Моя галаха

Даршан
Наследственность не по "Галахе",
Не в жарких спорах мудрецов,
Но я готов лежать на плахе
За гены пра-пра-пра отцов.

После военный Гузерипль
В ущелье зоною возник!
Кружилась по реке пихта,
Плыла кора, плыла щепа.

Порой мелькали мертвецы,
С водой ушедшие отцы.
Но слава Богу, мой отец
Там не нашёл себе конец.

Трудился мастер УЗеКа,
Своим считался у ЗеКа.
И мать учётчиком была,
Своею честностью слыла.

Наш домик был вторым от края,
Не дом, а что-то от сарая.
Война оставила свой след,
В похожей бане жил и дед.

Убранство всё моя кроватка,
Отцов топчан - предел достатка.
Селёдка,  хлеб, таков паёк,
ЗЭК выживал и батя смог.

Текла, журчала "Желобная",
Ручей-речушечка  такая.
Собой делила белый свет,
На тех кто жив, кого уж нет.

Игрушки помню я из зоны,
Ствол деревянный и погоны.
ЗЭКа на это мастера,
А где-то дом и детвора.

И я один на весь посёлок,
Их путь до дому слишком долог.
Любовь чужую воровал,
Был слишком мал, не понимал.

Меня лечили и играли,
И просто время убивали.
На всё лежал один запрет
Из Гузерипля хода нет.

А путь один лишь по реке,
Лес -заповедник вдалеке.
Гудел волною перекат,
Над ними вышка и солдат.

Что моё детство-мир иной,
С густой, косматой бузиной,
Что спорит с буйною рекой,
За право обрести покой.

Не разжиревши на харчах,
В пихтовых, буковых лесах,
Семья моя бросает кров,
ЗеКа, еврейских докторов.

Жизнь начинают под "Бугром",
Второй от краю хата-дом,
В станице Даховской родной,
"За Дахом" чудною рекой.

Но жизнь не проще, хоть родни
По всей станице "пруд пруди".
И пашут все за трудодни
В ней "от зари и до зари".

Конечно, был и леспромхоз,
Не признавал его колхоз.
На руки паспорт не давал,
В неволю батя мой попал.

Но с "головою" он дружил,
Не зря же партизаном был.
Не зря лежал в госпитолях,
Не зря приехал он " за Дах".

Лицо второе в сельсовете,
И как ни как за всё в ответе.
Как жизнь в станице не текла,
"Приварка" бате не дала.

Но он пошёл на повышенье
И может быть писал прошенье,
"Тугие" были времена,
Недавно кончилась война.

Он стал хозяином станицы,
Навряд ли в Виннице приснится,
Отцу родному и родне,
Что "отбывал" на Колыме.

Да был мой папа "дипломат",
И так сказать "ни клят, ни мят."
А за родных он "мёл пургу",
Ни слова только за тайгу.

А родословье исказил
Он букву "а"на "е" сменил.
Укрылся ширмой "Ашкеназ",
Подальше от досужих глаз.

Без злого умысла, калитка,
Мне стала первою попыткой.
Когда её ногой толкал,
То тут же матом "подгонял" .

И не на "идыше", "иврите",
Как принято в казацком быте,
Народ отца не обижал,
А он как мог всех ублажал.