Воля к жизни

Александр Пятаченко
Сначала за бортом заскрежетало…
потом  на бойлер кинуло спиной…
Когда рвануло, он варил какао,
Привычно скособочась над плитой.

Коробка - камбуз, двухметровый гробик,
Продуктами забит до потолка.
Подарок мамы, кулинарный  томик,
С закладками, на крышке рундука*.

Не разогнуться, та ещё работка,
Зато любая утварь под рукой…
Проваливалась вспоротая лодка,
Хрипя, давилась яростной водой.

Из люка, как из пушки, вышибало,
Изломанных,  раздавленных, слепых,
Его спасло, наверно, одеяло…
Сначала тьма, потом удар под дых…

Укутывал бидон, чтоб не остыло,
Плыл  по отсекам дивный аромат…
Когда  мин-реп* рулями зацепило,
И распахнулся чёрно-красный ад…

Грунт пропахали носом.  Дно. Могила.
Металл, ещё сминаясь, голосил,
Проводка синим пламенем  искрила,
Со свистом  где то воздух уходил.

Давление за голову схватило,
Невидимыми пальцами в мозги,
Похрустывая,  плющило и  выло,
Разламывая череп на куски.

Кровь из ушей,  из  горла, кровь из  носа…
Солёный,  запекающий  глоток…
как передать отчаянье матроса,
что раз за разом бьётся в подволок*?!

Не находя воздушного кармана!
Рвёт лёгкие колючий  перегар,
Ну наконец!  Плеснуло! Выдох! Мама…
под горлом  испарялся жгучий шар…

Вдохнул, пьянея, сразу стало жарко,
Сипела глотка, потянуло рвать...
Зловоние гальюна, кровь,  солярка…
Пока  живой, на запахи плевать!
   
Расклеил   чугунеющие  веки…
 Чернильный  мрак таращился в упор,
Кричали  страшно в дизельном отсеке,
Глотали  ядовитый, тяжкий  хлор*.

Нелепый свёрток  судорожно хлопал,
Промедлишь, размотается – хана…
Ему досталась где то пара вдохов,
В комке из пропотевшего сукна.

Хватило на  слепой рывок , за трубы,
цеплялся, бился,  из последних сил…
отпихивал   раздавленные  трупы,
невольно  темноту  благодарил.

Мазутными хвостами истекая,
Поскрипывая, лодка  улеглась…
- Не уж то наверху никто не  знает?!
Вдруг захотелось,  плача и смеясь...

Бить кулаками в запертые люки!
Орать, пока не вывернется рот!
Не пожил, нецелован, люди, люди!
Какого чёрта я пошёл на флот?!

В пехоте что,  спасёт  любая яма!
И воздуху то, воздуху…  эх, мать!
Найдут и перевяжут, если ранен,
А тут, как крыса в бочке, подыхать…

- Собраться! Стыдоба! Салага! Рохля!
Ещё матрос, тельняшечкой  форсил!
Ты выберешься!  Ишь,  надумал дохнуть!
До кормового, точно хватит сил.

В носу разгром и каша из металла,
Торпеды вместе с миной, и ага…
Добро, торпед самих осталось мало,
Отменно постреляли во врага.

На базе всем обещаны награды,
Приказ по лодке зачитал старпом,
А нынче , кроме воздуху, не надо,
Мне  самых наивысших орденов.

Утопленнику ни к чему медали,
Поднимется вода, и сказка вся…
А как удачно, лихо  начинали!
Два транспорта, готовьте порося*…

Дыхания осталось на минуту…
Погибших нынче - завтра помянём.
Он сам себе скомандовал – Полундра!
Осиплым,  жалким,  тонким  голоском.

 Дурное эхо  билось в переборках,
А сквозь него стрекочет… цы, цы, цы…
Он понял, у кого то из утоплых,
Упрямые, в воде идут часы…

Внезапно, страшно  захотелось  «шила»*,
Хватить из горла, и гори огнём.
Часы… жена старпому  подарила.
Надёжные,  хоть бейте молотком.

Он где то здесь, колышется  в мазуте,
Вода с огнём  старались, кто быстрей,
Упрямые часы грызут минуты,
Сиротства,  для  его  двоих  детей…

Кудрявые,  премилые  близняшки,
Как провожали, виделось  мельком,
На каждой – перешитые тельняшки,
Жена махала кружевным платком…

В воде сплетались тряпки, ноги, руки,
Он прогрузился, прикусив  язык*,
В железные  кишки  убитой  «Щуки»*,
Из тьмы во тьму,  проглатывая крик.

Наощупь, словно  маленькие мины,
Среди раскисших, слизистых галет,
О голову стучали мандарины,
Из солнечной Абхазии привет.

Старалась для подводников держава,
Сгущёнка, сухофрукты,  колбаса…
Коробило довольствие подплава,
Когда вокруг – голодные глаза.

Когда из Севастополя детишек,
В отсеки загружали по ночи,
Он вспоминал сестрёнок и братишек,
И котелок с крапивой на печи…

Ему хотелось наводить торпеды,
Или держать послушные рули,
А вышло…  кофе, завтраки, обеды,
Кок – это повар, что ни говори.

Насмешник – ухарь, торпедист  Серёжка,
Любил чайку кипящего испить…
Зараза, всё шутил про поварёшку,
Которой  можно крейсер потопить.

Затейник, гармонист и непоседа,
Гроза сердец  девичьих… боже мой…
Серёжка  спал  на чёртовых торпедах,
Серёжка стал солёною водой…

Последний из живых, почти что призрак,
Во мраке, в растопыр избитых рук,
Осколок чудом уцелевшей жизни.
В конце концов,  нашёл  заветный  люк.

С тягучей болью в голове мелькали,
Соседи, сёстры и  старушка мать,
Несёт газеты почтальонша  Валя,
Которая сказала – Буду ждать.

И с шёпотом глухим –  Я здесь, Валюха,
Добрался,  донырнул, расквасил нос,
Таки нащупал кремальеру* люка,
Вцепился мёртвой хваткой, как прирос!

От холода в дугу скрутило спину,
В глазах уже клубился красный дым.
Ударился в тяжёлую лючину,
Всем телом, всем отчаяньем своим!

Железный  стук, приглушенный, короткий,
Отжал плечами, вытолкнул! Скорей!
Подпрыгнул, отрываясь от подлодки,
Наружу, вместе с вихрем пузырей!

Безмолвная, бездонная  пучина,
Сдавила, как мышонка  в кулаке,
Шуршала, бормотала,  - Полно, милый…
Шептала, ворожила…  -  На песке…

На дне покойно, ни  штормов, ни  ветра,
Замрёт войны  кровавой колесо…
До неба двадцать пять солёных метров,
Кессонка* или  судорога – всё…

Гребок, ещё,  тяжёлые удары,
Держись, моряк, сердечко, не части,
Добро, что умудрился снять «прогары»*
Могли на дно, как камни, унести.

Вытравливая воздух понемногу,
Горела грудь.  Глоточек!  Не могу!
Продавливаться  через  безнадёгу,
Не пожелать такое и врагу…

- Пока меня на свете  ждут и любят,
Гребок!  Ещё!  Иди  ты, ведьма, прочь!
До белой боли стискивая зубы,
Заглатывал давление и жёлчь.

И вдруг  пробил шипящие пологи!
Ударил воздух! Ветер!  Плеск волны!
Ещё хватать пытается за ноги,
Обманутая  смерть из глубины!

Но моряку солёное раздолье,
И дом, и поле боя, и жена…
Смялся, плакал и плевался кровью,
От ужаса шарахалась волна.

Ночь августа смотрела, не мигая,
Величественный, звёздный окоём.
Небесная  медведица большая,
Качала в вышине  своим ковшом.

У горизонта,  красный, два зелёных*
Протёр  глаза мазутным кулаком…
Он увидал колючки  проблесковых*,
Военных, острожных маяков.

Там корабли качаются на бонах,
Послушать сводку люди собрались,
Недавно от врага освобождённый,
Там где то, в темноте, Новороссийск.

Ещё умом в спасение не веря,
Он долго плыл…  скорее, дрейфовал,
Пока его не выплеснул на  берег,
Увитый пеной,  бирюзовый вал.

Распухшие, разбитые коленки,
Придонная, взбулгаченная грязь.
Сначала он упал  на четвереньки.
Потом привстал, шатаясь и смеясь…

Под подошвами галька расползалась,
табачный дух пронзил распухший нос,
прибойная  волна  свалить пыталась,
толкала в ноги,  как игривый пёс…

Оторопело замерли в сторонке,
Прикуривали, только что сменясь…
Патрульные матросы – три винтовки,
Три пары удивлённых, ясных глаз.

Его скрутило… жёлчь, вода и пена,
Кровь и соляр, комки, чуть не с кулак…
Елозил, припадая  на колено,
В заплыве нахлебался - полный бак…

Матросы  как умели, хлопотали,
Из фляг воды плеснули  по первой,
И вдруг старшой промолвил… - Слухай, паря…
А ты,  топляк,  со всех сторон  седой…

Оскалился  резиново, мертвецки,
Расклеил губы из последних сил ,
- Я не топляк, я кок, моряк советский…
Братишки,  я, вернулся, я доплыл…

22. 08. 2016г.   Пятаченко  Александр.

Примечания.   
 Рундук   –  на флоте  небольшой сундучок  для  рабочих  принадлежностей и личных вещей .
      
 Мин-реп   -    крепёжный трос, удерживающий морскую плавучую мину  в точке постановки на заданной  глубине.

Подволок    -    внутренняя (нижняя) сторона палубы, потолок судового помещения.

Хлор   -   на подводной лодке выделяется из аккумуляторных батарей при  погружении оных в морскую воду в случае затопления  аккумуляторных ям.  Газообразный хлор является отравляющим веществом удушающего действия, причиняя мучительную смерть от  химического ожога  лёгких и  рефлекторной остановки дыхания.

…Готовьте  порося.    -   на подводном флоте существует  традиция чествовать экипаж в случае удачного боевого похода.  За  успешное  торпедирование  вражеского судна, командиру лодки на берегу  торжественно вручают живого поросёнка. Если побед  больше, то на поросёнке пишут  цифру по количеству потопленных судов противника. Из поросёнка, естественно, готовится праздничное жаркое.

«Шило»    -   на военном  флоте жаргонное прозвище  чистого спирта.

…Прикусив язык… -    один из приёмов задержки дыхания. Прикусывая язык внутри ротовой полости,  ныряльщик  рефлекторно  уводит пиковую реакцию организма  на удушье в сторону  более резкой  боли.

«Щука»   -   название советских подводных лодок  серии «Щ».

Кремальера    -    механизм,  соединяющий в себе шестерни и зубчатые реечные передачи. Вращением штурвала или рычага производится  герметическое  запирание  люков на кораблях и подводных лодках.

«Кессонка», - она же кессонная болезнь    -   закупорка  кровеносных сосудов  из
 за эффекта вскипания азота,  растворённого в крови человека.   Вскипание происходит вследствие быстрого всплытия водолаза с большой глубины, вследствие перепада давления  воды.  Может привести к тяжёлой инвалидности и смерти.

«Прогары»    -    жаргонное название матросских рабочих ботинок без шнурков.

Проблесковый маяк.   -   небольшой   сигнальный огонь, вспыхивающий через определённые интервалы.  Обозначает  створы фарватера или прохода в гавань