Евгений Борисович Рейн
29 декабря 1935, Ленинград
ныне здравствует
в 2017-м — 82 года со дня рождения
***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** *****
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
<<< честно признаюсь, читал очень мало… только готовя эту заметку и,
параллельно, - заметки к новогодним праздникам.
Опять пытаюсь заполнять пробелы…
***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** *****
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
<<< Смотрим в "Строфах века" (Антология русской поэзии / Составитель
Евг. Евтушенко/), с. 792–796:
ЕВГЕНИЙ РЕЙН
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
р. 1935, Ленинград
Близкий друг Бродского по его ленинградской юности и многократно рекомендуемый им вместе
с Кушнером и другими «ленинградцами» в качестве лучших русских поэтов. Превосходный знаток
поэзии, умеющий и влюбляться в стихи до сумасшествия, и быть ядовитым, как кобра, в своих
оценках. Межиров напечатал большую статью о Рейне, объявив его самым крупным современным
поэтическим явлением. Есть, впрочем, люди, считающие Рейна графоманом. Обе стороны заблужда-
ются. Рейн – это, несомненно, крупное явление, но чуть-чуть приправленное графоманией, как,
впрочем, и поэзия составителя этой антологии. Может быть, именно потому мы так давно нежно
любим друг друга. Чистые единственные строки перепутаны у него со строчками, схваченными
с книжных полок в порыве начитанной импровизации. Но у Рейна в крови никакого сальеризма,
а природное моцартианство, ибо он, может быть, единственный из всей ленинградской школы, кто не
стесняется ставшего ныне редкостью мужества сентиментальности и взбалмошной, не скалькулирован-
ной любви к людям. Самый тёплый из всех стихотворцев с хладных берегов Невы.
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
ЧЕРНАЯ МУЗЫКА
Их встретили где-то у польской границы,
И в Киев с восторгом ввезли украинцы.
В гостинице давка, нельзя притулиться,
Но гости под сильным крылом «Интуриста»
Сияли оттенками темной окраски
И мяли ботинками коврик «Березки».
А наичернейший, трубач гениальный
Стоял и курил. И трепач нелегальный,
Москвич, журналист, пройдоха двуликий
Твердил со слезой: «Вы Великий, Великий…»
И негр отвечал по-английски: «Спасибо!»
И выглядел в эту минуту красиво.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Заткнулись звонки, улеглись разговоры,
И вот, наконец, увлеклись саксофоны,
Ударник ударную начал работу,
Они перешли на угарную ноту.
О, как они дули, как воздух вдыхали,
Как музыку гнули, потом отпускали!
И музыка неграм была благодарна.
Певица толпе подпевала гортанно.
А сам пианист, старичок шоколадный
Затеял какой-то мотивчик прохладный:
«К ДАЛЁКОЙ ЗЕМЛЕ НА РЕКЕ МИССИСИПИ
МЫ С ВАМИ ОТПРАВИМСЯ СКОРО НА ДЖИПЕ,
НА БОИНГЕ, ПОЕЗДЕ И САМОКАТЕ
И БУДЕМ ТАМ БАИНЬКИ В МАЛЕНЬКОМ ШТАТЕ.
ПОД НЕБОМ НАСУПЛЕННЫМ РАЯ И АДА
НАС ДОЖДИКОМ УТРЕННИМ ТРОНЕТ ПРОХЛАДА,
А ДЕНЬ БУДЕТ СОЛНЕЧНЫМ, ДОЛГИМ И ЧИСТЫМ…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Поклонимся в черные ноги артистам,
Которые дуют нам в уши и души,
Которые в холод спасают от стужи,
Которые пекло спасают истомой,
Которые где-то снимают бездомный
У вечности угол и злому чертогу
Внушают свою доброту понемногу.
ВОЗДУШНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
Как пасмурно сверкает
Вечерняя Нева!
Полнеба задвигает,
Свергает синева.
Колени охвативши,
Сидеть, глядеть бы вдаль.
Спеши, спеши потише,
Воздушный календарь.
И та, что через двадцать
Минут придёт сюда,
Она, быть может статься,
Одна - твоя судьба.
Два синих парохода
Зашли за синий мост,
Два долгих перегона
До ледовитых звёзд.
Тогда поголубеет
Последний синий ряд,
И сразу огрубеет
Удобный твой наряд.
И вместо юбки тонкой,
Сатина полотна,
Тебя сукном жестоким
Обтянут холода.
Примерзнут пароходы,
Разорены, мертвы;
Продернут переходы
Сквозь рукава Невы.
Но ведь никто не знает:
Зима наступит, нет?
И всякий называет
Один любимый цвет.
Что может быть синее
Зелёного зрачка?
И есть ли что сильнее
Такого пустячка?
ГАЛЯ, МАМА И ДОЧЬ МОЯ АННА
Троеглавая гидра семейства —
Вот питающий мой чернозем.
Хорошо бы узнать свое место
И остаться на месте своем.
Двух столиц неприкаянный житель,
Поселенец убогих квартир,
Обещаний своих нарушитель
Я давно сам себе командир.
Не обузой бессмертному телу
Становился избыточный вес,
И предался я гневу и тлену
Как пилот, не достигший небес.
О, как тяжко быть мужем и сыном,
Малой дочери скрытым отцом,
Но страшнее остаться рассыльнм
И готовым на все молодцом.
Хватит, хватит, достаточно, полно —
Не скрываю, до вас довожу:
Да, я жил безобразно и подло
И ужасно еще заживу.
Не преступишь границ неприступных,
То ли дело , когда под рукой
Остающийся для бесприютных
Троецарственный женский покой.
Достучуся я утречком рано,
Вы еще не зажжете огня.
Мама, Галя и дочь моя Анна,
Пропустите, простите меня.
ВЗОР ЧЕРЕЗ ОКУЛЯР
Искусство шлифования известно
Столь издавн, что распинаться пресно
Но здесь оно мне кажется, уместно,
Я о глазах и линзах говорю.
Тебе к лицу оправа роговая,
Мне, подлецу, забава роковая
Наука и порука круговая,
На коей я, как истый швед , горю.
Вернёмся вспять. Бедняга Галилео.
Столь истово принявшийся за дело,
Не пощадивший ни души, ни тела
Во имя линз. Что видел в телескоп?
Одну луну? Или конклав и папу?
А палача и звёздную палату?
А самого себя сосущим лапу?
А милый Рим хотя бы через год?
Вот так и я, прильнувши к окуляру,
Увидел только то, что мне на пару.
Фигуру, что похожа на гитару.
Да был ли это точно окуляр?
Для окуляра он податлив слишком,
И косвенным потворствует делишкам
И слишком спелся с оком, разделившим
Его обзор, и слишком загулял.
Но где причина этакому скотству?
Наверно, там же, где начало сходству,
Там, где конец пустому первородству,
Где мы уходим в лес и небеса.
От высоты архангельского чина
До красоты, где на хребте щетина
Свободно простирается мужчина
Творя свои густые чудеса.
Мой первый лагерь, Флаги бьют по ветру,
Нас дважды вызывают на поверку,
И я в упор гляжу на пионерку,
А пионерка смотрит на меня. |
Семнадцать лет спустя я на Смоленском<1> | <1> Кладбище и парк в Ленинграде
Среди могил с безумством и блаженством |
Ей говорил о превосходстве женском
И затихала наша воркотня.
Но это только окантовка, рамки.
Вы, девочки, уже попали в дамки.
Меня завидя, словно иностранки,
Чернильные заводите зрачки.
Я помню всех – три женские отряда.
Есть у меня настольная отрада:
Застыли вы под дулом аппарата,
Прижав мячи, ракетки и сачки.
Вас семьдесят. Так дай вам Бог успеха.
Пусть вашим голосам ответит эхо
Густых басов и всякая прореха
Закроется заплатой золотой.
Пускай бы платья ваши голубели,
И наполнялись ваши колыбели,
И сновиденья слаще карамели,
Слипались с первородную золой.
А мне назад, где отрочество ходит,
Где пыл уже по жилам колобродит,
Там в мастерской авангардист проводит, |
Как Аппелес <2>, коварную черту. | <2> Эллинский живописец, манеру которого
Там пахнет растворителем и лаком, | узнавал всякий любитель искусства.
Натурщица выходит зодиаком |
И подаёт кусок, который лаком,
Который тает и кипит во рту.
От Рембрандта и от Ватто до Джотто
Искусство заменяет нам кого-то,
И посейчас сих случаев без счёта,
Но чем бы нам искусство заменить?
Я знаю точно – только плотью женской,
Раскинутой на воле деревенской
Неподалёку от Преображенской
Церквушки над рекою.
Заманить меня судьба смогла в такое место.
Та спутница всегда моя невеста.
Несушка, принесённая с насеста,
И молоко – причастье, не еда.
Дя, я причастен этому причастью,
И потому назначен я несчастью.
Оттиснутому ясною печатью,
Но я сознаюсь – это не беда.
Я вспоминаю, как Ока дымилась,
Я понимаю, как она стыдилась,
Как полагалась на любовь и милость.
Я посегодня с нею обручён.
Когда бы ей не вздумалось припомнить,
Как левый берег над водой приподнят…
Вся жизнь моя, своди меня, как сводня,
Я этому свиданью обречён.
Убожество, не даром ты убого.
Должно быть, ты угодно и у Бога,
Есть свой подход, задуманный глубоко,
И ты, возможно, лучший реквизит.
Ты отраженье должного на сущем.
Осуществленье вечного в бегущем.
Ты чёрный ход, подкоп к небесным кущам,
Порог парадный, видимо, скользит.
Вперёд, вперёд! Дышите глубже! Бодро!
Сквозь пыл, и пот, и плещущие бёдра,
Покуда не отказывает горло
Питать животрепещущую плоть.
Пока мы живы – это верный призрак.
Что наша воля – сила, а не призрак.
Господь предпочитает самых быстрых,
И самым страстным воздаёт Господь.
Я в доме жил горячем и холодном,
В имперском, мерзком городе болотном
Трудом своим бесплатным и бесплотным
Я покрывал худую дребедень.
Там жил со мною мой ребёнок Нюша,
Была жена добра и неуклюжа,
И, кипятком лицо ополоснувши,
Я начинал непоправимый день.
Теперь я далеко. А буду дальше.
Мне лоскутки милы, пушинки даже.
Но молоко семейное от фальши
Скисает и не стоит пить кефир.
Возлюбленная, идол, Пенелопа,
Мой лук не согнут и совсем нелепо
Бежать впотьмах как будто от потопа,
Когда ковчег свой якорь укрепил.
Но где же идеал? Магометанский
Невинный рай или многоэтажный
Нейлоновый, чулочный, трикотажный
Изнанку разъедающий разврат?
Душа как птица. Волю дай – спасётся,
И за собой пришлёт своё посольство,
Голодного возьмёт на хлебосольство
И миром заключит любой разлад.
Разлад – удел людей второго сорта.
Вот это новость! Будто бы аорта,
И мозжечок, и лёгкие, и морда,
Как мясо на прилавке по сортам.
И всё же мне встречалися натуры,
Красавицы, и умницы, и дуры,
Подобные суглинистым пластам.
Сплошные, ни зазоринки, ни щели.
Я думаю – Лилит, не Евы дщери.
Когда она в мои входила двери
Приморскою фигурой меловой,
Когда она шептала: “Тоже, тоже…”
О, как меня шатало, Боже, Боже,
И не решал я, гоже иль негоже,
А в такт качал тяжёлой головой.
О как она разбрасывала шубку,
Всё понимала навсегда и в шутку.
И сколько было чудного рассудку
В её поступках, ласках и словах.
Где молнии твои и где застёжки,
До края исцелованные ножки
И ветреные пепельные крошки
В окрашенных измятых волосах.
И ты вдали. И что-то это значит.
Решенье роковое. Чёт и нечет,
Не зря душа то плачет, то лепечет.
Пора на отдых или же на слом.
И вас, моя очковая надежда.
Я встретил слишком ясно, слишком нежно,
Как будто бы фанатик и невежда,
Не вдохновеньем, только ремеслом.
Прибрать бы ваши линзы для бинокля
И разглядеть, насколько одинок я,
Когда остановлюсь, подвижный рохля,
И далеко ли заведёт разъезд
Пока я правду говорю, поверьте,
Я опасаюсь порчи, а не смерти
Моя любовь, как адрес на конверте,
Но чёрт не выдаст, а свинья не съест.
Я закругляюсь, пусть не собран кворум. |
Сижу в тоске в Ташкенте над Анхором<3>. | <3> Анхор – река в Ташкенте, скорости
Аборигены смешивают хором | и мутности необычайной
Коран и мат. Анхор спешит как Стикс.
Но глупо над Анхором ждать Харона,
Когда на мне незримая корона
Из лучших завитков. И благосклонно
На мне застыли стёкла миссис Икс.
1968
МОНАСТЫРЬ
…Как Волги вал белоголовый
Доходит целый к берегам!
Н. Языков
За станцией «Сокольники», где магазин мясной
И кладбище раскольников, был монастырь мужской.
Руина и твердыня, развалина, гнилье —
В двадцатые пустили строенье под жилье.
Такую коммуналку теперь уж не сыскать.
Зачем я переехал, не стану объяснять.
…………………………………………
Шел коридор верстою, и сорок человек,
Как улицей Тверскою, ходили целый день.
Там жили инвалиды, ночные сторожа,
И было от пол-литра так близко до ножа.
И все-таки при этом, когда она могла,
С участьем и приветом там наша жизнь текла.
Там зазывали в гости, делилися рублем,
Там были сплетни, козни, как в обществе любом.
Но было состраданье, не холили обид…
Направо жил Адамов, хитрющий инвалид.
Стучал он рано утром мне в стенку костылем,
Входил, обрубком шарил под письменным столом,
Где я держал посуду кефира и вина, —
Бутылку на анализ просил он у меня.
И я давал бутылки и мелочь иногда,
И уходил Адамов. А рядом занята
Рассортировкой семги, надкушенных котлет,
Закусок и ватрушек в неполных двадцать лет
Официантка Зоя, мать темных близнецов,
За нею жил расстрига Георгий Одинцов.
Служил он в гардеробе издательства Гослит
И был в литературе изрядно знаменит.
Он Шолохова видел, он Пастернака знал,
Он с Нобелевских премий на водку получал,
Он Юрию Олеше галоши подавал,
Но я-то знал: он тайно крестил и отпевал.
Но дело не в соседях, типаж тут ни при чем, —
Кто эту жизнь отведал, тот знает, что — почем.
Почем бутылка водки и чистенький гальюн.
А то, что люди волки, сказал латинский лгун.
Они не волки. Что же? Я не пойму, Бог весть.
Но я бы мог такие свидетельства привесть,
Что обломал бы зубы и лучший богослов.
И все-таки спасибо за все, за хлеб и кров
Тому, кто назначает нам пайку и судьбу,
Тому, кто обучает бесстыдству и стыду,
Кто учит нас терпенью и душу каменит,
Кто учит просто пенью и пенью аонид,
Тому, кто посылает нам дом или развал
И дальше посылает белоголовый вал.
СОСЕД КОТОВ
В коммунальной квартире жил сосед Котов,
Расторопный мужчина без пальца.
Эту комнату слева он отсудил у кого-то,
Он судился, тот умер, а Котов остался.
Каждый вечер на кухне публично он мыл ноги
И толковал сообщенья из вечерней газеты «Известия»,
А из тех, кто варили, стирали и слушали, многие
Задавали вопросы — все Котову было известно.
Редко он напивался. Всегда в одиночку и лазил.
Было слышно и страшно, куда-то он лазил ночами.
Доставал непонятные и одинокие вазы,
Пел частушки, давил черепки с голубыми мечами.
Он сидел на балконе и вниз, улыбаясь, ругался,
Курил и сбрасывал пепел на головы проходящих.
Писем не получал, телеграмм и квитанций пугался
И отдельно прибил — «А. М. КОТОВ» — почтовый ящик.
Летом я переехал. Меня остановят и скажут:
«Слушай, Котова помнишь? Так вот он убийца,
Или вор, или тайный агент». Я поверю, мной нажит
Темный след неприязни. За Котова нечем вступиться.
За фанерной стеной он остался неясен до жути.
Что он прятал? И как за него заступиться?
Впрочем, как-то я видел: из лучшей саксонской посуды
На балконе у Котова пили приблудные птицы.
АВАНГАРД
Это все накануне было,
почему-то в глазах рябило,
и Бурлюк с разрисованной рожей
Кавальери* казался пригожей.
Вот и первая мировая,
отпечатана меловая
символическая афиша,
бандероль пришла из Парижа.
В ней туманные фотоснимки,
на одном Пикассо в обнимку
с футуристом Кусковым Васей.
На других натюрморты с вазой.
И поехало и помчалось —
кубо, эго и снова кубо,
начиналось и не кончалось
от Архангельска и до юга,
от Одессы и до Тифлиса,
ну, а главное, в Петрограде —
все как будто бы заждалися:
«Начинайте же, Бога ради!»
Из фанеры и из газеты
тут же склеивались макеты,
теоретики и поэты
пересчитывали приметы:
«Значит, наш этот век, что прибыл…
послезавтра, вчера, сегодня!»
А один говорил «дурщилбыл»
в ожидании гнева Господня.
Из картонки и из клеенки
по две лесенки в три колонки
по фасадам и по перилам
Казимиром и Велимиром.
И когда они все сломали,
и везде не летал «Летатлин»,
догадались сами едва ли
с гиком, хохотом и талантом,
в Лефе, в Камерном на премьере,
средь наркомов, речей, ухмылок
разбудили какого зверя,
жадно дышащего в затылок.
* Лина Кавальери – известная итальянская
актриса и красавица 1910-х годов
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
<<< вот вроде-бы и всё, относительно «Антологии», но есть малюсенькое
примечание: приводя текст из «СТРОФ ВЕКА», я стараюсь его не менять,
вплоть до знаков переноса в строках. Так вот, в электронном сборнике
Рейна (из которого я скопировал текст), перед стихом «Чёрная музыка» –
стояли буквы (посвящения) – «Е.Е.»… не могу утверждать, но мне приятно
думать, что стихотворение посвящено Евгению Евтушенко (не зря ведь оно
самим Евтушенко поставлено первым в антологии?)
Вот теперь – всё – по этому вопросу… идём дальше.
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** *****
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
<<< для меня было достаточно странно, но статья в Википедии оказалась очень
маленькой. Поэтому я приведу её текст здесь полностью (хотя, надо
отметить, в интернете достаточно много статей о Рейне).
Итак, смотрим в Википедии:
Родился 29 декабря 1935 года в еврейской семье архитектора Бориса Григорьевича Рейна, родом из Харькова, и преподавателя немецкого языка и литературы Марии Айзиковны (Исааковны) Зисканд, родом из Екатеринослава. Отец погиб на фронте в 1944 году под Нарвой.
В 1943 году Евгений с матерью возвратились из эвакуации в Москву, где жили родственники отца, затем в Ленинград. Окончил Ленинградский Технологический институт им. Ленсовета, Высшие сценарные курсы; автор сценариев свыше 20 документальных фильмов (в том числе «Чукоккала»).
Работал в геологических партиях на Дальнем Востоке, на ленинградских заводах.
В 1960-е годы входил в круг так называемых «ахматовских сирот» (вместе с Иосифом Бродским, Дмитрием Бобышевым, Анатолием Найманом). Иосиф Бродский назвал его «трагическим элегиком».
Проживал в Толстовском доме. В 1971 году переехал в Москву.
В 1979 году — участник альманаха «Метро;поль». Стихи Рейна распространялись в самиздате, часть их публиковалась в журнале «Синтаксис». Первая книга вышла в 1984 году («Имена мостов», с сильным цензурным вмешательством).
Переводил поэтов народов СССР, английскую, индийскую и арабскую поэзию. В 1987 году поэт принят в Союз писателей СССР. В настоящее время преподает на кафедре литературного творчества в Литературном институте имени А. М. Горького, там же руководит поэтическим семинаром.
В 2004 году принял участие в Международных поэтических чтениях «Куала-Лумпур-2004» в Малайзии.
***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** *****
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
<<< вот, наверно, и всё. Понравившихся мне лично стихов Рейна сегодня
приводить не буду – я сегодня уже «выложил» его «ПРЕДНОВОГОДНИЕ»
– http://www.stihi.ru/2017/12/29/1123
Была мысль – так как они дружили – привести здесь стихотворение
Иосифа Бродского, посвящённое Рейну, но оно тоже мной уже выложено
в «НОВОГОДНЕМ И РОЖДЕСТВЕНСКОМ»
– http://www.stihi.ru/2017/12/25/2495
…
осталось лишь сказать – С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ,
ЗДОРОВЬЯ, ВАМ… И ХОРОШЕГО НОВОГО ГОДА!!!
=)
------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- ------- -------
***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** ***** *****
З Н А Й « Н А Ш И Х » !!!
Сергей Мигаль Екб
http://www.stihi.ru/avtor/mc001
проверка ссылки на дневник - http://www.stihi.ru/diary/mc00001/2018-01-17