Прикоснёшься – болит. Как ни тронь…
Человек - чёрно-жёлтая масса.
Он лежал, и солярная вонь,
Прошибала горелое мясо.
-Остудить! Обработка! Тампон!
Ну держись! Подвалило работы!
Выгнать дуру из новеньких! Вон!
Что удумала – корчить тошноты.
- Вниз – прокладку из чистых тряпиц!
Здесь - омойте прохладной водицей!
Кубари лейтенантских петлиц,
Припаяло к торчащей ключице.
- Санитары! Ведь не дураки!
Собрались в трибунал, оба-двое?!
Я сказала – срезать сапоги!
- Не даётся… ругается… воет.
Бедолага – страдалец, прости…
Привязать? Простыней маловато.
По живому, кромсаем, поди,
Где кирза, где нога – непонятно.
Санитарный мотнул паровоз.
За стеной матюги. Вянут уши.
В окнах – тонкие палки берёз,
Проплывают, как бледные души.
Стены станции. Будка поста.
Пулемёт на зенитной треноге.
Прочь от фронта бегут поезда.
Подвывая воздушной тревоге.
Уцелели глаза – повезло…
Веки сплавились, губы сгорели,
Липким кукишем переплело,
Красно-чёрные пальцы-сардели.
С автомата сдирали кулак,
До последнего, дрался, патрона…
Что-ж, он смотрит, пронзительно так?
Как впервые глядят на икону?
В тёмном тамбуре стонет гармонь.
Пересадка… а где столько кожи?
Электрический, синий огонь,
Из гротескной, обугленной рожи…
Клокотание, пена, присвист,
Точно, в лёгких засевшая пуля…
Прохрипел обгорелый танкист,
- Ты меня не узнала, мамуля…
09. 12. 2017г. Пятаченко Александр.