, что методика отшельника тебе не понравится.
 - Почему это? – ершисто спросил Санька.
 - Да потому, что надо рукояткой промеж глаз так долбануть, что дуба можно врезать, заметь, без гарантии: в результате я абсолютно неуверенна.
 - Это что, тебя так учили?
 - Да уж, приятного мало: я целый день вымывала кровь из головы, а рана  еще, бог знает сколько, болела.
 - Так хоть смысл был?
 - Да, - ответила Ия, – мне пригодилось это умение, когда я сражалась с Гоем, он разбил мне голову, и кровь постоянно заливала глаза.
; Продолжай, - попросил Санька, и Ия показала, как проходил бой, молча повторяя движения.
 - Стой! – сказал Санька. – Я видел этот бой!
; Да ну! – удивилась Ия. – Ну, и что же, по-твоему, ты видел дальше?
И Санька подробно рассказал, как проходил этот бой и про следующий, когда Ия разрубила одежду на Стоне и сказала, что с извращенцем не будет драться, чтобы ему дали одежду.
 - Когда Стон переоделся, его ненависти не было предела. Он отбросил свой меч, и в его руках появился другой, какой-то удивительный меч. Он начал тебя дубасить, как футбольный мячик и когда захотел тебя проткнуть мечом, то мне показалось, что я, как в сказке, поменял тебя на себя. Но видно я попал в твое тело, так как он не заметил подмены. Он меня тоже начал буцкать, как и тебя, но меня как будто защищал сам Господь. Вокруг меня искрилась какая-то защита, и его меч не причинял мне вреда. Потом Стон удивленно направил свой меч на кого-то, думая, что он не работает. Тот, на кого он направил меч, по-моему, с воплями испарился. Тогда Стон включил меч на всю мощность и ринулся на меня. Когда мне показалось, что защита не выдержит, в моих руках появился какой-то дивный меч, и я защитился от этого удара. С появлением в моих руках странного меча, оказалось, что мы начали драться как на обычных мечах. А когда я увидел, насколько силен противник и что неизбежно проиграю бой, хуже того - потеряю этот удивительный меч, то я опять вернул тебя в свое тело.  Ты справилась с противником и блестяще закончила бой. Ну, как? Что-то, хоть немного, было похожего?
; Санька! -  сказала Ия. - Это как раз та часть, которая не укладывалась в моей голове. Так, значит, папа был прав, сказав, что не знает как, но чувствует, что ты спас меня в эти минуты. То, что ты рассказал и есть, слово в слово, недостающая для меня часть боя. Ведь тот меч вручили тебе, а ты, чтобы его не потерять, доверил его мне. Спасибо тебе огромное, Санек! – Ия, рыдая, будто это было только что опять ею пережито воочию, обняла друга, и целовала опешившего Саньку, как своего спасителя. Потом она обняла его, и еще долго ее тело сотрясалось от рыданий.
Наконец, она успокоилась.
 - Ну, а как же те мечи?! – спросил Санька. Ты их отдала?
 - Если бы ... - с сожалением, до сих пор не зная, что с ними делать, сказала Ия.
 - Они с тобой?! – выкатывая от изумления глаза, спросил Санька.
 - Да, они здесь.
 - Покажи! - вырвалось у него.
 - Вот, - сказала Ия, и в ее руках появились два меча: один голубовато- серый со светлым лезвием, другой с огненным отливом и черной кромкой лезвия.
Санька взял сначала один меч и с трепетом осмотрел его вдоль и поперек, потом, вернув этот, рассмотрел второй.
 - Обалдеть! – только и мог выдавить Санька.
Он смотрел на Ию ошалевшими глазами и не мог понять, где вымысел, а где реальность.
Но Ия не щадила его, она помялась и спросила:
 - Ты хотел бы жениться на мне?
 - Я?!! – спросил Санька с неподдельным удивлением и даже страхом. – Да я об этом только мечтать мог! Я думал…
Он совсем потерялся и замолчал.
 - Так, что ты думал? – настаивала Ия.
 - Я, я думал, что… - и он опять замолчал, а на глазах навернулись слезы…
 - Ну? – тихонько тормоша его за рукав, требовала Ия.
 - Я, я тебя не достоин, - выдавил из себя Санька. – Ты такая красивая. Ты – королева, ты – лучше, чем самые заветные мои мечты. А у меня, кроме тебя и моих надежд, ничего нет.
 - Ты спас мне жизнь и даже не представляешь, что сделала бы со мной тварь, называвшая себя Стоном. Он бы не простил моих издевательств над ним и своего позора. Именно ты вылечил мне ногу, я уже не могла об этом и мечтать. Ты уже стал неотъемлимой частью моей жизни, ты — мой ангел-хранитель, поэтому, если я тебе нужна, вредная и требовательная, то я готова с тобой связать свою судьбу.
 - Да я за тобой... - чуть не задохнувшись от внезапно свалившегося на него счастья. - Я за тобой, хоть на край света, моя королева! -  шептал Санька.
Она нежно целовала своего, такого робкого сейчас, спасителя в щеки, в глаза, пока не нашла его такие робкие и трепетные губы.
У Саньки подкосились ноги, и силы покинули его.
Ия тревожно спросила у Чиня:
 - Что с ним, он не умрет?
Слезы душили ее, она боялась потерять Саньку, ставшего за столько лет уже ее частью.
 - От счастья не умирают, Ия-сан: все будет хорошо.
Когда Санька открыл глаза, то тут же с тревогой спросил:
 - Ия, ты, правда, станешь моей женой? – и он опустил глаза, боясь, что она пошутила.
; Правда, - сказала Ия и крепко его поцеловала. - И харэ – никаких больше обмороков! Кто из нас красна девица?!!

Глава 22. Визит старого друга.

Танага долго ждал этого момента. Три месяца он гонял своего отпрыска до изнеможения и когда узнал, что Ия в хорошей форме, то тут же отправился вместе с ним в Россию.
Когда Танага с сыном вошли в комнату, Ия упражнялась с повязкой на глазах. Танага был в восторге. Ия почти выздоровела: движения были четкими и изящными. Танага поднял камешек и бросил Ие в спину, она резко повернулась и разрубила его. Танага сделал поклон, за ним последовал и сын. Ия сняла повязку и радостно поприветствовала Танагу и его спутника поклоном.
Когда сели пить чай, Ия всем объявила, что они с Санькой решили пожениться.  Санька был счастлив: он не ходил – летал.
Сын Танаги, недоумевал: для чего его отец привез в эту бедную страну, да еще в такую хибару, чем его можно здесь удивить? «Неужели отец думает, что эта женщина, вчера еще едва ходившая, способна быть мне достойным противником?» Но он уважал отца: если где-то в чем-то ему и перечил, то во всем, что касалось боевого искусства, он доверял отцу полностью. Он понимал, что на равных бьется с отцом только потому, что тот передал сыну все семейные тайны и секреты. «Но, если отец хочет, чтобы я победил ее на мечах, значит, пощады не будет. Нечего выходить на бой, если ты болен, а вышел, значит – дерись».   
Танага спросил сына, не хочет ли он побороться с Санькой, Ёши согласился: разрешались любые приемы, только без травм и переломов. Санька сразу поприжал сына Танаги, но Ёши, применив несколько уловок, выкрутился из сложной ситуации и поймал Саньку на болевой.  Санька сдался.
Все поздравляли Ёши и сочувствовали Саньке. Санька все сокрушался, как он мог так лопухнуться: Ёши казался внешне слабее его. И этот проигрыш очень огорчал Саньку.
Ия утешала его:
 - Боевому искусству на Востоке тысячи лет, а у нас оно живет только десяток-два лет, так что у Россиян все впереди.
Санька успокоился, и уже стал беспокоиться за Ию.
 - Может, ты не будешь завтра с ним спарринговаться? Паренек упертый и шустрый, а ты не совсем еще в форме.
 - Да ладно тебе, Санек! Синяком больше, синяком меньше - мы ж не насмерть - так, слегка по бодаемся. Мне уже самой интересно, смогу ли я  здесь хорошо работать, там ведь совсем другое тело было.
Санька обнял ее и нежно поцеловал.
 - Взялся за гуж, не говори, что не дюж, - напутствовал Санька Ию.
Танага не ожидал, но на бой приехали посмотреть двое его русских друзей.  Он говорил им, что не стоило ехать из Москвы: вдруг его оболтус отработает неудачно.
 - Да уж, конечно, - сказали, переглянувшись, гости. - Сын самого Танаги и неудачно -  вещи несовместимые.
Ёши не понимал, зачем отец учил русский язык?! Что тут, в России, он мог рассмотреть, да еще и его сюда притащил?!
Танага, сначала, выставил для разогрева Ёши с Санькой, а, когда Саньке порядком досталось, и все кимоно было истыкано краской, бой прекратили. Гости недоумевали: «Зачем приехали?! Может, Танага что-то напутал, ведь других стоящих противников у Ёши здесь, вроде бы, не было».   
Ёши заводился: работа с Санькой показала, что он в такой классной форме, какой у него еще не было.
«Ну, что же отец не унимается?! Что ему еще надо?! Почему не отдает фамильный меч?! Привез меня сражаться с какой-то смазливой девчонкой, без пяти минут инвалидом, хотя камушек она неплохо разрубила», - вспомнил Ёши, ожидая Ию.
Когда Ия появилась в снаряжении, то гости чуть не прыснули со смеху: уж не с ней ли будет драться Ёши?!
 - Смотри, она с деревянным мечом, вот поржем!
Ёши обижало, что отец заставил драться учебным стальным мечом, а Ия должна была работать деревянным. Отец предупредил: «Противника нельзя недооценивать».
Но Ёши закусил удила.
 - Да я ее порву! Она еще год ходить не будет!- злобно думал наследник самого воинственного, на сегодняшний деньклана.
Сделав поклон партнеру, Ёши вихрем налетел на свою жертву. Он нанес с пол сотни ударов, а когда разомкнулись немного, то с удивлением заметил, что его кимоно изрядно испачкано краской: три точки прямо в районе сердца и по нескольку на каждой руке и на груди. Ёши приходил в бешенство: «Хватит с ней играться! Я ей сейчас покажу, что такое настоящий бой!» Яростно, с полным контактом, Ёши перешел грань, за которой касание даже тупым мечом наносит тяжелые травмы на всю жизнь.
Ия, видя, что Ёши закусил удила, резко, но чувствительно рубанула его по ноге и тут же, блокируя, показала, что проткнула бы Ёши, будь у нее желание. Ёши начал прихрамывать, он не понимал еще, что его щадят, думал, что, как-то невероятно, но ей везет. Раздувая ноздри, Ёши ринулся опять, Ия хотела показать Танаге прием, при помощи которого она отделила голову на автопилоте там, на Дэнре. Ёши не мог этого видеть, только у него на шее появилась красная полоска. Танага даже подпрыгнул от восторга. Ёши рассвирепел: он видел, что из него делают клоуна, но не понимал, как. Он уже с ненавистью кричал Ие: «Давай драться! Хватит этой клоунады, я хочу настоящего боя!» Ия глянула на Танагу, тот сказал: «Мальчик хочет полный контакт». Ия спросила разрешения у Танаги легким поклоном, тот кивнул в ответ. Она сделала поклон Ёши, показав, что готова, и тот бросился на нее. Ия начала четко вписываться в его движения. Но нога не давала выполнять упражнения так, как ей хотелось, и Ёши несколько раз чувствительно ударил ее по руке. Вписавшись в очередной раз, она жестко ударила мечом по передней ноге Ёши, и, заблокировав его меч, так саданула его в лицо рукоятью меча, что Ёши, оторвав ноги от земли, рухнул без сознания. 
Ёши не помнил, как долго он был без сознания. Когда  открыл глаза, Ия сказала: «Ну, слава богу!» Танага, за несколько часов, хоть улыбнулся: «Отлично, теперь все будет хорошо». Ёши попробовал повернуть голову, но она еле шевелилась: пока изо рта шла кровь, зубы шатались, но, слава богу, держались.   
Ия попросила Танагу: «Скажите ему, что мне стыдно и очень жаль, что так получилось». Танага, улыбаясь, ответил ей, что все отлично: именно такой результат ему и был нужен, так что ей не в чем себя винить и извиняться - он мечтал именно о таком уроке для сына.
Ия с Танагой, наконец, смогли отойти от Ёши.
Гости из Москвы попили чаю, выразили свое восхищение хозяйке поклоном и уехали, попросив у нее разрешения изредка наведываться  для практики с мечом.
Танага забросал Ию вопросами: как она научилась работать с завязанными глазами, какие приемы она узнала там, много ли их?.. И, в конце концов, он напомнил, что она хотела показать еще что-то.
Ия показала Танаге мечи, рассказала, как она их получила, и пояснила, что один меч – меч дьявола, а второй, может быть, самого Господа.
Танагу трудно было удивить, но эта девушка его просто озадачила, ведь победить заместителя самого дьявола и забрать у него меч, даже фантазируя, трудно предположить, как. А тут хрупкая, нежная, просто красавица  и на тебе – бац! и вытащила ... Да ладно бы один, но она достала, неизвестно откуда, два меча, один восхитительнее другого! И каждый из них, наверное, еще обладал дикой энергетикой, судя по тому, как он разложил в пыль за секунды кого-то.
Танага, как во сне, рассматривал  мечи: в его руках находилась фантастика наяву.  Он держал меч самого Владыки Преисподней, но этого не могло быть никак, что и не укладывалось в его голове. Он гладил меч, который существовал, возможно, уже сотни миллионов лет, и не верил, что это реальность.
Как  только Ёши отошел, Танага уехал, смущенный и озадаченный. Он очень благодарил Ию за помощь и доверие. Ёши стал удивительно покорным, ему было стыдно: он потерял лицо. Танага надеялся, что в жилах сына течет его кровь: Ёши заведется и изменится к лучшему. И, кто бы поверил, что эта молоденькая девушка вернет ему надежду и, возможно, сына?!
Ёши мучил один вопрос, он смотрел на Ию и не верил: ну, как эта деревенская клуша могла его уделать, как щенка?! «Видно прав отец: рано мне еще владеть семейной реликвией, надо еще попотеть, чтобы он остался доволен, да и поквитаться есть с кем. Но на следующий раз надо будет поосторожнее с фулконтактом, и вообще надо приглядеться к этой дурацкой стране, может не зря отец на этом настаивает».
Ёши повернулся: Ия, по русскому обычаю, обнимала его отца и что-то ему говорила. «Он дома не позволяет себя обнимать даже мне, а тут терпит».
Ёши подошел к родовой реликвии (здесь она просто висела над кроватью), поцеловал меч: «Я еще вернусь за тобой, клянусь памятью предков, я стану достойным тебя!». Ёши вышел, смахнув незаметно, невесть откуда накатившуюся, слезинку.
Отойдя от Ии с Санькой несколько шагов, Танага повернулся и сделал поклон с сыном. Ия и Санька так же ответили поклоном, провожая таких серьезных и хлопотных гостей.

Глава 23. Спецслужбы всегда «на чеку».

Отъезжая, гости горячо обсуждали увиденное:
 - Ты видал, как работает, сучка?! Она Ёши уделала, как лоха. Это же монстр какой-то! Где же Танага ее выискал? Вот тебе «в тихом болоте». Короче: надо ее, как подлечится, увезти к себе и приобщить для нашей работы.
 - Да она не поедет.
 - Кто ж ее будет спрашивать?!! Это она с палкой крутая, а у нас не забалуешь.
 - А как же Танага? Он, по-моему, в ней души не чает, нажить такого врага - ну б его на хрен. У него одна из богатейших и сильнейших группировок в мире. Он только пальцем щелкнет, нас в пыль свои же сотрут.
 - Да мы, может, с ее помощью и грохнем какого-нибудь крупного мафиози.
Говорившие злорадно оскалились  в усмешке.
 - Вот для нее и работенка нашлась, а нет – пришьем ее другана.
Ия с Санькой назначили день свадьбы. Узнав день свадьбы, Танага прислал Ие свадебное платье, да такое красивое, что смотреть на него можно было часами, находя все новые и новые «навороты», спрятанные дизайнером. Ия уже находилась на втором месяце беременности, и они с Санькой торопились, чтобы никто не узнал их тайну раньше времени.
Но в один из таких счастливых дней Ия исчезла.
Санька сначала недоуменно ждал. Но, когда прошло два дня, а о Ие ни слуху, ни духу, он позвонил Танаге и сообщил недобрую весть. Танага позвонил «друзьям» в Москву, и те обещали любую помощь, что они лично этим займутся.
Прошла неделя, а результатов не было. До свадьбы оставалась неделя, а Ии так и не было. Санька уже не мог найти себе места, не мог отойти от ее кровати, думал: вдруг она вернется, а его не будет. Не спавший несколько ночей, измученный бессонницей и свалившейся бедой, Санька сходил с ума, не зная, что делать. Когда же он чуть не свихнулся, включился экран, и голова его прояснилась: у кровати стоял уже не Санька, а сам Император Александр, уверенный и решительный.
«Господи! Как же все просто и глупо: друзья Танаги. Вот почему дело топчется на месте!».
Он представил ясно место в Подмосковье, где была Ия, и материализовался прямо у входа в виллу спецслужбы.
Ию доставили спящей. Сначала ее осмотрел экстрасенс и с ужасом сообщил своим шефам, что ее нельзя трогать: во-первых, она беременна, а во-вторых, на ней стоит страшный знак, каждый, кто ей навредит, будет проклят и проведет остаток своих дней в нищете и забвении.
 - Какой еще знак, придурок?!
 - Да, такие знаки не встречаются у обычных людей, точнее такие знаки вообще не встречаются, простым смертным их не дано даже касаться. Если я не ошибаюсь, ребенка, которого она ждет, ждет не только она. Больше того: я  вижу над ним экран. Вы хоть понимаете, что это значит?!
 - Что она зачала от инопланетянина?
 - Вполне вероятно, потому что земной человек не может носить такого ребенка: здесь что-то нечисто.
 - Слышь, полковник! А может, ну ее к черту! Одного Танаги хватит, чтобы раздавить нас, давай плюнем.
; Ты что, сдурел!!! – разозлился полковник. – Из-за сраного эскулапа в штаны наделал, вот мы и проверим  на сколько гениальный ребеночек родится.
; А может, это угроза?!!И всему Миру конец!! Короче: это как раз то, чем мы должны заниматься, не так ли, полковник?!
Прошла неделя. Ие предъявили связь с иностранными службами и предложили работать во благо Родины. Она сказала, что, пока не родит ребенка, ни о какой работе не может быть и речи. Тогда они намекнули, что, при ее упорстве, ребенок совсем не родится: все зависит от нее самой. Если она выполнит задачу, ее отпустят.
 - Хорошо, что за задача? – задала прямой вопрос Ия.
 - Нужно убрать главу наркокортеля.
 - Его имя? – настаивала Ия: она уже смутно предполагала ответ.
 - Танага, - был ответ.
 - Это исключено, - сказала Ия.
 - Да уж, конечно, - ехидненько сказал майор, говоривший с Ией. - Прям, мы такие крутые и несговорчивые? Короче: неделю тебе на ознакомление с оружием и  подрывным делом, а если будешь дурой, то сначала лишишься ребенка, а потом размажем твоего доходягу и с тобой что-нибудь произойдет: психушка, потеря памяти, да мало ли чего может произойти ни с того ни с сего.
И майор, довольный своей риторикой, приказал отвести Ию в ее комнату. Сражаться со спецслужбой не входило в Иины планы, и она честно занялась современными способами ликвидации под руководством ассов этого дела. Через две недели обучения, сдала подрывное дело, отметав ножи и закончив упражнения по стрельбе на отлично из десяти видов оружия, Ия направлялась в оружейную комнату с тяжелыми мыслями: сегодня вечером решится ее судьба и судьба ее малыша. Если они будут настаивать и попытаются причинить ему вред, она решила, что пощады не будет, никому из тех, кто встанет у нее на дороге, она уйдет при малейшей угрозе для ребенка. Ия активировала меч, выбрала средний режим и направила рукоять на пирамиду с оружием. Пирамида со всем вооружением, как неустойчивое изображение, немного качнулась и стала исчезать, превращаясь в пыль и влетая в рукоять меча. Ия отключила меч. Исчезла пирамида с кучей оружия во всю стену и сама стена, открыв вид в уютный кабинет. Ия пошла на обед. Не успела она отойти от ружкомнаты, как все взорвалось сиренами. Ее тут же окружили пять офицеров и увели в отдельный бронированный блок. Когда на пороге появился Санька, по команде майора охрана открыла огонь на поражение. После первых же выстрелов охрана оцепенела: пули вспыхивали вокруг нападавшего и мерцали, как вокруг инопланетян в блокбастере, не причиняя ему ни малейшего ущерба. Легкий взмах руки, и дверь перед Александром испарилась, хоть была добротной и бронированной, могла выдержать средний снаряд. Александр шел мимо изумленной охраны к Ие, он знал, где она находится, охрана была обездвижена: двигались только глаза, в которых читался ужас. Дойдя до бронированного блока, Александр легко открыл дверь, даже не касаясь ее. Ия изумленно увидела, что все, кто был возле нее, замерли, двое приставили к ее голове пистолеты, держа ее за руки. Она не слышала выстрелов и не понимала, что могло их так напугать? Когда Ия увидела, как запоры вращаются сами по себе, дверь открылась, на пороге, смущенно улыбаясь, стоял смущённо улыбаясь её Санька, но такой серьезный и решительный, как в кино про терминатора.
Санька бросился к Ие, с трудом выдирая ее из рук оцепеневших охранников, вращающих глазами от ужаса и страха.
 - Ты знаешь, зачем тебя сюда? – спросил Санька, осматривая ее руки, лицо. – Как они с тобой обращались?
 - Да, пока, слава богу, не обижали. Сегодня должно было что-то произойти; ты, как всегда, вовремя. А они хотели убрать Танагу.
 - Я знаю, эти, как бы его друзья.
 - Я думаю, он будет рад их увидеть. Да, не хотела бы я оказаться на их месте, - поежилась Ия.
 - Он вот-вот будет, - сказал Санька и, взяв Ию, как пушинку так сжал в объятиях, что она запищала.
 - Ты что сдурел, задушишь! От одних маньяков ушла -  другому попалась.
За воротами их уже встречал Танага, он поклонился Ие и Саньке, а, когда Ия очутилась на земле, обнял ее и забросал вопросами. Танага представил им с Санькой генерала.
 - Вот – Василий Иванович. Если что, обращайтесь, как ко мне.
 - Да, - ответил генерал, - буду счастлив оказать любую помощь.
Генерал отвесил Ие поклон уважения, и она поняла, что Танага малость «растрепал» их тайну, а так же поняла, что у нее теперь был еще один поклонник и защитник.
 - Ну, что ж, - сказала Ия, - если вы не такие же друзья, как эти, - она показала большим пальцем назад, - то рады будем вас видеть у себя в гостях.
Танага понимал, как много нужно было сказать молодым друг другу и, сославшись на дела, удалился: надо было навестить своих «друганов». Расцеловав, в который раз, Ию, Санька обнял ее за талию и приложил ухо к ее животу:
 - А как там наше сокровище?
 - Я думаю, сокровище в норме. Доктор сказал, что будет мальчик.
Санька сказал утвердительно: « Да, доктор не обманул».
Ия смотрела на своего мужчину и не узнавала: это уже был не Санька-балбес и разгильдяй: рядом с ней стоял матерый и крутой, с виду, воин, суровый и решительный. Успокаивало только то, что он был по отношению к ней еще заботливее и еще внимательнее. Теперь, когда в ней зрела новая жизнь, Ия была очень ранима и уязвима, как и любая другая женщина в ее положении.
Санька не захотел переноситься мгновенно: назад поехали на поезде. Они столько уже друг другу рассказали, а все не могли наговориться. Ия спала, а Санька сидел и не мог на нее насмотреться. Во сне Ия хмурилась, сердито сдвигала брови, а он смотрел на свое счастье и не мог наглядеться. За столько лет Господь смилостивился над ним и, наконец, вручил ему награду: такое сердитое и неугомонное счастье. Он теперь заживет другой жизнью, полной покоя и любви. За несколько тысячелетий его любили, и он благодарил Создателя за какое-то божественное тепло, которое растекалось у него в душе, за счастье взаимной любви, за то, что, наконец, он станет папой и испытает счастье родительской любви. Ничто не может сравниться с родительскими чувствами – это особый мир счастья и беспокойной радости, он живет своею жизнью, по своим законам, и иногда это лучший период в жизни человека: пока дети не вырастут, они очень любят своих родителей, независимо от того, богатые они или бедные, хорошие или плохие. От одной мысли, что он скоро станет отцом,  на сердце у Александра становилось тепло, и всего распирало от беспричинного восторга. Ему было все равно, где он родился, он знал одно: благодаря Ие и ее семье он тоже теперь знал, куда ему ехать и где его дом, его Родина. Санька думал об учителе, о других людях, которые помогают другим, иногда даже в ущерб себе. Таких людей часто сравнивают с родниками. И Санька решил попробовать написать стихотворение на эту тему. Он долго мучился: ничего не лезло в голову, но когда он вспомнил, что родники впадают в реку жизни, то появились просветления, и дело пошло:
Среди бурлящих жизни рек со взмученной водою
Каким бы разным не был путь, плывем и мы с тобою
.
Из чистых горных родников рожден поток могучий.
Кристально чистый, молодой врезается он в кручи,

Но многие, замедлив бег, спускаются в лощины,
Не встретив жизненных преград, змеятся по равнине.
Мутнеет чистая вода, пройдя в пустой породе
Так много хлама, пустоты, ещё в родной природе
.
Теперь мы из него не пьем, а муть и грязь в жару не манит,
Лишь память о былой красе тихонько сердце ранит.

Безмолвно в реку он впадает, она всю нечисть скроет,
И затхлый равномерный путь его лишь успокоит.

Здесь скажем: «Такова судьба, не всем ведь лезть на кручи».
Хотя мы все же предпочтем другой поток, действительно могучий,

Который в скалах долбит путь, с круч прыгая на кручи,
Пройдя плотины на пути, вздымает пыли тучи.

Своею силою снабдил он тысячи моторов
И ищет, скальный грунт дробя, невиданных просторов.

Такому только русло дай, и, весело играя,
Проделает он тыщи дел, вокруг все оживляя.

Он с ревом в тишину реки ворвется, муть сметая,
Встряхнет ее, ускорит бег, как будто воскрешая:

Попав лишь только в чистоту, грязь быстро оседает.
        Прохладой чистая вода нас манит и ласкает.

О, если б каждый чистоту отдал своей Отчизне!
Безудержно цвела б Земля, неся нам радость жизни.

Санька был доволен: что-то похожее на стихотворение получилось, и он с нетерпением ждал, когда проснется Ия, чтобы узнать, понравится ли ей.
Ия не смогла оценить Санькины старания, потому что на втором месяце беременности женщина уже ощущает, что она не одна, вполне явственно, и токсикоз с плохим самочувствием становятся ее спутниками до рождения ребенка. Ия перенервничала в этих событиях, и сейчас результат начал сказываться: ее мучили тошнота и рвота. Санька не знал, чем ей помочь, и от этого мучился сам. Ия взяла его руку, положила к себе на живот и больше не отпускала. Пока Санькина рука была на ней, Ия легче переносила боль, вернее, ее практически не было. Так и ехали почти до конца.
Добравшись домой и отлежавшись, Ия с Санькиной помощью занялась приготовлениями к свадьбе. Она с замиранием сердца открывала и смотрела свадебное платье – подарок Танаги. Платье возвращало ей чувство сказочного восторга и нереального счастья.

Глава 24. Свадьба.

На свадьбу молодые пригласили своих друзей-спасателей, Танагу с сыном. У Ии была целая куча родственников. Узнав  о свадьбе сестры, приехала Сима и засыпала Ию подарками и издевками. Санька не влезал: сестры ругались, мирились. Он как и раньше: то одну поддерживал, то другую, но больше был рад находиться подальше от их ссор. Сима была в восторге от платья, но тут же обругала Танагу, что не додумался подарить что-нибудь на голову: с таким платьем на голове все выглядело серым и блеклым. Показывая на Ёши, Сима говорила:
 - Ну, посмотри, какие классные ребята! Ну что тебя дернуло за нашего тихоню замуж выходить? Будете нищету плодить. Не боишься?... – доставала Сима.
 - Не боюсь, - смеялась Ия, - у нас такая крутая тетка, не даст племянникам пропасть в нищете.
 - Вот-вот, - говорила Сима – пропадете тут без меня. – И довольная шла чем-нибудь заниматься.
Приглашали, вроде бы, немного, но людей собралось столько, что «яблоку было негде упасть» от нахлынувших гостей, как званных, так и не званных. Сима зря волновалась: молодым один Танага подарил столько, что можно было бы до старости жить безбедно. Когда сестра глянула на подаренный Танагой чек, лицо ее удивленно вытянулось, и она проронила: «Ни чего себе! И ты думаешь это настоящий?!»
Невеста была так хороша, что, все без исключения, не могли на нее налюбоваться. Сима так запилила Саньку, что нет на голове диадемы или еще чего, что, когда совсем стало темно, Санька отключил свет и активировал корону своей любимой жены. Когда корона засветилась, гости минут десять не могли отвести взгляда: было светло, как днем. Невеста теперь выглядела как королева. У Симы только вырвалось: «Ни чего себе! А от меня скрывали! Где же они ее взяли? На прокат? Это, наверно, опять Танага раскошелился: дистанционное управление, такая моща! Офигеть можно!». Симу так распирало потрогать корону, что она чуть не сгорела от любопытства. Но ей сказали, что руками нельзя трогать: основное условие поставщика. И когда Санька опять включил свет, то гостям показалось, что их обокрали: сказка кончилась. Родственники и Сима умоляли Ию включить еще, и уже до полуночи она корону не выключала. Когда Ия отключила корону, начался салют молодым. Салют отвлек всех, озадаченных Иеной короной. Всю ночь с интервалами  в два часа, по двадцать минут взлетали огненные фонтаны и мерцающие узоры, наполняя всех радостью и восторгом. Толпа визжала, кричала, свистела, и последний перед утром салют встречала огромная куча народа, съехавшаяся отовсюду. Санька на третий день салюта сказал Ие: «Мы их одним салютом пустим по миру». Ия, улыбаясь, ответила: «Ничего. Будут приезжать к нам – борщом отъедаться. Ты видал, сколько нам Танага подарил: еще двух садовников прокормим».
Толпа гуляла вовсю, Ведь танцы до упаду были нормой на Кубани. Три дня и три ночи толпа не приседала потому, что только заканчивали одни музыканты, их сменяли другие и так зажигали, что устоять было нереально. Да еще невеста с женихом танцевали до упаду вместе со всеми. Саньке было проще, а у Ии столько родственников, что даже по чуть-чуть и то не со всеми удалось поболтать, а тем более - выпить. Ию поздравляли, одобряли выбор, хвалили, восхищались и все без разбору лезли целовать такую красивую невесту. Ия купалась во внимании, в теплых словах, в пожеланиях. Она была счастлива, как и большинство невест, выходящих замуж по любви. Только, когда ей говорили: «Видели  бы тебя папа с мамой!», ей ненадолго становилось грустно. Она отвечала: «Я думаю, папа видит, а маме мы покажем фотографии», и ей становилось легче. Мама не смогла приехать: у нее что-то нелады с новым мужем, и она сказалась больной, прислав подарок с наилучшими пожеланиями. Ия светилась от счастья и наполняла радостью и счастьем своих гостей. Танагу подзадорили женщины, кто больше выпьет, и он ходил,  шатаясь, удивляясь здоровью русских женщин.
Саньке казалось: все, что происходит, это какая-то прекрасная сказка, волшебный сон, и он старался насладиться им. Ёши подарил ему такой классный автомобиль – «мерседес- кабриолет». Санька только и делал, что катал всех: желающих увидеть это чудо и прокатиться на нем все не убывало. Машину набивали битком, и веселая хмельная компания с визгом и улюлюканьем осваивала сто метров за восемь секунд, но так как перегруженная машина не укладывалась в свои характеристики, то заезды повторяли снова и снова. Толпа ряженых прошла по хутору и собрала дань птицей, потом искупались толпой в канале и - на лапшу.
На второй день невеста уже без свадебного платья суетилась, помогая обслуживать своих гостей. Опять вечер шуток и танцев до упаду. Танага на второй день уже не стал пытаться победить «мастеров саке» и только пробовал различные вина и наливки, благо их было здесь в изобилии. Ёши сразу вел себя чопорно и настороженно, но когда его затащили, совершенно бесцеремонно, в Санькин кабриолет, и с визгом и ржанием до коликов в животе прокатили, покатываясь над теми, кто падал или выливал на себя спиртное, немного расслабился. Теперь Ёши уже знал немного русских слов и осваивал новые: «Давай выпьем на брудершафт». Он отметил, что русские девушки не уступают японским в красоте, но его шокировала их бесцеремонность, панибратство здесь, на свадьбе. На второй день Ёши уже не сильно упирался и протанцевал под веселую музыку весь вечер до поздней ночи.
Ёши не покидало смутное чувство, что вчерашняя невеста ему очень симпатична. Не укладывалось в голове: как эта сияющая, как само солнце, девушка могла легко, без видимого напряжения, противостоять ему и, к сожалению, не только противостоять (и эта деталь терзала его, не давала покоя, ведь его пока никто победить не мог, даже случайно). Он знал, что чего-то недопонимает, но чего: никак не мог понять. «Не зря отец говорил, что нельзя недооценивать противника. Видно, пока я занимался самовозвеличиванием,  она пахала, не покладая рук, как говорят русские, «в поте лица». И в то же время, как можно тренироваться, когда у тебя ногу готовят к ампутации? Как ее можно вылечить за несколько месяцев, чтобы от травмы не осталось и следа? Да, - думал Ёши, - эту девушку любит сам Господь, если такие люди, как мой отец, готовы отдать за нее даже свою жизнь».
Ёши видел, как светился его отец, когда Ия была вольно или невольно рядом с ним, казалось, что он оживал в эти минуты и молодел. Второго такого человека на Земле Ёши не знал: отец чуть ли не боготворил ее. Чтобы снять камень с души, Ёши подошел к Ие и сначала на ломаном русском языке наговорил ей кучу комплиментов, а затем, с трудом находя слова, извинился за то, что вел себя несдержанно и нехорошо на их поединке. Затем они продолжили разговор на английском: здесь уже Ия на ломаном английском объясняла, что она не имеет к нему претензий, а его отца очень уважает и благодарна ему за то, что он нашел время и поработал с ней в первый день знакомства. Ия сказала, что для нее это было очень важно, и лукаво добавила, что узнала от Танаги несколько новых приемов, которые он пытался применить против нее.
Ёши был доволен, что поговорил с Ией: у него как будто камень с души свалился: за долгое время ненависть и злоба, предвзятость и бравада уступили место уважению и интересу. Он договорился, что Ия изредка будет помогать ему шлифовать его технику. Трудно, если это возможно, победить мастера высокого уровня, не работая с ним в паре, и Ёши очень надеялся, что он скоро разгадает секрет ее побед и научится достойно ей противостоять. Ию позвали, и их разговор прервался.
Ия уже давно ушла, а Ёши все еще не мог освободиться от чувства легкости и какого-то безотчетного счастья.
Свадьба удалась, все гости разъезжались довольные и удивленные:  таких корон у невест они еще не видели. Вот же как, а за границей-то  - пожалуйста: все можно взять на прокат, были бы «бабки». А у нас за деньги такую фигню подсунут и еще постараются доказать, что лучше и не надо, что для вас и так «костьми ложатся», а вам все не так.
Ия около недели, почти каждый день, занималась с Ёши, тот уже довольно внятно мог изъясняться на русском. Часа полтора они разминались и час работали на мечах. Они сначала очень медленно, как в замедленной съемке, репетировали каждый прием, а потом потихоньку ускоряли. Ёши, как примерный ученик беспрекословно старался выучить даже мелочи, которые советовала и показывала Ия. У Саньки не было столько времени на эти «глупости», сколько у Ии с Ёши, и он иногда прогуливал, но если время было, то занимался очень прилежно: ему больше нравилась стрельба из лука и арбалета, а еще он слышал про стрельбу   по-македонски, и ему очень хотелось научиться стрелять из пистолета. Танага уже не работал так интенсивно, как раньше. Нервное напряжение угасло, и он наслаждался покоем и умиротворением, царившим в его душе. Ёши сильно изменился: он ловил каждое слово отца и старался изо всех сил его не огорчать. Они так мирно, как сейчас, никогда и не жили, теперь же обоим было интересно: как долго это может продолжаться. Танага видел, что с каждой тренировкой сын становится аккуратнее и увереннее, а, самое главное, он уже был послушнее и добрее.
Санька был счастлив: все, что есть ценного во всем белом свете, находилось рядом с ним. Его богатство улыбалось ему, обнимало и бурчало с утра до вечера. Санька заметил, что у Ёши изменилось отношение к Ие, и очень похоже, что он к ней неровно дышит последнее время. «Да поздно, батенька, глазки узковатые, поздно рассмотрели, каков бриллиантик. А бриллиантик-то – тю-тю: мой теперь бриллиантик».
Он понимал, что такие, как Ёши, могут легко увести любую невесту. Но Санька знал, что добиться такой, как Ия, трудно, но увести – еще труднее. Глядя, как Ёши заигрывает с Ией, Санька злорадно улыбался: «Ну-ну, давай пуши перышки. Даю башку на отсечение, такие тебе еще не попадались». Санька был далек от того, чтобы ревновать Ию: он восхищался ею, его распирало от гордости, что свой выбор она остановила на нем. Санька был благодарен Танаге и Ёши за помощь: такой свадьбы их хуторок не помнил, и вряд ли, еще когда-нибудь будет такая. Три дня небо озарялось такими красивыми фейерверками, что люди отовсюду съезжались посмотреть. «Да, - думал Санька, - такой крутой салют не каждый миллионер для себя устроит, а эти для нас такое за бабахали, в Москве не увидишь».
Ёши с Танагой уехали, исчезла суета и волнения. Санька с Ией наслаждались тишиной и покоем. После свадьбы прошел месяц, а по-настоящему одни они остались только сейчас. Ия попросила Саньку больше не выступать в боях без правил, хотя бы пока не родится их первенец: лишние волнения ей были ни к чему, деньги у них теперь есть, и можно было обойтись какое-то время без травм и синяков. Теперь надо  навалиться на сад, огород, да и новый дом хорошо бы начать строить: отец еще когда залил фундамент, но пожить в новом доме всей семьей так и не пришлось, потому что дальше фундамента дело так и не пошло.

Глава 25. Визит Хозяина Тьмы.

Уже начало смеркаться. Санька, как уехал утром, и пока еще не появлялся, Ия начинала волноваться. Вечер был замечательный, теплый. Задумавшись, она не сразу заметила, что перед нею что-то возникло, и только когда это пятно начало искриться, обратила внимание на это что-то. У Ии счала пробежали мурашки по всему телу, и показалось, что   волосы стоят дыбом, она  онемела от ужаса: перед нею был сам хозяин Преисподней. Как Ия не готовилась к этому, его приход был внезапным, и еще страшнее стало от того, что не знала, как ей быть, потому что меч  отдавать она все-таки не собиралась.
 - Привет, красавица, - то ли прошипел, то ли проскрежетал гость.
Волосы, только что вставшие дыбом, казалось, теперь уже намертво зафиксировались. Не надо было ждать судного дня: он сам пришел к ней.
 - Не кажется ли тебе, что у тебя есть что-то, не принадлежащее тебе по праву?
 - Вы это о чем? – сильно заикаясь, выдавила из себя Ия, пытаясь косить под дурочку и не зная как быть.
 - Ты умудрилась обокрасть самого Владыку Преисподней! Нехорошо присваивать чужие вещи, тем более которые тебе ни по рангу, ни по должности не положены. Да если еще учесть, что ты совершила преступление против Преисподней, убив моего заместителя, то тебе не  помешает добровольно  отдать «это», а я придумаю, как смягчить гнев моих замов и помогу тебе.
 - Я не крала ничего в Преисподней и, думаю, что там что-то украсть найдется немного желающих, даже под пистолетом.
Ия почувствовала, что в голове появилась сильная боль и медленно стала нарастать. Когда боль стала нестерпимой, а лицо исказила жалкая гримаса, Ия вспомнила:
 - Да, да. Кажется, я понимаю, о чем речь, - выдавила она из себя.
Боль исчезла. Владыка улыбался: его забавляла эта явно красивая и такая упертая женщина. Он читал ее мысли и знал, что отдавать меч она не собирается, но также знал, что Император не оставил ей инструкций, как себя вести с ним.
Александра нельзя было упрекнуть в разглашении Вселенской тайны. Забрать меч Владыка не мог, потому что, если заберет меч, то ей потом его вернут, и она не даст ему его даже на время, а без меча, какой он Владыка.
«Черт побери этого Стона!» Давно Владыку Тьмы никто не ставил в такое дурацкое положение. Он и так ждал целый месяц, чтобы Александр «смотался» куда-нибудь от своей ненаглядной: он знал, что нельзя к Императору заявляться без уведомления и, тем более, «наезжать» на его жену. Но Император, как бы, был временно в отпуске и не при делах, и Владыка старался успеть, пока для него нет строгих законов и рамок. Каждый день отдалял его от меча: Император вернул волю и мог в любую минуту вернуться к обязанностям и власти. Но Император не желал даже на минуту расставаться с молодой женой и, пока проблем в Обители не было, оставался на Земле. Теперь время сжималось до минут: если МК ему сообщит, то тот тут же материализуется здесь, и все пропало. Нужно хитростью, только хитростью. Есть у нее оружие против него, но она об этом даже не подозревает, кроме него этот секрет никому неизвестен: ни Императору, ни самому МК. Владыка видел, что ужас от встречи с ним у Ии огромный и неподдельный, а, как говориться, боится – значит уважает. Он хорошо знал ее слабые стороны: это ребенок и отец. С них и начал.
 - Хочешь, я уничтожу твоего отца, а потом займемся твоим ребенком?
Прошептав что-то, Владыка очертил руками воздух, и на этом месте материализовался отец. Он с поклоном поприветствовал Владыку, потом дочь, сказав ей: «Привет, зайчик! Поздравляю с законным браком». Потом посуровел, спросил: «Чем могу служить столь Могущественной персоне?»
 - Я хочу, чтобы она вернула украденную у меня вещь.
Иван обратился к дочери:
 - Ия, верни Владыке его вещь, если она ему так необходима.
 - Я не могу вернуть его вещь потому, что он не говорит, что это за вещь, а то я верну, а это не та вещь, и он потребует еще чего-нибудь.
Владыка обратился к Ивану.
 - Она наполнит тебя болью, уговори ее.
Иван покачал головой.
 - Я не буду встревать в ваши дела.
Дикая боль наполнила все существо Ивана, дикий крик, приглушенный Владыкой, резанул слух. В это время Ия закрыла мечом Отца Небесного своего отца, меч забрал всю энергию, направленную на Ивана. Но даже той, которая за долю секунды достала Ивана, хватило, чтобы его исказили дикие судороги: тело трясло, как в лихорадке. Судороги боли продолжали искажать лицо даже после того, как Владыка опустил руку. Перед тем, как Владыка открыл глаза, Ия убрала меч. Владыка понимал, что погорячился, что хватило бы гораздо меньшей энергии, чтобы эту боль запомнили на веки вечные, но он был очень зол и фактически патологически беспощаден: кто-то же должен был заплатить за его фиаско, ведь Стон уже не может принять весь его гнев.
Владыка завелся:
 - Или ты отдаешь или я за себя не ручаюсь, - он вытянул руку перед собой и сказал, - Не жалко себя, пожалей ребенка!
Владыка видел, что на ребенке таинственный знак мирозданья, не знал, что он обозначает, но был убежден, что у него не хватит энергии без меча причинить ему вред: у мальчика, как и у отца есть экран защиты. Но этого не знала мать и могла, боясь за ребенка, уступить Владыке, отдав меч.
Ия инстинктивно сняла с шеи золотой крестик, подаренный сестрой, и вытянула его перед собой. Владыка усмехнулся криво, чуть шевельнул пальцем, и крестик оплавился в руке Ии. Расплавленный металл сильно обжег руку, но она даже не заметила этого.
 - Последний раз говорю: верни, по-хорошему!
Ия смотрела на него ледяным, ненавидящим взглядом.
 - Он – мой, и никогда я его не отдам тебе, выиграй в честном бою и забери, как я.
Ия хотела еще что-то сказать, но ее резанула дикая боль. Она краешком мысли вспомнила про животворящий крест, и больше из страха за ребенка, чем осознанно, соединила мечи в крест, закрывшись ими от боли, исходящей от Владыки. Ия не видела, как вокруг образовалась сфера в радиусе двух метров от нее, и не было во всей Вселенной силы, которая могла бы навредить ей и ребенку: случайно она сделала то, чего боялся Владыка.
Санька не ехал, а летел домой: целый день без любимой показался ему вечностью, и он мчался на всех парусах. На двух постах легко удалось откупиться от «друзей народа», а вот эти оказались неподкупными. Он уже предложил им сто, двести «баксов». Но, видя какая крутая у парняги «тачка», те давили и давили, раскручивая его «по полной». Санька чувствовал, что у Ии что-то не так. Сразу после боли напоминания, проскользнувшей от Ии, но потом все исчезло: ему показалось, что все в норме. Его донимали «служители закона», и он начинал нервничать.
 - Ну, вот вам пятьсот баксов, и я поехал, у меня какая-то проблема дома.
 - Да нет, урод, у тебя здесь проблема, засовывая пять сотенных в карман, объявил капитан ДПС, что-то доставая из багажника патрульной машины. Это был пистолет с нераскрытого убийства и пакет с героином, грамм двести.
 - Или ты нам даешь двадцать штук зелени, или мы тебя берем при нападении на сотрудников милиции.
 - Хрен вам, а не деньги! – зло выкрикнул Санька: он почувствовал, что Ие плохо.
Ия смотрела на отца и не знала, что ей делать.
Пока Ия защищалась крестиком, капитан ДПС подошел к Саньке и из пистолета в левой руке выстрелил по патрульной машине.
 - Ну, что, козел, даешь двадцать штук?!
Санька послал его матом. Тот злорадно улыбнулся, доставая табельное
оружие из кобуры.
 - Ну, тогда сдохни, террорист-наркоман!
Капитан поднял пистолет, прицелился.
 - Это твое последнее слово?
Санька не успел ответить, МК активировал его способности Императора. Александр увидел, что Владыка Преисподней «трамбует» Ию, что он опоздал, но над Ией какой-то удивительный экран. Он вздохнул облегченно и успел заметить, что капитан нажал на курок. Пуля не успела вылететь, Император провел рукой, и капитан остался без руки с пистолетом и без ног: рука до локтя и ноги до колен испарились. Увидев это, его напарник тоже нажал на курок и тоже остался без руки и без ног, больно грохнувшись на землю. Материализованная голограмма повела машину домой, а Император Александр материализовался рядом с Ией.
Как ни зол был Властелин Тьмы, но, только увидел Императора, сразу же преклонил  колено: никто не мог нарушить этикета без последствий. А если учесть силу Александра, то рисковать карьерой не хотел даже Властелин Тьмы. Увидев, что Иван еще корчится в судорогах боли, Александр подошел и несколько раз провел над ним двумя руками от головы к ногам, убирая отрицательную энергетику. Ивана стало меньше трясти. Александр подпитал его энергией, и судороги прекратились, Иван спал.
Увидев экран над Ией, Император обратился к Владыке тьмы.
 - Ты зачем на нее так наехал? Разве ты не знал, что она беременна? А, может, один ты был не в курсе, как она мне дорога?!
 - Нет, я был в курсе.
 - Почему же ты так сделал? А если с ребенком что случится – это будет означать, что ты нажил себе врага в Обители и далеко не безобидного.
 - С ребенком все в норме: у меня бы не хватило ни энергии, ни желания, чтобы ему навредить. На нем защита высочайшего уровня, а значит, ни ему, ни матери я не смог бы причинить вред, даже, если бы захотел.
 - Но ты хотел ее предметно наказать и запугать на будущее, на всякий пожарный?
Владыка молчал: не часто его отчитывают, как школьника.
 - Ты ведь знал, что даже, если она не захочет отдать тебе меч,  она обязана будет тебе выдавать его шесть раз в месяц по одному дню. Ну, да ты не захотел унижаться! Ты не поверил, что самому Тротертам Ванберсану кто-то посмеет перечить, не то, что отказать. Короче: ты готов поклясться на Кодексе чести Вселенной, что никогда не причинишь никому вреда, если он, хоть как-то связан со мной и моими
друзьями?
 - Да, я готов, - нехотя ответил Владыка.
 - МК, Кодекс.
Кодекс материализовался под рукой Владыки, он медленно и четко проговорил текст клятвы.
 - А теперь – уходи!
 - А как же мой меч?
 - На шесть лет шесть месяцев и шесть дней забудь о нем, а я успокоюсь сам и успокою хозяйку меча.
 - А как же я без него?
 - Надо было об этом думать раньше. А мне она, я думаю, не откажет, если надо будет несколько дыр соорудить. Что это за сфера?
Владыка помялся и сказал, что это животворящий крест: как только скрещивают два меча ввиде креста, появляется сфера.
 - Она успокоится, сфера восстановит травмы и исчезнет.
 - И это все его свойства?!
 - Нет. Он может еще воскрешать, даже мертвых. Может быть, в нем еще скрыты какие-то тайны, но я этого не знаю.
 - А кто может знать?
Владыка Тьмы указал пальцем вверх и многозначительно промолчал.
 - Еще есть вопросы? – строго спросил Александр. – Если – нет, то уходи.
Через несколько секунд Владыка Тьмы исчез. Александр глянул: сфера защиты потихоньку уменьшалась, Ия восстанавливала силы и приходила в себя. Подойдя к Ивану, он заметил, что тот уже пришел в сознание и постанывал: видимо, остаточная боль давала себя знать. Александр  почистил его от темной энергетики и подпитал своей. Иван приподнялся и сел: он держался руками за голову, все еще не веря, что боль исчезла.
 - Ну, что, болит? – услышал он голос сбоку.
Повернув голову, Иван увидел, что к нему кто-то опускается, и становится на колено. Присмотревшись, он с трудом узнал и, едва шевеля губами, спросил:
 - Санек, это ты? !
 - Это, конечно же, я, - пробормотал Александр, обнимая Ивана.
 - Санек, я думал, что, на этот раз, я умру еще сильнее, чем в предыдущий. Ты теперь и  мой спаситель. Есть симфония в музыке, а это какая-то симфония боли, точнее сказать, какофония. Не приведи господь кому-нибудь глотнуть из этой чаши. Да, «маэстро темных дел» - знаток своего дела, - Иван с досадой покачал головой и злобно сплюнул. – Санек, а где же Ия?!
 - Да вы не волнуйтесь. С ней все, вроде бы, в норме: сейчас она приходит в себя, - говорил Александр, поднимая учителя, ставшего теперь уже папой.
Они подошли к сфере. Когда приблизились к сфере на метр, она заискрилась голубыми искорками, как бы предупреждая о своем присутствии. Иван, рассматривая это чудо, не сдержал любопытства и прикоснулся к сфере. Его как будто обожгло, но, когда он отдернул руку, оказалось, что он обморозил кожу в месте касания. Александр поколдовал над его рукой, и кожа ожила и порозовела.
Ия пришла в себя, и сфера исчезла. Она открыла глаза и, увидев отца и Саньку, разрыдалась, опустила голову отцу на грудь, а Санькину руку до  боли сжимала, не выпуская ее, пока не успокоилась.
 - Ну, все, все, - успокаивал отец. – Ты такая умница и одновременно такая дурочка: из-за какого-то меча рисковала жизнью.
 - И не одной, - добавил Александр.
 - Да, я как-то к этому еще не привык, что у нас будет пополнение в семействе, - смутился Иван, улыбаясь. – Его же меч. Ну, зачем тебе два: отдала бы хозяину один?
Ия хмыкнула и добавила:
 - Я – его хозяйка. Я его выиграла, рискуя жизнью, и совершенно не благодаря Владыке, а ведь он точно видел бой и мог бы не дать меч Стону.
 - Сань, а почему он вертелся вокруг да около, а назвать меч – мечом, не смог?
 - Да потому, что тогда это было бы давлением, и даже если бы ты его отдала, я бы тебе его вернул позже, как хозяйке. Если же ты отдала бы его  добровольно, даже не смотря на боль, то он опять бы стал его хозяином. А так через шесть лет шесть месяцев и шесть дней он будет приходить за ним, и ты будешь ему выдавать его на три дня в месяц.
 - Да фиг он что получит! – вспылила Ия.
 - Это не обсуждается: этот инструмент нужен ему для работы и положен Владыке по его статусу. А так как он может храниться только у зама, то ты уже попала на службу в Преисподнюю: ты автоматически становишься его замом, пока меч у тебя.
Они весело рассмеялись и еще долго Иван с Санькой шутили, подтрунивая над Ией.
Ия спросила:
 - Пап, ты видел, какая была свадьба?
 - Да даже слепой бы увидел: три дня салюта, это ж надо додуматься!
 - Как тебе мое платье?
 - Ты была как фея из сказки, а когда Санька включил корону, то, я думаю, ты сразила всех.
; Пап, прикинь, я думаю, никто не догадался, что она не напрокат?! И они покатились со смеху.
; Самое прикольное, что все так и решили, будто «за бугром» все невесты уже в таких замуж выходят, были бы «бабки».
Они проболтали до утра, потом Иван спросил:
 - Санек, сколько у меня времени?
 - Да, вообщем-то, его уже нет.
 - Ну, погоди немного: я прошвырнусь по саду.
Иван обошел каждое деревце в саду, перещупал, где ранки, дал Саньке наставления и пошел к Ие прощаться.
Ия была взволнованна и немного нервничала: она уже несколько раз подходила к Александру и умоляла его придумать что-нибудь, чтобы отец побыл еще несколько дней. Александр, улыбаясь, разводил руками и напоминал, что у отца новое воплощение: его аура  и так пострадала, и у него не просто следующее, а промежуточное воплощение. Это значит, что он превратится в какую-нибудь зверушку или букашку.
 - Я хочу, чтобы эта букашка жила у нас в саду, - тоном, не терпящим возражения, произнесла Ия.
 - Да, моя прелесть, я постараюсь сделать все, что только смогу, - успокаивал ее Александр.
Ия всхлипывала, обняв папу за талию. Он тихонько утирал ей, как маленькой, слезинки и напоминал, что ей нельзя волноваться, пообещав, что они еще увидятся, а  если повезет, то после испытаний еще поживут и поработают вместе, сколько позволит Господь.
 - Пора, - сказал Александр, пожав тестю руку.
И Ия, обняв отца в последний раз, почувствовала, что он исчез. Она удивленно озиралась по сторонам, слезы потекли еще более горькие и более частые. У Ии был вид, как будто ее обокрали.
Александр показал рукой и сказал:
 - Маши вон туда, он нас еще видит.
Помахав отцу рукой, Ия немного успокоилась (получилось, что, хоть как-то по-человечески, проводили, а то – бац, исчез, и не обнять, ни рукой помахать на прощание: просто идиотизм какой-то!).
Ие с Санькой скучать не давали: то Ёши заявится на неделю-две, то Танага со своим другом из ФСБ.
Василий Иванович тоже оказался поклонником мастеров работы на мечах, и после первого спарринга с Ией был покорен ею не меньше, чем Танага. Ия отработала с Василием Ивановичем без серьезных «заморочек», по-простому, но генерал отметил, что Танага не соврал: работа Ии вызывала восхищение и восторг. Как и Ёши, он понял, что рано успокоился и много надо нагонять, тем более, что есть на кого равняться и у кого учиться. Василий Иванович заметил, что Ёши стал работать намного лучше, и если раньше они были на равных, то теперь Ёши явно превосходил его во многих деталях.
По стрельбе из лука и арбалета чемпионом был Санька. Василий Иванович возил всю компанию на полигон, и они стреляли из пистолета до одури. Стрельба «по-македонски» манила всех, но даже маятник не все умели правильно «качать». А если учесть, что «мазали» солидно, даже с места, без кувырков и раскачки, то работы у всех было много.
«Кружок энтузиастов» наращивал темпы обучения, а Ия находилась на последнем месяце беременности, и ей нельзя было баловать с нагрузками и упражнениями. Она еще стреляла из лука и арбалета, но улучшить свои результаты, пока, не могла. Ия видела, что Ёши стал работать лучше, осторожнее, техника выросла заметно. Она очень переживала, что, пока опять втянется в форму, они «зададут ей жару». Танага, Василий Иванович и Ёши работали, как роботы, без устали, без эмоций, идеально выполняя и шлифуя каждую мелочь, которую им показывала Ия.
Рерих искал шамбалу, христиане стремятся попасть в рай, но можно найти свое маленькое счастье уже здесь, на Земле.
Василий Иванович был один, жена давно его бросила, ведь дома генерала нельзя было застать. Он жил работой и на работе, а ее надо было холить, лелеять, вообщем: жену он себе выбрал «не по карману». Он искал смерти: просился на самые опасные задания, но смерть презирала его не меньше, чем жена. В кругу этих людей он был счастлив и благодарил Бога и судьбу за то, что подарили ему этих людей, как глоток воды умирающему в пустыне, как бальзам на истерзанную душу. Сразу его угнетало то, что Танага был преступником, по идее, человеком, с которым он должен был бороться. Но со временем и с удивлением Василий Иванович   заметил, что Танага стал другим, более сговорчивым, более вдумчивым, стал помогать в пресечении крупных терактов. Ему даже стало казаться, что виновницей этих перемен в Танаге была Ия, потому что, только она оказывалась рядом с Танагой, тот просто светился изнутри: от его цинизма, жестокости не оставалось и  следа.
Ия подчеркнуто вежливо, как в первые дни знакомства, относилась к Танаге и требовала этого от других. Ей не надо было ни с кем ругаться: когда кто-то неудачно шутил, она называла его имя и многозначительно замолкала. Вообщем: рождение ребенка ждали не только папа с мамой, но и еще несколько серьезных мужчин, так, невзначай, с ними подружившихся. Здесь все были настоящими воинами потому, что каждый из них был готов умереть за свою Родину, за идею и теперь уже, наверное, и друг за друга.
Последний месяц Ия доходила на удивление легко и родила на радость всем мальчика – три килограмма и сто грамм. Мужчины неделю обмывали наследника и запускали вечером фейерверки. Мальчик родился крепким и здоровым, всем на радость. Ия просто светилась от счастья: для нее малыш был самым красивым и самым замечательным. Как только разрешили врачи, Ия занялась послеродовой гимнастикой и потихоньку начала увеличивать нагрузки.
Набрав хорошую форму, Василий Иванович и Ёши стали реже появляться.

Глава 26. Реинкарнация.

Однажды Санька пришел домой, принес с собой трехмесячного щенка овчарки и отдал Ие. Она была в восторге и не могла нахвалиться обоими. Щенок был крепким, породистым, да так и норовил за что-нибудь цапнуть.
Санька взял Ию за руку, и, когда та немного успокоилась, спросил:
 - Помнишь, ты просила, чтобы учитель жил у нас?
 - Да. Конечно помню и очень хочу.
 - Так вот, он уже у нас.
 - Да?! И где же?! – Ия озадаченно крутила головой вокруг, рассматривая все, что было в огороде. – Сань, ну, не томи! Где он?!
 - Где? Где? – шутливо передразнил Санька. – У тебя в руках – вот где!
Ия еще раз подняла щенка перед собой и поцеловала его в нос, тот послушно висел у нее на руках и норовил лизнуть ее в лицо. Потом она прижала его так, что он взвизгнул от неожиданной нежности хозяйки, сжавшей его, как в тисках.
 - Как ты его назовешь?
 - Тэди! – не задумываясь, ответила Ия. – Я надеюсь, что ты не набрехал насчет реинкарнации, что это именно мой папа.
 - Ты что смеешься?! Я такими вещами не шучу.
 - А как же тогда вышло, что он вселился именно в овчарку, да еще в такую, как мы мечтали, еще когда были все вместе?
 - Иесус это знал и сделал тебе подарок, ведь я сказал ему, что он будет жить у нас.
 - Да прям! «Я сказал Иесусу»... Тот, прям, тебя бы и послушался. Сань, ври, да знай меру: мне главное, что папа с нами. И не трогай имя Господа в суе, как советуют толковые люди, иначе язык отсохнет: будешь махать клешнями, пытаясь что-то сказать – и Ия мимикой и руками показала, как это будет.
Санька улыбнулся и, уже виновато, добавил:
 - Ладно, не буду.
Ия смешно потерлась носом об нос щенка и, счастливая, пошла мостить ему законное местечко. Теперь она купала сразу двух малышей: сначала Петю (так назвали они с Санькой сына в честь друга папы и Иеного крестного),  потом Тэди. Что Петенька, что Тэди, любили купаться и покорно терпели все процедуры у Ии на руках.
Тэди наел «репу» и грыз все, что попадалось бесхозного, в основном тапочки. Ия тяжело вздыхала, видя изуродованный тапок, а Санька брал с обреченным видом «папу» за шкирку и шел воспитывать, чтобы Ия не видела. Щенок знал, как воздействовать на хозяина: он жалобно скулил, как бы, обещая слушаться, но все делал по-прежнему — грыз, не взирая, чьи тапочки. Наказанья раз от разу становились жестче, и Тэди пришлось покориться.
Танага был доволен: он видел, что Ёши меняется в лучшую сторону. От его цинизма и пошлости по отношению к друзьям отца не осталось и следа. Наоборот, после того, как Ия его «уделала» легко и жестко, Ёши, как только пришел в себя, ходил и твердил целый день: «Этого не может быть, этого никак не может быть...»
Встретившись однажды взглядами, Ёши задал Танаге прямой и мучивший его вопрос.
 - Отец, скажи, Ия — ведьма?!! Она хромая работает как виртуоз. Баба, с мечом и — виртуоз! Это что новый анекдот? Отец, я чего-то не понимаю, или здесь кроется какая-то тайна?!
Танага немного задумался, а потом объяснил.
; Ты не понимаешь: кем бы ни был мастер, мужчиной или женщиной, ты должен его уважать. А если этот мастер — женщина, то вдвое больше, потому что женщине добиться превосходства намного труднее, если это вообще возможно. Ты вот много знаешь женщин, которые с легкостью порубят по очереди всех воинов нашего клана? 
Когда я отдал Ие на хранение наш меч, то хотел, чтобы ты забыл обиду, гордыню, злобу и, просто достойно отработав, вернул его домой. Тогда она была девушкой-загадкой. После того, как Ия очнулась ото сна, ее окутала еще и тайна.
Ёши проглотил давивший в горле комок и произнес:
; Я могу быть посвященным в эту тайну?
; Я не хотел бы тебя посвящать в эту тайну и могу приоткрыть только завесу этой тайны, но ты должен поклясться, что изменишься в лучшую сторону, станешь добрее, сострадательнее, учтивее, трудолюбивее. Итак, - сказал Танага, - ты готов?
; Да, - сказал срывающимся от волнения голосом Ёши, - клянусь.
; Я тебе рассказывал о «Королеве меча», это не сказка: турнир закончился недавно; девушка, которая стала Королевой меча, прибыла на турнир с планеты Земля. Она не должна была победить на турнире, потому что там участвовал первый заместитель самого дьявола, но факт остается фактом: на землю прибыл еще один такой меч как и у нас с тобой.
Танага, обняв сына одной рукой, продолжал объяснять:
; Удивительное и таинственное очень часто бывает рядом, а за напыщенностью, чванством, самовозвеличиванием мы его не замечаем. Как ни странно, но я сейчас думаю, что Рай, как говорят русские, здесь, на Земле, вокруг нас, и после смерти врядли ждет человека что-то более замечательное. Я благодарен этой девочке за то, что во мне родились такие мысли.
; Так может быть эта девушка и есть...
; Врядли, не будем гадать! - резко перебил его Тнага, показывая, что на эту тему разговор окончен, но затем мягче добавил. - Хотя чего только в этом мире не может быть?! Научись быть внимательным и ты все увидишь и поймешь. Помни, я за эту девушку готов отдать свою жизнь, как и за тебя, пока ты будешь бузупречен.
Ёши очень изменился после разговора с отцом, и,  как говорят, от любви до ненависти — один шаг, так и Ёши уже на свадьбе не мог отвести глаз от невесты. А когда Санька сдуру хвастанул и включил корону, Ёши понял, кто та девушка, которая победила на турнире. Ёши столько всего перевидал на лучших шоу планеты, что, когда активировалась корона, он понял: ничего подобного на Земле-матушке еще не делали и ближайшие тысячу лет врядли сумеют что-то создать. Увидев, как испугалась Ия и сверлила Саньку взглядом, а тот чуть не светился от гордости за свою молодую жену и счастья, Ёши понял, что корону включили без согласия ее обладательницы. Казалось, Ия вообще не хотела ее показывать. Глядя на их счастливые лица, Ёши подумал: «Да, теперь, мне кажется, не один отец готов отдать свою жизнь за эту, с виду простую, девушку.»
Ёши был рад, что в его непутевую жизнь, странно, но невероятно прочно вошли эти веселые, молодые, такие на удивление простые и упертые ребята — Санька и Ия. Хотя Ёши упорно отказывался понимать, что она нашла в этом увальне?!
Первое время Ёши легко при помощи болевых укладывал Саньку, но тот в борьбе был настырный как чёрт и донимал Ёши, выпытывая все новые и новые приемы «айки-до» и «джиу-джитсу». Чем лучше Ёши управлялся с мечем, тем лучше Санька начинал управляться с Ёши. Санька не любил работать с мечом, где его поколачивали, но его розовая мечта была победить Ию и Ёши без оружия, а они  - чтобы непременно с мечом.
На Петенькин день рождения Танага с Ёши приехали заранее, за неделю, и опять навезли еды на несколько гулянок. Ия сокрушалась: «Ну где же хранить столько продуктов?!» Ёши поставил рядом с домом рефреджиратор, и проблема решилась.
Ия уже набрала хорошую форму и постоянно помогала Ёши шлифовать технику.
Накануне дня рождения сына, Ия и Санька подошли к Ёши. Санька пытался что-то начать:
; Ты знаешь... ну, вообщем, мы... - потом он глянул просяще на Ию — давай, лучше ты?
Ия с Ёши засмеялись.
; Короче, сказала Ия, - Петеньке уже годик. По нашим традициям ребенку нужно выбрать крестного, вот мы и решили тебе предложить первому. Ты по-русски уже говоришь, а по-японски говорить Петеньку научишь сам.
Поняв, чего от него хотят, Ёши с радостью согласился: он был влюблен в маму будущего крестника и из-за этого, пока, не мог найти себе пару.
День рождения совместили с крестинами. Ёши бережно держал малыша в церкви и не выпускал его из рук до самого вечера. Крестной стала Иина сестра — Сима: она нагулялась по миру и чаще бывала дома.
После крестин Танага, разговорившись с Ией, спросил ее с усмешкой:
; Ну, как ты считаешь, можно теперь моему балбесу устроить испытание, готов ли он?
Ия улыбнулась в ответ на слова Танаги и ответила:
; Да, мне кажется, Ёши сильно изменился. Не знаю, что на него повлияло, но мне уже приятно с ним общаться и заниматься, а главное — он прекратил попытки втихаря отрубить мне что-нибудь.
Они весело рассмеялись.
Первое время у Ёши, действительно, были и такие мысли, и такие попытки. Раньше Ёши свирепел, его злость доходила до бешенства, заносчивость и надменность — были его постоянными спутниками. А сейчас он сносил все насмешки легко и даже научился подшучивать над собой, чего раньше даже представить было невозможно.
; Давайте мы с Ёши еще пару месяцев плотненько поработаем, а потом вы найдете десять классных бойцов, и он отработает с ними. Если все будет хорошо, вручим ему ваш меч.
Танага и Ия пожали друг другу руки и подошли к беседке, где Санька играл с Ёши в шахматы.
Ёши знал о предстоящем испытании, и уже был благодарен Ие за то, что другие мастера никогда бы не сделали: она видела его злобу и высокомерие, могла бы просто унизить и высмеять его, вместо же этого упорно вбивала в него все новые приемы и истины.
Ия, как и ее отец когда-то, преклонялась перед боевыми искусствами: для нее это было своего рода религией, но не религией уничтожения и превосходства, а светом, к которому из разных уголков мирозданья  стремятся люди. В первую очередь, этот свет закаляет дух человека, ставшего на этот путь, помогает избавиться от своих неудач, перешагивая через «не могу», «не хочу», «не буду». Человек, преодолевая свои слабости, становится сильнее духом. Умирая каждый день на тренировках, он готовиться выжить в какой-нибудь трудной ситуации, спасти себя или еще кого-нибудь. Основная масса, овладев азами боле-менее, тут же прекращают занятия, ведь для того, чтобы кого-то обидеть или сделать больно, как правило, достаточно за пол года-год нарастить мышечную массу, нахвататься простых эффективных приемов и ударов. На земле есть пригорки, холмы, горы, небольшие и высоченные, на которые смотришь с восторгом и не веришь, что на них можно взобраться, но уж если кто-то и взбирается на эти вершины, то у них перехватывает дух от восторга. Человеческий организм достаточно мало изучен: вместо того, чтобы тратить деньги на увеличение жизни и улучшение здоровья, наоборот, огромные деньги тратят на уничтожение людей. Вот одной из задач боевого искусства и является создание нового человека: более чуткого, доброго, трудолюбивого и отзывчивого, ведь сколько людей помогает вам, пока придет умение и уверенность.
Так и Ёши в начале думал, что его знаний достаточно для того, чтобы быть предводителем клана, но отец столкнул его с другими людьми, из другой политической системы: сама система умерла, но остатки морали и лучших человеческих качеств, как оазисы в пустыне, встречались еще достаточно часто. Ёши увидел, что этим людям наплевать на трудности жизни, на материальные блага: они поделятся последним и отдадут, спасая тебя, даже свою жизнь. Но Ёши чувствовал: если такие люди станут на тропу войны, то будут так же беспощадны и жестоки, как иногда бывают они с отцом. Ёши знал, что не может быть дружбы между спасателями и убийцами: рано или поздно дружба прервется, или кому- придется измениться. Только работа, хлопотливая и изнуряющая, может изменить не только тело, но и душу человека.
Ия рисковала, обучая и так довольно подготовленного киллера, которому уже до их встречи было мало равных. Она с этими мыслями обратилась к Танаге.
; Ты права, - поддержал ее мастер. - Я уже сейчас понимаю, что многое в нашей работе надо будет изменить: смертей будет намного меньше — я тебе гарантирую. Мне кажется, Ёши тоже что-то осознает, и если это так, то все будет меняться к лучшему гораздо быстрее.
Еще в начале тренировок, изрядно измотав себя и Ёши, Ия сказала ему:
; Ты понимаешь, что у тебя своя жизнь, у меня — своя. Я могу с тобой поработать, не требуя от тебя никаких норм, правил, но если ты захочешь тренироваться со мной, то на тебя ляжет ряд требований: ты никогда не будешь обижать и тем более унижать слабых и беззащитных; мое слово на тренировке — закон; ты никого не будешь обучать тому, что узнаешь от меня; без моего согласия ты никогда не навредишь мне или моим близким.
И только после того, как Ия получила клятву от Ёши в присутствии Танаги и Саньки, она начала показывать Ёши новые связки, которые узнала на Дэнре.
Дни пролетали незаметно: Санька с Ёши тренировались, купались, ловили рыбу. Санька с Ией очень любили играть в футбол: они ходили в поселковую школу и там во дворе, на спортивной площадке, играли часа по два, почти каждый день. Ёши не очень любил футбол, но иногда и его втягивали в сражение (иначе это не назовешь): людей в хуторе было немного, но играли все, от мала до велика. Тэди обожал играть в футбол, в защите был зверем (и в прямом, и в переносном смысле): он так ловко отбивал мяч, даже играл головой, но чаще зубами. Так как он играл не честно и, увлекаясь, начинал рычать, лаять, когда у него забирали мяч, то его приходилось отправлять за ворота. Но, только Ия или Санька «зевнут», Тэди тут же летел перехватывать мяч.
Два месяца заканчивались: уже приехали, за неделю до испытания, десять лучших бойцов на мечах, каких только удалось найти. За три дня до испытания приехал Василий Иванович и привез троих ребят, которые также занимались сейчас вместе со всеми. Каждому из троих очень хотелось поработать с Ией: они, конечно, слышали, что она хорошо владеет мечом, но мало верили в это, потому что женщин, способных победить их, приехавшие не встречали. Санька, хоть и не любил работать с мечом, на палках дрался почем зря со всеми: и синяков на получал, и травм целую кучу.
Ия была довольна, глядя на счастливое лицо Танаги: тот гордился своим сыном, который уверенно «наступал Ие на пятки» - так хорошо и ловко он работал.
Ёши был в восторге: такой формы у него, конечно же, никогда не было, он бился с Ией, как ему казалось, уже на равных. Ёши понимал, что все свои приемы Ия ему не покажет, но и того, что она ему уже показала хватит для того, чтобы отрабатывать всю жизнь и на сколько угодно противников. Он очень хотел доказать отцу, что достоин их семейной реликвии, а еще лучше будет, если он победит Ию. Конечно же его била нервная дрожь: Ёши не мог и не должен был проиграть.
Василий Иванович намекал Ие, что мог бы устроить ее на службу в свое ведомство с хорошим окладом, но она, усмехнувшись, сказала, что им столько подарили Танага и Ёши на свадьбу, что и Петеньке не под силу будет потратить. Василий Иванович засмущался, но Ия, так же с улыбкой успокоила его:
; Вам, Василий Иванович, в нашем доме всегда рады, а если нужно кого-то обкатать или шлифонуть какие-то приемы, то всегда пожалуйста, - и Ия протянула генералу руку.
; Конечно, как пожелаешь, - уже с легким сердцем произнес генерал, пожимая ей руку.
Ия немного помолчала и добавила:
; Вы помните, какие у меня были неприятности, поэтому я хотела бы, чтобы обо мне, кроме вас, мало кто и знал, договорились?               
Генерал утвердительно кивнул:
; Конечно, я понимаю, так и будет.
Перед назначенным днем все довольно большой и, с виду, дружной компанией, до поздна дурачились и веселились, но спиртного никто не выпил ни капли.

Глава 26. Возвращение реликвии.

Утром назначенного дня все хорошо пробежались, размялись и часам к десяти отправились на большое поле за хутором: там паслись животные и поле было ровное с хорошей невысокой травой. Выбрали удобное местечко и участники начали готовиться к предстоящему бою: он должен проводиться на настоящих мечах в защитной экипировке. Танага с Ией провели жеребьевку: первым с Ёши будет биться немец Курт, имевший третий дан по карате-до и не знавший до этого поражений на деревянных мечах - бокенах.
День выдался пасмурным, дул легкий ветерок, редкие капли дождя срывались с туч, медленно плывших по небу.
Соперники настраивались, оба волновались. Ёши работал уже с настоящим мечом, но здесь все было по-другому: неосторожность, глупый выпад, несвоевременный уход — и ты не только проиграл, но можно отправиться и на небеса (поэтому дисциплина на всех секциях по боевым искусствам — железная).
Курт нервничал: он знал, что Ёши являлся наследником целого клана; за бой с ним, без победы, давали пятьдесят тысяч долларов, а за победу — целых пятьсот тысяч долларов!(значит на его победу никто не рассчитывает). «А зря», - подумал Курт.
Курт и Ёши сделали поклон Танаге с Ией, зрителям, потом, повернувшись, поприветствовали друг друга с ледяным спокойствием и презрительным взглядом. Курт ринулся на Ёши с ужасным криком, стараясь деморализовать и раздавить. Но Ёши, несколько раз отбив меч противника, провалился в сторону и провел мечом по груди Курта. Нужно было набрать три очка или три чистых победы. Победа, по идее, была чистой, поэтому Ия обозначила одно очко. Танага согласно кивнул. Теперь Курт был пособраннее: его не смутила случайная ошибка и он был благодарен Ие за то, что ему дали еще шанс. Курт атаковал сдержанно, но умело. Ёши стоило труда отбивать его атаки, но Курт ошибается, и — Ёши уходит в сторону, классически опустив меч на руки Курта, зарабатывая там самым еще одно очко. Было и так тепло (градусов двадцать пять), а надежная экипировка мало того, что прилично весила (килограмм двадцать), еще и мешала телу дышать, поэтому оба бойца обливались потом и тяжело дышали. Теперь уже завелся Ёши и, атакуя, показал, что отрубил бы ногу противнику: стало 3:0. Курт огорченно сделал поклон Ёши: ему казалось, что прошел час, хотя бой длился всего пятнадцать минут. Курту нечем было «крыть», сняв снаряжение, он увидел на ноге синяк в месте удара, хотя Ёши контролировал удар и нанес его, в принципе, аккуратно. Пожимая руку Курту, Ёши видел, что противник, действительно, достойный и, если бы не занятия с Ией до одури и до изнеможения, так просто он бы не отработал с Куртом.
Вторым был Генри — выходец древнего английского рода — и для него победить — дело чести. Генри было легче, кроме того, он слышал кое-что о Ёши, он еще и увидел как тот работает. Генри начал осторожно, но решительно теснить Ёши, и когда показалось — еще чуть-чуть и Ёши конец, - он, защитившись мечом, захватил руку Генри, вышел на болевой и отнял у него меч. Генри с раздувающимися ноздрями рванул на противника сразу после приветствия, Ёши парировал удар и тут же уколол Генри в грудь. Так как человек не чувствует боли и приобретает опыт, то ему кажется, что удача противника случайна: стоит немного подналечь - и все. Генри подналег, Ёши заблокировал удар и ударил пяткой в бедро, так как Генри еле держался на ногах, бой прервали.
Пять минут перерыва, и тетьим выходит Боб — бывший спецназовец, выше Ёши на голову и вдвое шире: меч в его здоровенных руках казался игрушкой. Боб уже знал, куда он потратит свои пол миллиона и не больно следил за поражением предыдущих претендентов, только скалился в улыбке, презрительно сплевывая в сторону доходяги-противника. Ёши это видел, и его это бесило, но он не зря изменился: посмотрев в сторону отца, увидел строгий, осуждающий взгляд и немного расслабился. Боб налетел на Ёши, как ураган, пытаясь «замочить его как козявку»: «козявка» была в замешательстве и злобно сопротивлялась. Минут пятнадцать они яростно нападали и защищались, пока Ёши не увернулся и не показал удар по руке, держащей меч. Боб был в ярости: он кричал Ёши, что ему — конец. Казалось еще капельку и этот «хлюпик» сломается. «Хлюпик» поднял глаза на Ию и оторопел: на него строго и осуждающе смотрела его учительница. Глядя на Ёши, Ия показала медленный вдох, выдох, вдох, выдох... Ёши повиновался: с каждым вдохом в него втекали силы, спокойствие и уверенность, а с выдохом уходили сомнения, усталость и неуверенность. Несколько вдохов и выдохов — ничего особенного — а перед Бобом стоял уже другой боец — спокойный и решительный. Успокоившись, Ёши снова взглянул на Ию: та мимикой показала - «а где же улыбка?». Ёши улыбнулся и увидел, как глупо выглядит перекошенное злобой лицо Боба. Боб рванул в атаку. Ёши отбил удар и, присев, рубанул Боба по ноге — 2:0. Ёши успокоился, а Боб, видя, как у него пытаются украсть мечту в денежном выражении, решил покончить с Ёши раз и навсегда: что только не вырывалось у него в сторону Ёши, а тот только улыбался ему в ответ. Эта улыбка и бесила Боба больше всего, а Ёши вспомнил, как он когда-то ненавидел Ию за ее идиотскую улыбочку и как она вылечила его от злобы. Ёши заблокировал несколько могучих ударов Боба, как когда-то Ия, провалился в сторону и так долбанул движущегося на него Боба, что ноги еще бежали вперед, а обмякшее тело стремилось назад. Бобу еще повезло: Ёши получил этот удар без защитного шлема.
Пока Бобу оказывали помощь, на бой вышел шотландец Эдвард. Как настоящий патриот своей страны, Эдвард одел шотландскую юбку даже на поединок. Шотландец был заметно впечатлен и слегка подавлен предыдущим боем, дважды Ёши легко заработал по очку. Ёши думал, что и в третий раз будет так же, но ошибся: продышавшись, Эдвард настроился и так прижал Ёши, что казалось тот вот-вот дрогнет и проиграет бой. Ёши выиграл, но в очень тяжелом и напряженном поединке.
Ёши дышал как загнанная лошадь, но опять под строгими взглядами Ии и отца продышался и успокоился. Работать приходилось предельно аккуратно, ведь мечи  настоящие и легко бы пронзили тело между пластинами, попади только.
Следующим был француз Жак, его прадедушки и дедушки преподавали фехтование, и он считался очень хорошим специалистом, несколько его учеников являлись чемпионами мира по фехтованию. Мастерство Жака было встречено бурей аплодисментов: все зрители рукоплескали его виртуозной технике, он был достойным приемником традиций, и будь бой на шпагах или, хотя бы, на саблях, то Ёши точно не поздоровилось бы. Меч Жака был двуручным и поэтому имел особенности владения им. Ёши дважды набрал по очку, но, уже немного устав, ошибся. Доля секунды — мы тратим их, прожигая, в жизни бессчетно и без оглядки, но не в бою: любой промах, любая ошибка — и ты без руки, без ноги, или вообще на небесах. Так и Ёши ошибся на мгновение, и Жак выиграл очко, уколов его в грудь. Болельщики бурно аплодировали Жаку, но тот понимал, что, в целом, бой проигран.
Шестым вышел испанец Хосе. С ним Ёши отработал легко, как на тренировке.
Седьмым был Австралиец Диего. Диего достойно дрался, но Ёши как буд-то подменили.
Восьмой и девятый бой оказались очень короткими и похожими: атака — укол, блок — укол, Ёши работал четко, как на показательных выступлениях, ему аплодировали.
Десятым был мастер ушу Джет. Джет встречался с Танагой и также, как Ия, щадя его самолюбие, работал с ним аккуратно. Джет видел, что Ёши - в высшей степени достойный противник, поэтому отнесся к бою осторожно. Уже минут пятнадцать они с Ёши кружили и изредка обменивались ударами. Джет был настоящим мастером: он виртуозно владел своим телом, и выпады Ёши проваливались в пустоту. Первое очко заработал Ёши благодаря приему, который нравился Ие, и она же ему его и показала. Джет удивился: он не слышал об этом приеме. Джет активизировался и вырвал у Ёши одно очко, силы были приблизительно равны. Третий раунд Джет и Ёши рубились с пол часа, истекая потом: трудно драться с равным по силе и умению противником. Изловчившись, Ёши вырвал у Джета еще одно очко, ставшее победным.
Проиграет Ёши или выиграет — все равно было видно, что он уже в ряду выдающихся бойцов и достоин реликвии своих предков.
Отцу Ёши пожимал руку дрожащей рукой, а когда Ия дружески, крепко, пожала ему руку, то Ёши сморщился от боли: видимо, Джет не раз травмировал его без очка.
Ёши тормошили, жали руку, поздравляли: несмотря на ошибки он все-таки стал чемпионом их маленькой компании, а если учесть, что это были лучшие мастера меча, которых только можно было найти, то это не так уж плохо.
То, что Ёши удалось обойтись без больших травм и увечий, была заслуга Ии: она так же, как и ее отец, считала, что кроме грубой физической силы в поединке должна если не присутствовать, то, хотя бы, подразумеваться красота. Годы тренировок в выбранном стиле формируют определенную и присущую иногда только этой школе манеру ведения боя, стойки, по которым сразу можно определить если не школу, то, уж точно, направление — каратэ-до, ушу, айки-до... Если до первых шагов демократии в России боевые искусства были труднодоступными, то сейчас почти все желающие могут попробовать свои силы. Главное в этом деле — найти хорошего тренера, ведь они обычные люди, а значит и подвержены всем слабостям. Со временем, с уменьшением морали в обществе и ослаблением влияния церкви боевые искусства придут в школы в виде физвоспитания, потому что они несут людям не только здоровье, но и моральные устои: нельзя воспитывать человека сильным, но невежественным. Хороший учитель формирует, в первую очередь, не воина, а личность, и нагрузки только помогают ему в этом. Многие родители могут обеспечить свое чадо чем угодно, что можно купить за деньги, но такие вещи как совесть, честь, патриотизм, самопожертвование, характер (в положительном смысле этого слова) все сложнее будет формировать дома. Одних людей, как и раньше, сплачивают религии, а для других — другая религия - это спорт.  Музыка, танцы, игры — не важно что — главное, чтобы ребенок рос здоровым, целеустремленным и счастливым, а к Богу каждый придет своей дорогой.
Так и Ёши: вчера он не знал, что такое стыдно, что там еще за мораль, родственные обязанности. Сила и презрение наполняли все его существо раньше, а сейчас отцу пожимал руку обычный, нормальный, с виду, даже учтивый парень, что-то в нем как бы прорвалось: ему впервые в жизни стало стыдно. Ёши был таким же как другие — чуть-чуть зевни, не дотренируйся — и победителем будет тот, кто трудолюбивее, упорнее, целеустремленнее. Ёши не знал почему, но подошел к отцу, обнял его и сказал: «Отец, прости меня. Я был неправ... Наверное, я был другим, - подумав, Ёши добавил, - я был болен».
После поединков все бросились купаться в оросительном канале, а, наплескавшись вволю, веселой компанией отправились к Ие.
Для такого количества людей двор был тесным, но этого никто не замечал: каждый ждал, когда Ия вручит Ёши реликвию его семьи. Кругом были одни загадки: почему этой девчонке Танага оставил меч? неужели она работает не хуже Ёши? почему меч вручает не Танага? почему все так сложно? с какой стати им отвалили такие «бабки»?!!.. - столько вопросов роилось в голове каждого участника этого маленького турнира. Почти все  в душе бунтовали: это они были достойны вручить Ёши семейную реликвию; это они рубились с ним наравных; это они сегодня, может быть, даже круче самого Танаги. Для них эта церемония была непонятна и из-за того, что меч вручал не Танага, а Ия, даже неприятна: надменность и высокомерие так и бурлили в глазах и жестах молодых воинов. Они были такими же, каким «вчера» был Ёши.
Когда Ия вынесла меч в ножнах, Танага согнулся в поклоне, и все, без исключения, присутствующие сделали поклон вслед за ним: Танага был легендой, непререкаемым авторитетом для собравшихся. Танага сел на колени, и все сделали то же, стояла только Ия и не знала, что делать и что говорить: она видела, что прибывшие бойцы ее откровенно презирали, как недавно Ёши.
Но Ёши стал другим: он держал осколок меча, который  хотел обменять на семейную реликвию. Ёши знал, что Ия может не отдать меч, а, став с ним сейчас в спарринг, посмеяться над ним, раздавить и его и его самолюбие: она имела на это право, а, главное, возможность. Ёши понимал, что еще не готов так, как хотелось бы, что он такой же недоумок, как эти воины, съехавшиеся со всей Земли. Ёши стыдился за свое поведение: недавно он тоже, как и эти ребята, был надменным и высокомерным, кичился своей силой и удалью, не понимал, о чем ему талдычит отец, для чего нужно еще совершенствоваться, для чего нужны какие-то традиции и, тем более, что-то там чтить. Ёши понял только сейчас: для того, чтобы получить такой меч, нужно, по крайней мере, стать призером Межгалактического турнира, и его предки были лучшими воинами во Вселенной, ее гордостью и надеждой. Теперь он точно знал, что вручает ему меч предков сама Королева меча — единственная женщина-воин в нашей Вселенной ставшая победителем межгалактического турнира за всю историю Мирозданья — и очень гордился этим.
Осколок врезался до боли в руку Ёши, начала капать кровь, но он этого не замечал.
Ия, медленно вытаскивая меч из ножен, заговорила вслух:
; Таких мечей на Земле немного, если еще можно найти, хоть один. Предки Ёши были очень достойными воинами, потому что они имели честь представлять нашу планету на Межгалактическом турнире, а этот меч доказывает, что они стали призерами, потому что такие мечи дарят только участникам, занявшим с первого по третье место, и передают по месту жительства.
Ия подошла к деревянному столбику, сантиметров пятнадцать шириной и высотой метра два, сделала несколько рубящих движений и мгновенно, как учил Танага, спрятала меч в ножны. Столбик не шелохнулся. Ия слегка нажала на столбик указательным пальцем, и тот развалился на несколько наискось изрубленных поленцев. Затем она кивнула Саньке, и тот притащил толстую, диаметром двадцать пять миллиметров, арматурину и воткнул ее. Ия повернулась к ней лицом и также резко рубанула по арматуре: отрубленный кусок упал на землю. Она начала часто-часто рубить арматуру, пока не осталось от земли пятьдесят сантиметров. Ия взяла меч, держа его на вытянутой руке, а в другой руке держа ножны, прошла возле сидящих рядом и показала — ни одной зазубринки: лезвие осталось идеально острым. Медленно вкладывая меч в ножны, Ия подошла к Ёши и опустилась перед ним на колени. Она протянула руку, Ёши протянул ей с поклоном осколок меча и застыл с опущенной головой и вытянутыми вперед двумя руками с осколком меча.
Помолчав немного, Ия сурово продолжала:
; Ты понимаешь, какую берешь ответственность на себя, принимая реликвию своей семьи?
Ёши кивнул.
; Ты понимаешь, что еще не отвечаешь лучшим традициям своей семьи?
Ёши кивнул.
; Готов ли ты, не щадя сил, хранить, развивать и защищать лучшие традиции воинов твоего клана?
Ёши кивнул и сказал:
; Готов.
; Тогда прими этот меч как символ гордости твоими предками и будь достойным этой чести.
Танага видел как по лицу сына катились слезы, когда Ия передавала Ёши двумя руками меч, и не мог удержать своих.
Ёши чуть открыл, казалось бы, знакомый с детства меч и поцеловал его. В Ёши бушевали уже другие чувства: гордости, почтения, желания сделать все, чтобы отец мог им гордиться. Ёши сделал поклон Ие и подошел к отцу.
Танага был растроган и немного растерян: смотрел на своего сына и не верил, что это он. Танага подумал: «Вот бы дожила до этого дня жена, чтобы увидела, каким стал наш сын!» Ведь даже он «махнул рукой» на Ёши и на его выходки. Резкость, жестокость, цинизм и безжалостность постепенно сменились на рассудительность, самокритичность, а по отношению к отцу и Ие — так даже на тактичность и учтивость.
Глядя на слезы отца, Ёши понял, что за суровостью и строгостью скрывается простой человек, который, как и другие родители, любил своего сына и очень им гордился. Ёши подошел, сделал отцу поклон, и они обнялись.
; Молодец! - похвалил Танага. - Я горжусь тобой. Но твоя победа не в них, - он показал большим пальцем себе за спину — а в тебе самом. Самое трудное — победить себя: свои заблуждения, свой характер, изменив свои взгляды, заставить себя учиться, открыть для себя другой Мир. Мир добра и справедливости, чести и достоинства, самопожертвования и мужества не многих прельщает: там надо себя отдавать ради счастья других. Но кто увидел этот мир, тот откроет для себя очень много нового и удивительного, а главное: приятного и даже радостного.
Ёши смутился.
; Отец, это больше ее заслуга, чем моя.
Ёши взял одной рукой руку Ии, а второй держал меч. Он сделал короткий поклон Ие и сказал ей: «Это все благодаря тебе. Ты посмотри — отец на меня не сердится; я уже не такой хам и пошляк, как раньше. Ты, наверное, колдунья?!»
Речь прервал Санька: он подбежал к Ёши, «сгреб его в охапку», начал радостно трясти и поздравлять. Ёши, сердясь, хотел поймать Саньку на болевой и легко отделаться от него, но Санька ловко уворачивался и уходил от захватов. Теперь подошли другие, тоже поздравили Ёши и попросили показать меч. Он радостно демонстрировал свое сокровище, не выпуская его из рук.

Глава 27. За все надо платить.

Участники турнира получили деньги, как и было обещано, по пятьдесят тысяч долларов каждый, но никто не прощался: в их компании стоял гвалт и ругань.
Танага спросил Ёши:
; Что там происходит?
Ёши ответил:
; Ребята слышали, что Ия с тобой дралась, но не верят, что она была достойной вручать меч нашему клану.
Танага подошел к бунтующей компашке:
; Вы что, считаете меня недостаточно авторитетным?! - и он грозно сверкнул глазами, оглядывая каждого, стремясь посмотреть в глаза. - Вы считаете, что я выжил из ума и доверил свою реликвию случайному человеку?
; Нет мы не считаем так и глубоко вас уважаем, - сказал Джет с поклоном, - но мы бы хотели проучить выскочку.
; Проучить выскочку?! - ядовито и презрительно улыбнулся Танага. - Так хотите, что готовы выставить свои заработанные деньги против нее?
Все дружно загалдели:
; Да !Да! Хотим!
; И, небось, хотите жесткого спарринга: до первой крови или сдачи?
; Это было бы вообще здорово!
; Хорошо, - сказал Танага. - Я попрошу ее принять ваш вызов, но о деньгах знаем только мы с вами, иначе — она откажется.
Танага подошел к Ие, которая весело болтала с Санькой.
; Ия, - обратился Танага, - ты не могла бы сделать мне одолжение?
; Да. Все, что угодно, было бы в моих силах, - ответила Ия на заданный вопрос Танаги.
; Вон те ребята, - показал Танага, - бунтуют и считают тебя недостойной вручать не только реликвию моего клана, но и вообще что либо в их присутствии. Ёши не удалось сбить с них спесь. Они у тебя в гостях: накормлены, напоены, их уважают, им дали огромные деньги, но им этого мало — они хотят еще славы, почестей или еще чего. Ты не могла бы немного размяться и порадовать меня-старика.
; Они, небось, хотят фул- контакт? - улыбнулась ехидненько Ия.
Танага кивнул.
; Вы знаете, я давно мечтала поработать с несколькими противниками, тем более фул-контакт. Я хочу выйти против всех сразу. Ёши, ты с ними? - и уже ледяным взглядом посмотрела на Ёши.
Ёши, улыбаясь, отрицательно мотал головой.
; Ну, и на этом спасибо, - уже придя в себя, от нахлынувшего внезапно бешенства, сказала Ия.
Теперь она жила схваткой, ее будоражила идея боя с такой оравой: «Смогу или нет? - застряло у нее в  голове. - А вдруг опозорюсь и Танагу подведу?»
; Я не подведу вас, если у меня не получится? - спросила Ия Танагу.
; Да нет, что ты, - ответил тот.
; Хорошо, - сказала Ия, - фул-контакт, так фул-контакт. Выходят все  десять сразу с учебными стальными мечами и без защиты. Я буду готова через двадцать минут.
Ия подошла к сыну, взяла Петеньку на руки и весело ему начала объяснять: «Сейчас твоей мамке достанется. Если мало тренировалась, то надают по пятое число».
Санька пытался Ию отговорить, но она так на него посмотрела, что он осекся и умолк. Ия поцеловала Петеньку, потом Саньку: «Ваше дело болеть за мамку и пожалеть, когда ее на дубасят. Понятно?» - «Понятно», - неохотно процедил Санька.
Противники Ии зубоскалили и отпускали злые шуточки в ее адрес. А когда увидели Ию в спортивных брюках и вмайке- борцовке с собранными в пучок волосами, то грохнули все, чуть не покатываясь со смеха. Она стояла, держа в руках деревянный меч из странного прочнейшего дерева, которым еще упражнялся ее отец, и черный кусок ткани.
Она сделала поклон противникам и сказала:
; Атакуйте по команде: все сразу или по очереди, как хотите.
Сказав это, Ия попросила Танагу завязать ей глаза. Танагу распирало улыбнуться, но он овладел собой и, завязав Ие глаза, отошел.
Ия расслабилась, вошла сначала в одно состояние, потом в другое, и платок как будто исчез: она видела прекрасно, все и всех.
Одни кружили пальцем у виска, другие злобно сплюнули: такой наглости и неуважения к мировой элите воинов они не ожидали. Они не знали, что обычным мечом нельзя было разрубить Иину палку, не знали, что эта палка чуть легче их металлических мечей, но если меч легче, то скорость владения им — выше.
Ия подняла руку и, опустив ее, сказала: «Начали!»
Всем сразу неудобно нападать, поэтому на Ию ринулись полукругом. Первыми к Ие добежали Генри и Боб. Боб знал, что если саданет Ию, то перебьет ей все, что попадется, а если по голове — ей не жить. Боб размахнулся и со всей силы рубанул по голове стоящую без движения девушку с завязанными глазами со словами: «Сдохни, сука!». Но он не успел договорить: в момент касания стальной пластиной головы Ия ушла в сторону, заблокировав удар, и так саданула в зубы деревянной рукоятью, что Боб с оторванной нижней челюстью и выбитыми зубами в верхней рухнул, не успев понять, что с ним произошло.
Ёши передернуло: он теперь понял, что Ия сдержала тогда удар.
Генри с разбега также пытался разрубить Ию, но она подняла двумя руками палку, заблокировав удар, и ногой зарядила Генри между ног,  и как только нагрузка меча исчезла, одной рукой ткнула ему в горло: хрипя и харкая кровью рухнул и Генри.
Боба уже перепрыгивал Курт и хотел проткнуть Ию своим мечом. Она же, чуть сместившись влево, держа левую руку вверху, а правую внизу палки,  увела меч вправо. Получив пружину для удара, Ия нижним концом палки ударила в зубы, а вторым добавила по затылку двигающегося по инерции Курта.
Веселость сдуло, как ветром, и остальные перли уже не так нагло.
Ию осторожно поджимали Жак и Хосе. Она сама атаковала Жака раза три. Ия атаковала в голову, чуть акцентировала верхний удар. Жак поднапрягся, парируя его, она же — молниеносным движением понизила уровень атаки и перебила ему ногу. Хосе уже почти достал Ию, но она подставила под углом палку. Меч ушел за спину, а Ия рубанула Хосе по рукам, перебив их не хуже, чем мечом.
Шотландец налетел на Ию, осыпав градом ударов. Отходя, Ия подсекла ногу, которую ставил Эдвард: он чуть потерял равновесие, и страшный удар по голове заставил его потерять сознание.
Четверо оставшихся взяли под руководством Джета Ию в круг. Со спины ее попытался рубануть мексиканец одновременно с бразильцем. Уходя от бразильца, она заблокировала меч мексиканца и ударила его по голове, остановила атаку бразильца и так же сильно ткнула одним концом палки в грудь, другим ударила в лицо.
Остались Диего и Джет: они грамотно расположились по диаметру и двигались по кругу вокруг Ии. Она не стала ждать и напала на Диего, перебив ему ногу и повернулась к Джету. Джет был осторожен, и бой затянулся. Ия ждала нападения. Джет нервничал: ему и в голову бы никогда не пришло, что его так легко кто-то сможет смутить. В него закрались страх и неуверенность. Чтобы отогнать их, Джет ринулся в атаку. Ия ушла с блоком и рубанула его по левой руке: часть предплечья с кистью безвольно повисли. Но Джет продолжал бой: ему очень нужны были деньги. Ия перешла в атаку. Одной рукой труднее защищаться: Джет ошибся и получил сначала тычок в ногу, а когда перестал двигаться, Ия ткнула его одним концом в грудь, а вторым добила в голову.
Она сделала всем противникам поклон и подошла к Танаге. Чуть улыбнувшись, Ия спросила: «Надеюсь, я вас не разочаровала?»
Танага снял ей повязку со словами: «Сколько смотрю, как ты работаешь, и никак не налюбуюсь».
Ия поцеловала  Петеньку и спросила Саньку:
; А ты, нытик, болел за меня?
; С тобой заболеть можно или инфаркт получить, - бурчал Санька, подставляя щеку. - Ты хоть представляешь, что было бы, если б, хоть один, тебя долбанул бы.
; Всю жизнь бы улыбалась. Так у вас, кажется говорят?
; Так, так, - шутила Ия, пожимая руку остряку Ёши и Василию Ивановичу, которые с восторгом хвалили ее на перебой.
Травмы были не особо тяжелые, кроме вывернутой и раздробленной челюсти у Боба. Руки и ноги проще лечатся, хотя после удара палкой столько осколков надо удалять. Кроме шока болевого, участники «разборки» получили изрядный моральный шок. Все деньги перекочевали к Танаге: он оплатил только лечение и дорогу домой. Оставшиеся триста сорок тысяч долларов Танага отдал Саньке, предупредив: «Чтобы Ие ни слова». Горе-бойцы были не просто удивлены, а ошарашены и ошеломлены: уезжали домой как побитые собаки. Ие удалось сбить с них спесь: почти все прислали извинения за недостойное поведение. Когда Ия просмотрела видеозапись, то поняла, что здорово и неоправданно рисковала. У нее болела нога в бедре, и на теле ныли несколько темных синяков.
Ия слышала легенду, как великого мастера меча победили деревянным мечом, и мечтала где-нибудь, когда-нибудь попробовать. Вот ее мечта  и сбылась: удалось проучить зарвавшихся мужиков, хотя все равно было немного неприятно и грустно. «Ну, почему нельзя вести себя по-человечески?» Ведь не сама же она напросилась на схватку: никого не оскорбила, никому дороги не переходила. Зачем же было так нагло себя вести, что не оставили ей выбора, не дали возможности работать аккуратно, потому что всем подавай фул-контакт.
Вечером Ёши закатил опять пир с фейерверками, салютом, неприятные моменты ушли и забылись.
Ближе к полуночи Ёши умоляюще попросил Ию включить корону. Под натиском гостей Ия согласилась, и минут пять полыхало сияние небывалой красоты. Ёши смотрел и думал: «Куда я смотрел раньше? Такой уже мне не найти».
Ёши был очень благодарен Ие: если бы не она, не ее мастерство и доброжелательность, он вряд ли набрал бы такую великолепную форму и не скоро порадовал бы отца. Ёши понимал, что победить Ию удастся нескоро, если вообще удастся, потому что в реальном бою все по-другому: вжик — и тебя уже нет. «Ие же, после боя насмерть, этот турнир по случаю был, конечно же, не очень сложен. Она сама его усложнила до глупости: сразу затеяла бой со всей оравой. Ну, ладно с деревянным мечом, но зачем же завязывать глаза?!!» Стоит Ёши вспомнить о том, как Ия их всех «уделала» легко и как лохов, так все его существо наполнялось трепетом и восторгом. Кино посмотреть — это одно; один на один — другое, а вот выйти к десяти злобным, тренированным, желающим тебя порвать мужикам — ему это, пока, не под силу. Ёши вспомнил, какие у них были морды: наглые и надменные перед боем. Они даже в плохом сне себе не представили бы, что за несколько минут, какая-то «деревенская клуша», как раньше думал и сам Ёши, лишит их всех заработанных с такой легкостью денег. Ёши наука обошлась дешевле.
На следующий день веселая компания собралась на море. Ёши хотел не ехать, но с ними была Ия, а ему очень приятно находиться с ней, хотя бы рядом. Ёши сначала раздражало Санькино панибратство, он реагировал на Ёши, как на лучшего друга: то запрыгнет на шею, то стул вытащит, когда Ёши садится, то еще какую-нибудь пакость изобретет. У Саньки, кроме Ии, вообщем-то и друзей-то не было — вот он Ёши и изводил своей «любовью».
Город, в который они приехали, назывался городом-героем. Сразу видно, что город был рабочий: боле менее сделаны только центральные улицы, чуть отъедешь — ямы да колдобины. В городе море казалось не очень чистым, и они уехали за город. Море — всегда море: у него своя красота и несмотря на то, что оно не могло сравниться с их домом на берегу океана и их горами ни высотой, ни красотою, Ёши все-равно стало весело: все дурачились, брызгались, он держал на руках Петеньку, тот  радостно нырял и плескался. Потом решили устроить заплывы: до буйка и обратно, туда и назад — метров двести. Танаге отдали Петеньку, и он дал команду на старт: двадцать человек рванули, как на чемпионате. Вперед вырвались Ёши, Ия и Санька. На буйке Ия отстала, а догнал их капитан, приехавший с Василием Ивановичем. Как ни старался Санька, Ёши с капитаном обгнали его: первым приплыл Ёши и был очень рад. Когда вернулись домой, Санька предложил всем побороться, но дураков бороться с Санькой не нашлось: у Ёши была травма, согласился только капитан, которого звали Лешей. Намяв Леше бока и сделав с десяток выходов на болевой, Санька, казалось бы, должен был успокоиться, но он затеял стрельбу из лука. Блеснуть Саньке не удалось: первое место занял Танага, второе Ёши, третье - Василий Иванович и Санька. Санька не сдавался и пошел за арбалетом. В стрельбе из арбалета он оказался самым метким  и, гордо пройдясь по самолюбию всех участников, предложил пометать ножи. На удивление всем выиграл капитан Леша: с виду тихий и незаметный.
Когда стемнело, как на романтическом вечере, при свечах, гости попробовали вино, которое делала Ия по маминым рецептам.
Кубань опять набирала обороты в виноделии и виноградарстве: появлялись как новые сорта винограда в изобилии, так и новые вина.
Танага не зря хвалил хозяйку: вина, которыми Ия угощала не уступали дорогим винам, которые Танага с Ёши выискивали по всему свету, будучи истинными гурманами. Первые и последующие тосты были за хозяйку и за гостеприимный дом. Места было не очень много, но всем хватало, каждый остался доволен: очень трудно найти компанию, в которой тебе будет уютно и хорошо, при этом не важно пьешь ты вино или чай,  ломится стол от разнообразия или одна картошка на столе.
Ночью, Ёши с Санькой опять устроили канонаду: салют они обожали и радовались как дети. В их компании равнодушных к фиерии огоньков не было.
Когда гости разъехались, Ия вздохнула и сказала:
; Ну, вот , одной проблемой меньше: Ёши забрал свой меч.
; Да, - ответил Санька. - А он здорово изменился. Помнишь, как Ёши первые разы приезжал, так он тебя в упор не видел, даже ненавидел. А сейчас, - Санька лукаво улыбался, - кажется, он на тебя запал.
; Да ну тебя! - с видимым смущением отмахнулась Ия. - Скажешь тоже...
; Да я что против: пока Ёши тут, нам нянька для Петеньки не нужна.
Они оба засмеялись: так оно и было.
Ия хотела сделать спортивную школу, о которой они мечтали с папой, чтобы набрать ребят из интерната и на базе карате-до привить дисциплину и работоспособность ребятам, готовить хороших бойцов, которые сразу будут востребованы: как в армии, так и в милиции, в охране — да и в любом месте, где нужны крепкие ребята. Раньше у Ии с Санькой для этого не было ни возможности, ни денег, а теперь появилось и то и другое.
Демократы шуровали по стране, и в их хуторе уже все, что можно, разворовали и закрыли: садик давно продали, а теперь потихоньку хотели закрыть школу и клуб, чтобы продать их повыгоднее. Ия ходила и просила главу поселения отдать школу ей под спортивный интернат -  отказали. Тогда Ия попросила Василия Ивановича посодействовать: оказалось, он обладает даром внушения: неизвестно, что там Василий Иванович обещал главе местной администрации, но она в корне изменила отношение и к Ие и к ее затее, предлагая теперь уже любую помощь, все лучшее — детям.
Ия намекнула, что с нее магарыч, как водится: главу аж перекосило от возмущения, граничащего со страхом:
; Что ты?! Что ты?! Не смей даже думать! Ты за кого меня принимаешь?! Россия держится на энтузиастах, а наш долг - вам помогать!
Ия забегала по инстанциям, собирая нужные бумаги, а Санька няньчился с Петенькой.
Из их маленького щенка вырос здоровенный пес, строгий и послушный. Ия с Петенькой в нем души не чаяли, а за дисциплиной и обучением следил Санька. Куда бы они не шли, Тэди что-нибудь тащил и если ему не давали, то клянчил, поскуливая.
Ия была счастлива: у нее есть все, о чем только можно мечтать. Даже когда она засыпала, то брала Санькину руку в свою и до изнеможения гуляла, разгадывая красоты других планет. Она, как ребенок, радовалась, когда находила что-то похожее на растения или животных с Земли и донимала Саньку: «Оттуда к нам прибыли они или нет?» Когда ее «клинило» от любопытства и она требовала узнать, Санька через МК уточнял и, как правило, говорил: «Нет. Не оттуда». - «А откуда?» - тут же загоралась Ия, но ее любопытство угасало под строгим взглядом Саньки: «Будешь много — быстро состаришься. Да смотри, не болтай, чего не надо! Многие еще сто лет будут уверенны, что мы с тобой произошли от обезьяны». Саньке почти всегда удавалось разногласия гасить шуткой.
Пете исполнилось четыре годика, и он с мамой и папой ходил на тренировки, а Тэди на тренировках скучал, потому что его выгоняли на улицу. Петенька уже сидел на шпагате, и на продольном, и на поперечном, старательно учил удары: дети легко выдерживают нагрузки; на занятиях, как и в шалостях, они неутомимы. Папа и мама, как и все родители, души в Петеньке не чаяли.
Как обычно, с тренировок приходили, еле таща ноги, потому что, кроме занятий по боевым искусствам, еще играли в баскетбол, ведь Ия его обожала, и в футбол, потому что его любил Санька.

Глава 28. Визит второго заместителя дьявола.

Санька куда-то вышел; Ия прилегла и с удовольствием поставила на подлокотники гудящие от усталости ноги; Петенька возился с Тэди; в телевизоре звучала музыка. Вдруг в комнате появился человек (Ия его не видела).
Постояв немного, человек поздоровался:
; Ну, что? Всем приветик!
Ия медленно повернулась: мурашки пробежали по телу, волосы, казалось, встали дыбом. Гостя нельзя было перепутать ни с кем: черная одежда с искорками была темнее ночи. Ия не знала, кто это, но с трех раз можно запросто догадаться. Она, едва проглотив комок в горле, спросила резко осевшим голосом:
; С кем имею честь?
Гость был доволен произведенным эффектом появления и тем, что смутил эту выскочку: он знал, что она сделала со Стоном и его распирало «нагадить» ей, заставить ее страдать душевно, утопить ее в боли. Стон был его «корешем»: они «отрывались с ним по полной», обожали мучать, пытать, раздавливать. Теперь он ни с кем не мог сойтись так близко и это его убивало: ему не хватало Стона. Он бы давно уделал эту девку, но хозяин не позволял, и теперь ему дали задание снова попробовать вернуть меч. За вкрадчивым голосом клокотали злоба и ненависть.
; Ну и как наша красивая мамочка? Не желает вернуть чужую игрушку? - проговорил гость.
Тэди, злобно рычавший, медленно начал приближаться к гостю.
Петенька взял Тэди за ошейник и поучительно сказал: «Нельзя бросаться на гостей». Сказав Тэди «сидеть», Петенька сам подошел к гостю:
; Привет, а как тебя зовут?
; Не тебя, а вас, - поправила Ия.
; Мое имя — Пирус. Мой друг был немного знаком с твоей мамой, и она у него кое-что забрала, что ни ему, ни ей не принадлежит.
; Мам, а ведь ты говорила, что чужое брать нельзя, - придирчиво прицепился Петенька.
; Вот-вот, - поддержал его Пирус, - и я об этом же.
; Ух ты! - сказал Петенька, беря гостя за руку. - У тебя волшебная одежда?! Где достал, скажи маме: я тоже такую хочу.
; Сначала вырасти, нагреши выше головы, делай людям больно и когда-нибудь, может, и у тебя такая будет.
; Тогда не будет, - разочарованно проговорил мальчик. - Мама с папой не разрешат.
; Если доживут, ехидно усмехнувшись, добавил Пирус.
; Итак, ты готова отдать хозяину его вещь? - сурово, глядя с ненавистью на Ию, спросил гость.
; Я у него ничего не брала, - справившись с дрожью в голосе, ответила Ия.
; Да — не у него, но у Стона ты взяла чужую вещь.
; Если бы Стон победил, он взял бы мою: и ты прекрасно это знаешь.
; Значит: девочка по-хорошему не хочет. Это твой окончательный ответ?
; Да. Окончательный, - сказала Ия.
Не успела она закончить фразу, как Пирус взмахнул рукой, и Ию перекосило от дикой боли.
; Ты зря делаешь маме больно, - напутствовал Пируса Петенька. - Если ты ее рассердишь, тебе не поздоровиться.
Пока на мгновение Петенька отвлек незванного гостя из Преисподней, Ия, превозмогая дикую боль, как и раньше с самим хозяином Преисподней, закрылась светлым мечом, и вся энергия, которую выплеснул на нее Пирус со словами «посмотрим, как она сердится» поглотилась мечом. Если бы не меч, защищавший Ию, то Пирус сломал бы ей психику. Пирус почувствовал, что может переборщить: Ию он не боялся, но знал, что в лице Императора наживет себе врага. Но Пирусу сейчас главное — не рассердить своего хозяина. Он убрал энергию боли: Ия рухнула как подкошенная.
; Вот это да! - проговорил Петенька. - Ты смог свалить маму, даже не дотрагиваясь до нее, это значит тубя нельзя убить и мечом?
; Да, железякой меня нельзя убить.
Пирус наклонился и, взяв мальчика на руки, хотел заглянуть ему в глаза.
Тэди бросился на непрошенного гостя. Пирус вытянул руку в его сторону, и Тэди замер, как статуя.
Увидев это, Петенька оторопел от восторга:
; Ух, ты! А можешь: отомри и опять замри?
; Могу, - сказал Пирус. - Отомри! - И только Тэди приблизился, сказал — Замри! - Тэди замер уже на полу.
; Отпусти меня, - затормошил Пируса Петенька.
Тот опустил ребенка на пол. Петенька подбежал к Тэди: пес, как неживой,  замер на полу. Обойдя Тэди, Петенька увидел улыбающегося Пируса и попросил: «Оживи его, пожалуйста». Пирус сказал: «Сидеть» - и вдохнул жизнь в Тэди. Тэди, поскуливая, ткнулся носом в грудь мальчика.
; Не бойся, - гладил его Петенька, - это дядя так играет. Если он не рассердит маму, то мы с ним подружимся. Он, наверное, много чего умеет.
; Не подружимся, - едва шевеля языком, больше просипела, чем проговорила, застонав, Ия. - Он не за этим сюда пришел.
; Ну, что? Мозги немного промылись? - ехидненько спросил Пирус. - Готова говорить как большая девочка? Мы, вот, уже почти подружились с твоим сыном.
В это время Петенька подбежал к стонущей маме и спросил:
; Тебе больно? Ты не смогла отразить его удар?
; Да, не смогла, зайчик. Вот поэтому и надо всегда тренироваться, чтобы однажды суметь его отразить.
; Ну, что? Ты отдашь? Я спрашиваю последний раз, - гость торопился: он знал, что скоро войдет Санька и помешает ему, а второго раза уже не будет.
; Да я скорее сдохну, чем отдам тебе его.
; Нет, стерва: сначала ты увидишь, как сдохнет твой щенок.
И с этими словами Пирус схватил Петеньку и оторвал от матери. Петенька обиженно заплакал:
; Ты зачем так? Мне же больно и маме тоже.
; Сейчас будет еще больнее, - сказал Пирус и швырнул Петеньку к лапам собаки. - Взять его!
Тэди, как под гипнозом, прижал Петеньку к полу зубами за горло.
; Тэди, Тэди, это же я, - шептал Птенька, едва проговаривая слова. - Нельзя, Тэди.
; Сильнее, - процедил Пирус.
И Тэди сдавил сильнее: мальчик засучил ножками по полу.
; Ну, сука!!! - зашипел Пирус, злобно глядя Ие в глаза.
Но из ее глаз навстречу ему неслась такая же лютая и неистребимая злоба, как и в нем самом.
 - Не трогай ребенка! - едва выдавила из себя Ия.
Увидев, что Ия не покорилась, Пирус дал команду : «Дави его!». После этого Ия нажала кнопку дегализации, и тишину их домика разорвал дикий крик непрошенного гостя: он был лишь несколько секунд, но такой страшный и душераздирающий, что, казалось, запомнишь его на всю жизнь.
Когда влетел Санька, все было кончено: непрошенный гость исчез, исчез и Тэди, на полу осталась пыль похожая на пепел. Когда Тэди прошел точку, за которой мог быть вред ребенку, включилась защита и испепелила Тэди, как непосредственную угрозу. Санька бросился к Петеньке: кровь текла по рваным ранам на горле, и на полу образовалась приличная лужа. Папа положил левую руку сыну под горлышко, правую над ним и, закрыв глаза, подключился к МК.
 - Ничего страшного, - сказал ему МК. - Ты же знаешь без дела я не могу вмешиваться: у мальчика экран, ему нельзя навредить.
; Кто это был? - спросил Император.
; Второй зам Тротертам Ванберсана, - ответил МК. - Вторая попытка, и не придерешься: он, как бы, не причем.
Санька открыл глаза: Петенька мирно спал на его руках, а на местах рваных ран остались лишь розовые шрамики. Папа прижал к груди свое сокровище и увидел, как Ия пытается подползти к ним, но сил у нее не хватает. Она потеряла голос и что-то сипела шепотом, протягивая к нему руку. Санька подошел и, взяв Ию второй рукой под руки, посадил на диван, положив ей на руки Петеньку со словами: «У него все хорошо, ран нет, он просто спит». После этих слов  у Ии хлынули слезы, началась истерика. Она прижалась к Саньке и, горько рыдая, шептала: «Я ведь — идиотка — могла его убить, представляешь?! Какая я тупая дура, ведь не будь у Петеньки защиты, пришлось бы отдать этот меч к чертовой матери!».
Прижавшись к Саньке, Ия рыдала уже меньше и слала хвалы Создателю за то, что у нее такой замечательный муж. Она еще не знала, кто он и какую силу имеет, но уже была ему бесконечно благодарна и за свою жизнь, и за жизнь Петеньки. Ию распирала гордость, что именно у нее такое сокровище и, как ей казалось, которое любит ее и Петеньку больше своей жизни. Когда уложили Петеньку спать и уединились в спальне, первый раз Санька услышал о себе столько хорошего и замечательного, что растрогался, а когда Ия сказала, что давно уже любит его, то и у него невольно потекли слезы.
На следующий день всей семьей хоронили останки Тэди в конце огорода: Ия с Санькой понимали, что Тэди невиновен и сопротивлялся изо всех сил, но на душе все равно было горько. Похоронив останки Тэди, все помолчали, вспоминая, каким он был веселым и замечательным.
; Мы еще с ним встретимся? - спросил Петенька. - Или это навсегда?
; Я уверен, что встретимся, - ответил папа, - потому что в Тэди жила душа твоего дедушки.
; А душа умирает после смерти?
; Нет, зайчик, не умирает: она опять во что-нибудь вселяется, пока ей не разрешат вселиться в человека.
Петенька помахал могилке ручкой и сказал: «Я буду к тебе приходить».

Глава 29. Трудно дружить с самим Владыкой Преисподней.

Недельки через три, зайдя в комнату, где играл Петенька, Ия обнаружила, что сын в комнате не один: рядом с ним сидел на полу, скрестив ноги,  сам Владыка Преисподней.
Ия хотела что-то сказать, но в горле пересохло, и язык не слушался, а волосы, казалось, медленно, очень медленно встают дыбом, и все существо наполняет дикий страх.
Видя, что хозяйка в ужасе и даже не пытается дерзить, Владыка начал первым:
; Значит, преступления против могущества Преисподней продолжаются. И ты думаешь, что тебе все сойдет с рук?
; Не все, но, я думаю, сойдет, - сказал вошедший в комнату Император. - Ты почему без приглашения?
; Да потому, что здесь я у себя дома, а где мне быть и сколько, решаю только я. 
Император понимал:  пока его душа в теле землянина, Владыка может с ним не церемониться.
Между тем Владыка обратился к Петеньке:
; Тебя дядя обидел, который приходил?
; Да, он сделал мне очень больно. Я хотел с ним подружиться, а он убил Тэди, - и на глазах ребенка блеснули слезы.
; Он не мог быть тебе другом, потому что твоя мать убила его друга, а он только и жил жаждой мести, и твоей маме очень повезло, что их обоих больше нет и не будет. Хочешь быть моим другом?
Для папы и мамы, казалось, время остановилось: они в ужасе стояли и ждали, что же будет дальше. Тротертам Ванберсан протянул руку Петеньке, как равному. Петенька недоверчиво посмотрел на него и спросил:
; А ты мне, как тот дядя, больно не сделаешь?
; Тебе никто больше больно не посмеет сделать, - отвечал Владыка, как гвозди вбивая каждое слово.
; И с папой и мамой не будешь ссориться?
; Если они не будут лезть в мои дела.
; Пап, мам, вы не будете лезть в дядины дела?
Папа и мама отрицательно покачали головой и произнесли: «Нет, не будем».
; Ну, тогда давай дружить! - и Петенька протянул свою ручку, вложив ее в могучую руку Владыки.
; Ух, ты! Какой ты сильный! - сказал Петенька. - Прям как мой папа!
; Устами младенца глаголит истина, с усмешкой произнес Тротертам  Ванберсан и взял малыша на руки. - Если захочешь со мной поболтать, начерти перед собой пальчиком круг и спроси — друг, ты здесь? - если я свободен, то тут же появлюсь в круге.
; Как в телевизоре? - спросил Петенька.
; Да, как в телевизоре.
; А помех не будет: шума и полосок разных?
; Не будет, - засмеялся Владыка: давно он не отвечал на такие глупые вопросы.
; Ну, пока, - опустив Петеньку, сказал Владыка и протянул мальчику руку.
; Пока, - ответил Петенька огорченно.
; Вы тут не обижайте моего друга, - то ли в шутку, то ли всерьез произнес Хозяин Тьмы и так взглянул на родителей, что у тех мороз пробежал по коже, и исчез.
; Мам, а у кого-нибудь есть такой друг, как у меня?
; Такого ни у кого нет, - сказала мама с горьким вздохом.
; И ни у кого не будет, - добавил папа.
; Почему? - удивился Петенька.
; Да потому, что такой он один и таким людям друзья совсем не нужны.
; Значит, мне круто повезло?
; Да, круче некуда, - с горечью выдавил папа
Вечером, когда папа с мамой поцеловали Петеньку и ушли в соседнюю комнату, пожелав ему спокойной ночки, малыш перед собой начертил круг и спросил: «Друг, ты здесь?» - «Да  здесь я, здесь. Ты чего хотел?» - шутливо приветствовал его Владыка. - «Ничего, - пожелать тебе спокойной ночи». - «Спокойной ночи и сладких тебе снов, друг». - «Не обманул», - удовлетворенно прошептал Петенька и сладко заснул.
Владыка частенько появлялся поиграть с Петенькой, но общение его с ребенком напоминало проповедь, и однажды Санька ему так прямо и сказал:
; Ну, ты прямо как дьяк — проповеди ему читаешь — рано еще.
; Главное, чтобы не стало поздно, - съязвил Петенькин друг.
С этой поры за глаза Ия с Санькой стали называть Владыку Преисподней «дьяком».
Время шло, и чем ближе подходил назначенный Императором день, тем чаще стал «дьяк» появляться в их доме: он, действительно, стал для Петеньки лучшим другом, показывал ему такие «фокусы», что Петенька визжал от восторга и его распирало от гордости, что у него есть такой друг.
Шесть лет Петеньке праздновали огромной и веселой компанией. Ёши женился и ждал первенца, Санька с Ией поздравляли его и, как всегда, забрасывали шутками.
Ия с Санькой все свое время тратили на спортивный интернат: трудно из вчерашних детдомовцев сделать упертых спортсменов. Многие, столкнувшись с трудностями тренировок, пасовали и филонили напропалую, но в футбол и в баскетбол играли охотно и с задором: тренировки, как правило, сводили к играм.
Этот день рождения Петенька запомнит надолго: множество гостей, поздравлений и главное — салют, такой красивый, что все были в восторге. Перед окончанием салюта снова появился «дьяк»: он ничем не отличался от окружающих его людей, поздравил Петеньку и сказал, что принес ему подарок, спросил:
; Хочешь еще от меня последний салют?
; Да! Да! Очень хочу! - сказал Петенька, хлопая в ладоши.
«Дьяк» воткнул в землю обычный детский салютик, на глазах у именинника щелкнул пальцами, фитилек вспыхнул, и маленькая бумажная ракетка, легонько шипя и потрескивая, улетела высоко-высоко. Никто не обратил на такую ракетку внимания, все отвернулись и пошли домой. Петенька после салюта крестного снисходительно глядел на детский салютик друга, упрямо летевший и летевший в небо.
; Наверное, отсырел, - сказала Ия.
; До завтра подсохнет и пшакнет, - съязвил Санька: он был рад, что «дьяк» лопухнулся.
; Ну, что? Все, уважаемый? Или еще парочку пустим, покруче - да домой? - съязвил Санька.
; Сейчас пшакнет и, если будешь не против, пустим еще парочку, покруче, - с улыбкой ответил «дьяк» и сказал — Петенька, считай до десяти.
; Раз, два, три, - считал Петенька, и после счета «девять» - весь небосвод озарило вспышкой взрыва такой силы, как будто над головой рвануло с десяток водородных бомб. Десятки огненных смерчей гуляли по кругу, казалось, уходя в пространство наверху на тысячи километров, а между ними маленькая звезда сияла так ярко и причудливо, будто жемчужина потрясающей красоты. Море удивительных огоньков то загорались, то исчезали: одни невиданные узоры сменяли другие. Всех охватил и ужас и восторг, дикий восторг: такое буйство огня и красок нельзя было сравнить ни с чем, и никто бы не сказал, видел такое хоть один землянин или они были первыми. На мгновение все исчезло, небо стало темным, засияли по-прежнему звезды. Но вот жемчужина, которая меркла в огнях салюта и была далеко-далеко, засветилась и начала расти,  увеличиваясь на глазах. Вот уже на пол неба был отчетливо виден бутон распускающегося дивной красоты цветка, а вокруг него бушевало потрясающей красоты сияние с мерцающими звездочками искорок. Когда цветок раскрылся, и показались пестик с тычинками, все пространство вокруг наполнил какой-то неземной аромат: все плавали в нем, наслаждаясь каждым вдохом. Как только цветок расцвел, над ним засияла надпись «С днем рождения!», а через несколько секунд внизу загорелось - «друг». До земли долетел легкий хлопок от гиганского взрыва: сорвало несколько ветхих крыш. Просияв минут десять, цветок начал закрываться и когда он закрылся, то через несколько минут все исчезло.
Владыка подошел к Саньке с Ией и шутливо прикрыл Санькин открытый рот, приподняв раскрытой ладонью его нижнюю челюсть.
; Ну, что? Может еще парочку, покруче, чтобы по всей Земле смерчи походили, - улыбаясь ехидненько, спросил Тротертам Ванберсан.
; Да брось ты! Бог с тобой! Я думал, что ты лопухнулся: хотел поржать опосля.
; Кто это? - спросил Ёши Саньку.
; Да это Петенькин друг недовольно пробурчал тот.
; Познакомь, крестник, - попросил Ёши Петеньку, взяв того за ручку.
Петенька подвел Ёши к Владыке Тьмы:
; Это мой крестный, он всегда балует меня салютом, познакомься, друг.
Ёши пожал руку незнакомцу, и, «для прикола», хотел крепко ее пожать, чтобы показать, что он очень крепкий парень.
; «Дьяк», - сказал незнакомец и, улыбаясь, пожал Ёши руку.
Ёши не успел и рта открыть: казалось, все его существо наполнил холод — дикий, жгучий, а его рука будто попала под гидравлический пресс. Лицо Ёши исказила болезненная улыбка. Заметив что-то неладное, Петенька стал тормошить Ёши:
; Крестный, скажи, как тебя зовут.
; Ёши, - едва шевеля губами, произнес крестный: он был в шоке — и в физическом смысле, и психика отказывалась понять то, что с ним произошло минуту назад, пока «Дьяк» держал его за руку.
Только Владыка отпустил Ёши, как подошел Санька:
; Ты извини за такую «кликуху», не в обиду же.
; Да ничего страшного: такой у меня еще не было. Вообще, для конспирации — в самый раз.
; Зачем ты его так?
; Да я и не собирался, это Ёши захотел померяться силами.      
Санька подошел к оторопевшему Ёши и положил на него свою руку: через минуту Ёши почувствовал, что согрелся, и силы вернулись к нему.
; Что это было, - спросил Ёши.
; Да он маг и немного колдун. Наверное, у него много разных приколов: не провоцируй его померяться силой, ладно?
; Ладно, - ответил Ёши, поежившись от остаточного озноба.
; Ну, что, пойдемте: я покажу Петенькин подарок, - сказал Владыка.
Когда гости вернулись домой, то увидели невероятно красивого черного коня с белою гривой: и сбруя и седло - неописуемой красоты. Сбоку висел колчан со стрелами и луком. Конь, казалось, был с тонкими точеными ногами — таким можно было только любоваться. У Саньки и Ёши глаза просто горели: они пожирали взглядами такого красавца.
; Можно? - спросил Владыку Санька.
; Конечно, он же не игрушечный — давай!
Санька посадил перед собой Петеньку. Все расступились и они сначала шагом, а когда на поле выехали, то пустили коня рысью,  затем пустили скакуна в галоп. Казалось: конь даже не замечает тяжести наездников. Санька направил его напрямик к большущему, шириной метров в семьдесят, каналу. Конь, как пушинок, вынес их на дамбу высотой метров восемь, но Санька хотел проверить, как конь прыгнет, и направил его к обрыву с дамбы. На самом краю конь прыгнул с дамбы вперед: Санька боялся, что они неудачно приземляться, и прижал к себе Петеньку. Но конь не упал вниз: он скакал по воздуху, будто под ним была жесткая опора. Покатавшись по полям, наездники вернулись домой.
Санька был потрясен:
; Надо же! Вот тебе и тоненькие ножки!
Все тут же забросали Саньку вопросами: «Ну, как?!» «Ну, что?!»...
; Да, ножки у него тонковаты: страшно и садиться — малышу пойдет кататься. А вот седло классное!
Услышав, что конь «так себе, больше для красоты», Ёши охладел к коню и все свое внимание уделил Петенькиному другу.
Санька с Петенькой подошли к Владыке и пожали ему руку.
; Спасибо! Вот это подарок! Вот так игрушка на тоненьких ножках!
; Для друга ничего не жалко. Правильно, Петенька? - спросил Владыка.
; Правильно, друг.
; Зови меня теперь «Дьяк» - раз папа с мамой «окрестили». - Твоя мама, вот, - не хочет делать друзьям подарки, - и «Дьяк» вопросительно посмотрел на Ию.
; А это потому, что я еще не вижу, чтобы и мне твой друг стал другом, - проговорила Ия, наклоняясь и беря Петеньку на руки.
; «Дьяк» - вы, уж, извините — если вам не в обиду?
; Да нет: у меня длинное имя, а здесь это — в самый раз.
; Вы не скажете, что это был за цветок? Я, наверное, ничего еще красивее не видела. Это вымысел или где-то такой и правда есть?
; Нет, это не вымысел: этот цветок цвел на планете Уанду ровно столько, сколько вы видели, и все наполнял таким же ароматом, какой вы чувствовали.
; Спасибо, - произнесла Ия, - и салют, и цветок были потрясающими: лично у меня нет слов.
Василий Иванович подошел к Саньке и спросил:
; Сань, а что это за тип вертится вокруг Петеньки? Ты его знаешь?
; Да это его друг — какой-то маг или колдун. Василий Иванович, он очень не любит, когда его достают: Ёши уже померялся с ним силами.
Василий Иванович подошел к Ёши.
; Ну, как? Ты померялся с гостем силами?
; Да, что-то я перед ним как-то сплоховал: он давит каким-то колдовством. Вспомню — так мурашки по коже.
Василий Иванович подошел к Владыке и попросил:
; А не могли бы вы и со мной потягаться в рукопожатии? Я когда-то силен был в этом деле. Как, извините, вас зовут?
; Для друзей - «Дьяк», - ответил гость. - Ну, что ж, давайте «пободаемся».
Василий Иванович медленно начал наращивать силу: он не сделал резко, как попытался Ёши. И противник также медленно наращивал силу.
Ёши во все глаза наблюдал за их состязанием. Увидев напряженное лицо Ёши, к ним подошел и Санька.
Василий Иванович покраснел от напряжения, а «Дьяк» улыбался: по нему даже тень усилия не пробежала.
; Да, - сказал Василий Иванович, похлопывая Владыку по плечу - силен, бродяга: давно меня так не уделывали.
; «Дьяк», а чем вы занимаетесь, - спросил Василий Иванович.
; Да так: странствую, путешествую.
; А магией или колдовством, владеешь?
; Да так, понемногу колдую.
; Понемногу?! Да твой «салютик» так шарахнул, что я чуть в штаны не наложил, а толпа присела и глазеет, как завороженная, - пробурчал Василий Иванович.
; А может, все-таки сбацал бы что-нибудь? - незаметно перейдя с гостем на «ты», попросил Василий Иванович.
; Да я как-то силенки порастратил на шалости: как-нибудь в другой раз.
; Да ладно тебе! Сбацай что-нибудь по мелочевке, - генерал не привык, чтобы ему так отказывали, и умел своего добиваться.
Но тут подошел Санька и спросил:
; Василий Иванович, тебя можно на минутку?
И, когда они немного отошли в сторону, Санька обиженно навалился на генерала:
; Василий Иванович, дорогой, ну, я же просил вас не доставать гостя. Я Ёши от фокуса едва в чувство привел, и вы — туда же.
; Не верю я ни в колдунов, ни в магов, - пробурчал Василий Иванович. - Вот сила и наука — это да.
Василий Иванович никому не верил, как правило, все проверял: только реально и желательно на своей «шкуре».
Санька отправил Ёши покататься, а когда подошел, то увидел, что Василий Иванович стоял в уединении, подняв перед собой обе руки. Санька подошел к нему. Возле Василия Ивановича суетилась Ия:
; Сань, ну, что с ним? Бледный весь, глаза навыкате, волосы дыбом и умоляет, чтобы к нему не прикасались.
Санька подошел, положил Василию Ивановичу руку на лоб, закрыл глаза и увидел, что вместо рук у генерала, две огромные кобры с раскрытыми капюшонами покачиваются перед лицом «любителя острых ощущений», грозя укусом.
Санька сказал:
; Я досчитаю до трех, и змеи исчезнут. Раз — ты расслабляешься и успокаиваешься, никто тебя уже не укусит. Два — силы и бодрость возвращаются к тебе. На три — откроешь глаза, и змеи исчезнут, а ты будешь бодрым и веселым. Три, - произнес Санька и коснулся лба генерала.
Василий Иванович рухнул, как подкошенный: перенапряжение выбило его из сил. Рядом стоял Владыка и, как ни в чем не бывало, потягивал что-то через соломинку из бокала. Санька поглядел на него и покачал головой: «Дьяк» демонстративно головой и мимикой показал, что, мол, он не причем — тот сам «нарвался на фокус».
Василий Иванович, придя в себя, долго убеждал Ию, что у них водятся кобры и что ему с помощью Саньки удалось от них избавиться. Никакие объяснения о фокусе не имели успеха, генерал говорил:
; Что я — дурак: фокуса не отличу от реальной змеюки? - и говорил это так убежденно, что спорить с ним не стоило.
Он благодарил Саньку за спасение и потребовал, чтобы осмотрели все и прогнали змей:
; Не дай бог, Петеньку цапнут или напугают.
Пришлось Ие пойти и убедиться, что змеи уползли. Но, не доверяя никому, Василий Иванович потратил весь вечер на проверку всех сомнительных и укромных уголков, где змеи имели бы шанс спрятаться.
Прискакал Ёши и просто светился от счастья: похоже он тоже разгадал секрет Петенькиного подарка.
; Ну, как? - нарочито спокойно спросил Санька, беря коня за уздечку, - оправдывает он свое крутое имя «Рокот».
; Это не рокот, - проговорил Ёши, - это молния.
Ёши был настолько возбужден, что никак не мог с собой справиться: похлопал коня и поцеловал его, сказав что-то на своем языке, лично набрал чистое ведро воды и напоил Рокота.
Когда Санька укладывал Петеньку, тот спросил:
; Пап, кем работает мой друг?
; Ты про «Дьяка»?
; Да.
; Он работает Владыкой Тьмы.
; Пап, а он Владыка даже до самого неба и до самых звезд?
; Да, мой хороший: до самого неба и до самых звезд.
; Пап, а ты его не боишься?
; Его не надо бояться, зайчик. Его надо понимать и уважать: тогда не придется бояться.
Петенька прочертил мысленно круг перед собой и позвал:
; Друг.
Появился Владыка.
; Спокойной ночи, друг. А ты и правда Владыка Тьмы?
; Правда, малыш, - ответил Владыка.
; Всей-всей? - не унимался Петенька.
; Всей-всей, - ответил друг.
; А ты можешь сделать так, чтобы она меня не пугала?
; Если она будет тебя пугать, ты ей строго скажи, что если она тебя напугает, то ей придется отвечать передо мной, и она не станет тебя больше пугать. А ты спи спокойно, договорились?
; Договорились, - проговорил Петенька сквозь сон, тихонько закрывавший ему глазки.
; Доброй ночи, Владыка, - пожелал Санька. - Спасибо за подарки.
; С вами дождешься доброй, - пробурчал Владыка и исчез.
Для Петеньки жизнь закружилась, как в калейдоскопе: у крестного родился сын, и они летали в Японию — погостить и поздравить лично счастливого папу.
Всем очень понравилось в гостях у Ёши: он был невероятно заботливым и внимательным, как всегда, терпеливо сносил все их колкости. Когда Ия с Санькой вернулись домой, то с наслаждением окунулись в размеренную, тихую деревенскую жизнь: пока Санька катался на Рокоте, Ия дурачилась с Петенькой. Скоро Петеньке идти в школу, и они с мамой уже вовсю читали, считали и рисовали.

Глава 30. Последняя попытка Владыки вернуть меч.

Ия вышла на минутку, но когда вернулась, Петеньки не было. Она обшарила все вокруг: Петенька исчез. Тогда Ия позвонила мужу, тот появился, как из-под земли уже через минуту, забросав жену вопросами.
; Что случилось? Как давно? Видел ли кто-нибудь? Хоть кто-нибудь?
Поняв, что это не просто похищение, Санька ушел в дом и связался с МК.
; Да, - ответил МК, - знаю: третий его зам забрал мальчика. Но я не смогу влезть в это дело, ведь ты не Император: пока не вернешься в Обитель, оставив навсегда это тело. А пока ты — землянин, ты в руках Владыки Преисподней и он, отчасти, может отягощать твои испытания, омрачая их по своему усмотрению.
; Но найти малыша можно?
; Да, конечно можно, пока его не переведут в микромир. Ты можешь в любое время на него посмотреть
; А поговорить? - взволнованно спросил Александр.
; Поговорить — только с согласия Владыки Преисподней.
; Покажи мне его, - попросил Александр.
МК включил экран, на котором виден был Петенька и «Дьяк».
Петенька спросил:
; Ты меня похитил, как в кино?
; Да, как в кино: раз — и похитил.
; А зачем? Мама будет очень сердиться и  никогда не станет тебе другом.
; А зачем же мне еще друзья? Ты же мне друг?
; Друг, - горестно выдохнув, ответил Петенька.
; Ты меня убьешь, - спросил Петенька, - когда наиграешься со мной?
; Да нет, - потрепал Петеньку Владыка по волосикам. - Мы просто напугаем маму, она отдаст мне мою вещь, которую у меня украли, а она выиграла ее.
; В карты? - спросил Петенька?
; Да нет, в том-то и беда: не в карты, а в честном бою. Теперь я не могу силой отобрать эту вещь у нее, - Владыка помрачнел и замолчал. - Но ничего, пока ты здесь, мамочка будет делать все как надо. Значит: чем быстрее она отдаст, тем быстрее ты вернешься домой.
; А если мама не отдаст?
; Отдаст, помяни мое слово: нет такой вещи, на которую любящая мать не обменяла бы своего любимого и, тем более, единственного ребенка.
Широкий стол был завален разнообразной пищей: фрукты, ягоды, виноград. Но Петенька ни до чего не притронулся.
; А ты можешь показать мне маму? - попросил Петенька.
; Да, легко: начерти круг и скажи «мама». Но говорить пока с ней не будешь: она не услышит.
Перед Петенькой появилась мама: она плакала навзрыд, ожидая, что же скажет муж.
; Мама! Мамочка! - закричал Петенька, но мама его не слышала.
Владыка посуровел и сказал:
; Давай договоримся: если я сказал — нельзя говорить с мамой — значит ты будешь нем, как рыба. Если ты меня подведешь, то больше ее не увидишь, пока я тебя не верну домой. Договорились?
; Договорились, - вытирая слезки, произнес, всхлипывая, Петенька.
; И ты меня больше не подведешь, и не будешь сопли распускать?
Владыка протянул Петеньке руку. Пожимая ее, Петенька, уже строже и увереннее, произнес:
; Не подведу.
; Смотри, малыш: один раз нарушишь слово — и нашей дружбе конец. Мы ведь с тобой друзья?
Петенька молча кивнул.
; Не слышу! - строже потребовал Владыка.
; Да, друзья, - уже громко сказал Петенька.
; А раз так, то давай не будем больше грустить: в мире столько замечательного и интересного. Ты вот знаешь, что такое Ад?
; Да, - ответил Петенька, - Это место, куда попадают души грешников.
; А кто такие грешники? - продолжал Владыка.
; Это люди, которые совершают плохие поступки, обижают других, убивают, мучают, - робко отвечал малыш.
; Думают, что они — люди, а людьми им еще предстоит стать. Ты ведь уже знаешь, что твоя мама убила моего зама? - строго проговорил Владыка Преисподней, уже с нескрываемой злобой и раздражением.
; Да, ты говорил. Я помню.
; Так вот: я сейчас делаю все, чтобы твоя мама не попала в Ад, потому что она совершила убийство не только человека — она уничтожила даже его душу.
; А что происходит с тем, кто убивает душу?
; Вот так вопросик, - подумал Владыка.
Хозяин Тьмы не знал, что ответить, ведь этого не удавалось еще никому. «Да и Стон сам довел ее до бешенства: зачем он пообещал уничтожить ее родственников. Уж лучше бы молча потом сделал все, как и раньше. Видно она и Стона зацепила, если он хотел запугать эту девчонку».
Не зная, что сказать, Владыка ответил вопросом на вопрос:
; А ты знаешь, кто в Аду хозяин?
Петенька покачал головой и грустно сказал:
; Нет, не знаю.
; Да тот же, кто и Хозяин Тьмы, и Владыка Преисподней
; Так значит,  это ты, «Дьяк»?
; Да, это я. Но эту «кличку» ты здесь не произноси: никто не должен ко мне в моем доме относиться неуважительно, - затем, помолчав немного, добавил, - даже ты, понял? Только Владыка или друг.
; Да, Владыка, понял, - сказал Петенька и опустил глазки.
; Давай лучше говори ТротертамВанберсан или друг.
; Хорошо, друг, - уже бодрым голосом произнес Петенька.
Владыка находился в смятении: на всем белом свете у него появился, наконец, маленький друг, и он видел, что маленький друг очень огорчен. Владыка, сам не желая того, обидел ребёнка и может его потерять: дети очень строги и многих вещей не понимают, и не прощают. Владыка почесал голову и миролюбиво сказал:
; Ты у меня в гостях для того, чтобы мы нашли способ избавить твою маму от  мук Ада... Ты поможешь мне в этом?
; Да! Конечно же! - радостно воскликнул Петенька и обнял Владыку.
У Владыки что-то где-то защемило, и он очень удивился, испытав чувства, которых не испытывал уже бездну времени. Всего один порыв ребенка твоего врага, а ты понимаешь: что-то в твоей жизни изменилось, сломалось, рухнуло, и эту кроху не посмеет теперь тронуть никто, даже сам Создатель.
Пока дети маленькие, они искренне любят родителей, друзей, бабушек, дедушек, и когда ты это чувствуешь: что ты нужен, что ты любим; и появляется это безотчетное чувство привязанности, нежности, заботы, а значит — еще кусочек своей жизни ты, возможно, проживешь счастливо или, хотя бы, приятно; появляются какие-то иллюзии и надежды, зарождаются мечты.
Поняв, что Владыка теперь уже не обидит Петеньку, Санька помчался к Ие: он знал, что за ними наблюдает их сынишка, и поэтому начал отвечать Ие, засыпавшей его кучей вопросов, медленно и обстоятельно.
; Ну, ты же знаешь, что у Петеньки есть очень могущественный друг. Ну, и, чтобы повеселить Петеньку, он мог пригласить его к себе в гости. Помнишь, как делал Петенька? Мысленно нарисуй перед собой круг и скажи: «Петенька, сынок».
Ия срывающимся от волнения голосом проговорила: «Петенька, сынок!». И нарисовала мысленно круг во всю стену: тут же она увидела Петеньку, который стоит и смотрит на нее в такой же круг. Ия помахала сыну. Заметив, что его видят, Петенька радостно запрыгал и замахал папе с мамой двумя руками. Владыка снисходительно улыбался, отходя и садясь за стол.
Когда Петенька вдоволь наобщался с родителями, Владыка отключил экран, напутствуя:
; Будешь умницей, сможешь с ними разговаривать. А сейчас - давай за стол: что-то я проголодался, а одному как-то не хочется есть.
Петенька ел и что-то щебетал с восторгом, рассказывая Владыке, а тот обтирал крошки с губок и щечек малыша и понимал, что готов капитулировать перед его упёртой и несговорчивой мамой: ведь, может быть, самому Создателю угодно, чтобы так и было — иначе какого чёрта эта девчонка влезла бы в его жизнь. Хозяин Тьмы брал ягодки в рот из маленьких ручек и был уже, вообщем-то, и не против такого вероломства.
«Но немного еще потерпим: вдруг мой замысел все-таки удастся, а малыш — пусть погостит у меня, ему это не повредит», решил про себя Владыка.
Ия немного успокоилась, но нервная дрожь, бившая ее, требовала чем-нибудь заняться, и она непроизвольно нащупала рукоятку меча Владыки Преисподней. Ия нашла кнопку дегализатора и легонько поглаживала ее: если бы Владыка был здесь, то ее решимости хватило бы... Ия мысленно осеклась: покушаться на хозяина меча было нельзя.
«Но и так, как сделал он, - тоже нельзя», подумала Ия. Потом сама себе и ответила: «Ему-то как раз все можно, а я уже одного убила, не хватает еще поднять руку на самого Хозяина Тьмы, а потом самой загреметь туда на бездну лет».
Ия разумом была в замешательстве: она понимала, что с мечом придется прощаться и нежно поглаживала рукоятку, пока случайно не коснулась маленькой, даже не неровности, а какой-то шероховатости. Что-то перед ней дернулось в пространстве. Ия нажала увереннее, думая о Владыке и заметила перед собой что-то похожее на щель в пространстве, заглянула туда и увидела самого Владыку. Поняв, что при нажатии эта кнопка на рукояти является причиной появления щели, Ия нажала на нее сильнее и нарисовала круг перед собой. Как только линии сомкнулись, перед ней очутился сам Владыка со словами:
; Что, все-таки нашла?
Злоба и бешенство просто захлестнули молодую мамашу и она медленно, не соображая от злобы, что делает, переставила палец на дегализатор, угрожающим тоном потребовала:
; Верни Петеньку!
; А то что? - хотел было пошутить Владыка, но, прочитав ее мысли,  понял, что она не контролирует свои поступки, и он только спровоцирует ее нажать кнопку.
; Не надо со мной шутить, - умоляюще попросила Ия.
; Да ты хоть представляешь, что будет с тобой за одну только угрозу мне?!
; Я Вам не угрожаю, а предупреждаю, что плохо себя контролирую. И если я досчитаю до трех, а сын не будет со мной, за то, что произойдет, отвечать будете Вы сами. Раз, - произнесла Ия.
Владыка опешил: он не рассматривал такого варианта и не знал, как быть.   Ия, действительно, могла его уничтожить, как представителя рода человеческого, превратив, точнее трансформировав его облик в нечто ужасное и безобразное, в страшилище которому доступ в Обитель будет конечно же закрыт, а имея мужа Императора, могла и вовсе избежать наказания.
«Самое главное у нее уже есть — она — мой зам, хранитель меча, - и может находиться где угодно, хоть на Земле, хоть в Обители, без всякого дискомфорта и ограничения».
Опасность была огромной и реальной потому, что сила меча, казалось, безгранична, даже Хозяин Тьмы не знал всех его тайн. Самое неприятное, что Владыка под действием силы меча был как на эшафоте: вся его сила блокировалась, пока Ия не уберет воздействие меча. Владыка все-таки попробовал остановить время, гипноз, воздействия разные — ничто не работало: он был для меча простым смертным.
; Два, - проговорила Ия: ее пальцы побелели от напряжения.
Ее бил нервный озноб и она  плохо понимала, что делает.
; Ты что готова потерять сына из-за чужой вещи? - пытался даже в последнюю секунду добиться своего Владыка, надавив на больное место.
; Если бы можно было избавить Мир от зла, я бы всех нас, троих, принесла в жертву, - прошипела Ия. - А Владыке не гоже так рисковать. Если я потеряю сына, то его друга потеряю раньше.
Поняв, что Ия не шутит и что он как уж на сковородке, под которой сейчас зажгут огонь, Владыка сдался.
; Хорошо, я верну мальчика, - проговорил он громко.
; И никогда не будете больше так делать, признав, что меч достался мне честно, и я его хозяйка. Что будете его брать, как предписано законом. Поклянитесь, что этот разговор последний.
; Клянусь, - ответил, помявшись немного, Владыка.
Хозяин Тьмы был в восторге: такого зама у него еще не было.
; Убери экран, чтобы я вернул мальчика.
; Как его убрать? - спросила Ия.
; То же самое, только в обратную сторону.
Ия повела рукоятью меча Владыки в обратном направлении, и, как только линии разомкнулись, экран исчез.
Владыка щелкнул пальцами, как фокусник, и в комнате появился Петенька с криком:
; Мама! Мамочка! Я так соскучился! Мы тебя спасли, ты не попадёшь в Ад!
Ия обняла малыша и прижала к своей груди. Сердце её дико билось и, казалось вот- вот выпрыгнет наружу. Они несколько секунд стояли молча, обнявшись, когда в комнату вошел Санька со словами:
; Ну, слава богу!
Он очень боялся за малыша, за Ию за то, что его хрупкое счастье может разрушиться в одно мгновение: он так им дорожил, так хотел насладиться этим обычным человеческим счастьем.
Когда детки маленькие, то в семье возникает ни с чем не сравнимая атмосфера. А когда дети подрастают, то эта атмосфера редеет и, за частую, вовсе исчезает. Чем взрослее чада, тем больше понимают родители, что их мечтам не сбыться. А чем самостоятельнее и беспардоннее становятся дети, тем меньше понимают, как тяжело и больно родителям хоронить свои несбывшиеся мечты.
Саньке еще рано было думать о грустных вещах: он обожал жену и безумно любил сына. Но Владыке на Земле он не соперник.
Санька кивком поздоровался с Владыкой и укоризненно покачал головой.
Владыка развел руки и мимикой показал: «Ну, что ж? Получилось, как получилось», - и исчез.
Санька обхватил своими ручищами Ию, и она с Петенькой запищали от его объятий.
Как только прошло установленное время — шесть лет шесть месяцев и шесть дней — появился Владыка и по всем правилам церемонии вручения меча получил его для работы.
Ия с поклоном протянула меч на двух руках и тихо произнесла: «На три дня».
Они знали, что меч можно не возвращать: через три дня он сам займет у Ии свое место. Ия не боялась отдавать меч: пока меч не перейдет по закону к другому, Владыка не причинит ей и ее семье никакого вреда.
Владыка смирился с потерей меча, но приобрел друга: он частенько брал к себе ненадолго Петеньку и знакомил его потихоньку с темной стороной жизни, с механизмами кармических наказаний, с возможностью содеять грех и как его искупить.
Первая встреча, теперь уже в гостях у Владыки с разрешения родителей, проходила вяло, и Владыка никак не мог разговорить малыша: тот все еще до конца его не мог простить.
Они болтали о том, о сем, и Петенька задал, на наш взгляд, глупый вопрос:
; Друг, а ты видел дракона? - и стушевался, понимая, что «сморозил» глупость.
Не успел Петенька глазом моргнуть, как Владыка, щелкнув пальцами, превратился в жуткого дракона с непонятно из чего сделанными шипами, когтями и крыльями.
У Петеньки захватило дух, глаза расширились, он только и выдавил из себя шепотом:
; Вот это да!!!
Дракон был огромен, метров сто от головы до кончика хвоста. Петенька был ошеломлен: он как зачарованный лазил по дракону, пока случайно не порезал руку об острый шип, одежда на нем тоже была в дырках, но глаза Петеньки сияли, излучая восторг и счастье.
Дракон исчез, а Владыка, как заботливый товарищ, засуетился возле друга.
; Дай-ка сюда ручку.
Малыш протянул ручку: из пореза часто капала кровь. Владыка провел над Петиной ранкой рукой, и она исчезла.
; Ух ты! - сказал Петенька. - А мне можно такому научиться?!
; Можно, подрастешь — я тебя многому научу.
Владыка знал, что в Петеньке скрыта какая-то могучая энергия, но не знал ни природы ее, ни возможностей малыша в будущем.
Вообще к колдовству и экстрасенсорике на Земле детей можно допускать с двенадцати лет. Использование детской энергии находится под запретом: ни психика, ни организм не способны еще к таким нагрузкам.
; А можно полетать на таком драконе?
; Будешь умницей — полетаем, - сказал, улыбаясь, Владыка: он видел, что они с Петенькой помирились.
Когда Пете исполнилось пятнадцать, он уже прекрасно владел мечом и телом: он бы мог стать чемпионом по любому виду единоборств, но родители не разрешали. Ведь они знали, что у сына дополнительная могучая энергетика, полученная по наследству от папы; ведь Петя уже научился исчезать и появляться, мгновенно перемещаться в любую точку Земли: так они с папой и «Дьяком» играли в догонялки и прятки. Родители были счастливы: Петя рос трудолюбивым, любознательным и послушным. Не было для него вещей неинтересных: хотел знать обо всем и досконально. Он понимал мир правильно: знал, как он устроен. Единственно,  чего Петя теперь не знал и не видел, так это саму нашу Вселенную и самого Создателя. Во снах к мальчику приходило что-то светлое, замечательное, как сам Создатель, и Петя в глубине души уже мечтал о встрече с Ним.
Александру нужно было поработать в Обители: случаи исчезновения членов Совета участились и превратились в норму; все уже с ужасом гадали про то, чья теперь будет очередь.
Зло пришло и окончательно поселилось в нашей Вселенной и на территориях, прилежащих к ней.

Продолжение следует... Глава 31