Оттенит закат купола и шпили,
на снегу оставив глубокий след.
Если город явной любви лишили,
будет снег лежать ровно триста лет.
У деревьев руки воздеты к верху,
по карманам птицы, в ногах земля.
На ослице в город пытаясь въехать,
свет стремится к людям, житьё деля
на дела мирские, пустые траты
и на голос чистой любви внутри.
Святый Боже крепкий, какую плату
не отдашь – всё мало за январи.
Расставляя сети, поймаешь слово,
и оно забьётся, заговорит.
Птичий отрок цвиркнет среди еловых
кротких веток, словно архимандрит
так спокойно, ласково:
– Что вы, дети...
В забелённом мареве – очерк дней,
прояснится явь, будто кто подсветит
золотое небо монастырей.