В тетрадку тихо занося оправданную вязь,
она хранит подкожный зуд под дымчатой луной, а
над ней слюнявой пустотой улыбчиво склонясь,
притворно шепчет белый стих старуха-паранойя.
В ознобе мечется, ища в ночи дверной проём,
нажав на белый скотч поверх звонка иного дома,
в густую поросль стремясь, где ждут её втроём,
где льётся зеленью луны полночная истома.
Запястьем тонким утерев могильную слезу,
она растаяла во сне, ровняя липкий локон,
сервант забылся в хрустале, затих подкожный зуд,
но так же бродит маета в тени потухших окон.