он ушел так давно, но ни слова о нем
я в стихах не могла написать.
сердце мерзло; то вдруг разгоралось огнем,
обращая события вспять,
то болело и ныло, то просто рвалось,
но желало остаться внутри,
и ни строчки из этого не родилось:
свою боль никому не дари,
не гони ее силой, не мучайся, брось -
подожди: ей захочется спать.
смерть больней тех трагедий, что мне довелось
в окруженьи стихов переждать.
смерть больней тех любовей, что значили в с ё,
пока их не раскрылся обман.
смерть правдива. и в строки не вложишь ее -
разве что, через годы - в роман.
я писала запойно о всех, кто бросал,
кто не видел в упор и не знал,
но вчера я увидела смерти оскал
и поэт во мне вновь замолчал.
я могла бы в стихах клясть любовь за удар,
как всегда удавалось, - но нет.
сердце мерзло; то вдруг разгорался пожар,
а слова принесли бы лишь вред.
и та сила, с которой все ныло внутри
в сотни страшней боли, когда
не е д и н с т в е н н ы й - о ч е р е д н о й у двери
оставлял меня - здесь не беда,
это радость, и опыт, и пройденный путь
(жаль, тогда не могла я понять).
но теперь все не так - пустота лишь и жуть,
нету смысла бумагу марать.
и с притворной улыбкой на мертвом лице
я все думала - что же потом?
о любви вспоминать, как о том мертвеце,
что когда-то живым входил в дом
и смеялся, и пел, и кидал к потолку,
а потом вдруг ушел - навсегда?
эта мысль до сих пор еле лезет в строку,
хоть прошла стороною беда.
возвращаются к жизни сердца, и все то,
что не высказать было никак
льется вешней, испачканной талой водой -
новой жизни и радости знак.
рушит темное прошлое бурный поток,
рвет он сталь самодельных оков...
и последней строкой подведу свой итог:
только Правда болит глубоко.
© Екатерина Рин, 13.11.17