Блокадное. дорога жизни

Александр Пятаченко
- Убило  младшую  сестрёнку,
Упала  бомба – прямо в дом,
Пришла на папку похоронка,
И мамка  тронулась умом,

Всё-всё, что было – раздарила,
Хлеб, стулья,  Машкину  кровать,
В «буржуйке»  карточки спалила,
Сказала – будем помирать…

Мальчонка, тощий и серьёзный,
Платком  укутанный до глаз,
Мусолил хлеб, кровенил дёсны,
Вздыхал и продолжал рассказ.

Дежурный  греется вприсядку,
Закутан  в тощую шинель,
Ветра таранили палатку,
Пункт обогрева номер семь.

 - Осколки грохали по крыше,
Мне показалось –  это град,
Проснулся  – а она не дышит,
На стенке ходики стоят.

Соседи тихо  бормотали,
Я плохо помню, что потом.
А дядьки двери разломали,
И нас отправили в детдом.

Устал, замолк, сморила дрёма,
Дышал через открытый  рот…
Эвакуация детдома,
Блокада, сорок первый год.

Привык, а поначалу жутко,
Хоть брось баранку и беги,
Шли вперевалочку, как утки…
Кто без руки, кто без ноги…

Взгляд,  ускользающий и зыбкий,
Накрест – пуховые платки,
Без разговоров, без улыбки,
Шли маленькие старики,

Шубейки, шали, одеяла,
Гардины, скатерть со стола,
Всё, что под руку попадало…
Для сохранения тепла…

Мешки, палатки сверху бросим…
а смерть  блюла свои права,
Садились в кузов – двадцать восемь,
А выбирались – двадцать два

Беда… стряхнув  оцепененье,
Вдох-выдох, улучив момент,
Берёшь в охапку, как поленья…
И за палатку, под  брезент.

Над головой нудят моторы,
Звенит зенитный пулемёт,
Кресты, кресты… идут на город,
Прибавить мёртвых и сирот.

Душа заходится от гнева,
Ещё двоих приволоку…
За каждым пунктом обогрева,
Такое кладбище в снегу.

Весь день,  проклятые,  летают,
Но наконец, посыпал снег…
Пока «полуторку» латают.
Расположились  на  ночлег.

Уснули… личики сухие,
Похожие на черепа,
Зенитки где то колотили,
Клепали   небо до утра.

Завеса в тамбур индевела,
Провисла крыша – снег идёт,
Дежурный в котелке горелом,
Колол молочный, жёлтый лёд.
 
Плешивый,  с узкой головёнкой,
На цаплю, чудо, как  похож,
- Дадим горячего детёнкам,
А то, гляди, не довезёшь.

- Дуй  за дровами, догорают…
Здоров ты дрыхнуть…  семь утра.
Буди ораву,  рассветает,
Дорога  чистая, пора.

- А по пути приварок нужен,
Плескал  железным  черпаком,
В десятки разномастных кружек,
Живое  чудо… молоко…

Спросонок  охали, стонали,
И пересиливая страх,
Посуду брали рукавами,
И варежками на шнурках.

- А ну ка, чтобы видеть донце!
Давай-ка, через  «не могу»…
Черпак сиял – второе солнце,
С молочной каплей на боку…

Тупая одурь отступила,
Ушла голодная тоска,
Какая божеская сила,
В глотке простого молока.

Дышали и глотали чаще,
Струился в окна тонкий свет,
А я высматривал… лежащих,
Но слава богу, мёртвых нет.

Мотор журчит, колёса встали,
- Пошли на выход, все за мной…
Из  тамбура  вошёл механик,
С заиндевелой бородой.

Пожали руки для начала,
- В Кобону  письма прихвати,
Машина – зверь. Кати помалу,
Удачи, братка, на пути…

- Там курево  тебе в кармане,
Спасибо, друже,  за бушлат,
а в тамбуре шепнул – Летают…
Серёгу бомбой, час назад.

Серёга,  шапочный знакомец,
В обратный рейс ушёл с мукой,
У церкви проживал в Кобоне,
С  красивой, молодой женой.

Из за неё в тридцать четвёртом,
За драку чуть не сел в тюрьму,
- Ни пуха, ни пера!  -  Да  к чёрту!
Тут бы доехать самому…

На облаках  рассветный пламень,
На непогоду – всё красней,
Снежок искрился   под ногами,
Визжал под  полозом саней…

Обоз, возницы в белых тряпках…,
Эх, маскировка… кошкин чих.
У лошадей белеют  храпы,
Плескает паром  хриплый дых.

Намёрзли ледяные глыбы,
На крученые постромки,
В санях пласты белёсой рыбы,
Глядит рыбак из под руки…

Пока налаживал «катюшу»*,
И папироску продувал,
Мороз  прихватывал за  уши,
Щипал, за ворот заползал.

Рот стягивал куриной гузкой…
Дымок со стужей пополам…
Маруся, старшая погрузки,
Считала всех по головам.

Пальто поправив на мальчишке,
Ко мне, трясутся кулачки…
- Ишь,  развонялся  табачищем!
Детей везёшь, не кирпичи!

Для почты выказался случай…
Две связки – писем и газет
Детишек  усадили кучей,
Под грязный, латаный брезент,

Порхают крупные  снежинки,
Едва-едва горит костёр,
Сжевал  табачные горчинки ,
В кабину  и  вдавил стартер.

День начинался, как обычно,
Лежали тени  в колее,
И ожидаемо,  привычно,
Зудела  «Рама» в вышине.

- Явился, падла! - зол и весел
Я то молился, то рычал…
Летал над нами чёртов  «мессер»
Кружил  и крыльями  качал.

Быть может, важная персона,
Искатель славы и крестов,
А может – просто без патронов,
Дал «свечку», да и был таков…

Пропал  - его собачье дело…
 Господь убогих бережёт,
А тут – последствия обстрела,
Сапёры, вешки, хлипкий лёд…

Накатиком,  спокойно, ровно,
Руками прикипел к рулю…
Скрипели ящики и брёвна,
Вмороженные в полынью.

Перекатились, одолели…
Встал на подножку, что да как…
Грызут галеты и  глазеют…
Куржак  на шарфах и платках

Почти добрались, скоро дома,
Машина ехала  шибчей,
Уже маячила Кобона,
Дымки тянула из печей…

Всё, миновали «злую холку»,
Где немец пушкой достаёт,
Когда на длинные осколки,
Расселся с визгом серый лёд.

Как будто разорвали струны,
На скрипке у  шальной беды…
Полезли  в трещины буруны,
Тяжёлой, ладожской воды

Ныряю головою  в двери!
Из под капота  пар свистит!
Всей кожей чую - лёд неверный,
Играет, дыбится, трещит…

Куда то укатилась шапка…
В неловких валенках вода…
Хватал за руки, ноги, тряпки,
Выдёргивал через борта.

Толкал, отбрасывал…живее!
Четыре, восемь, десять…  мать!
Пищат, барахтаются, млеют!
Не дотянуться, не достать!

Один! – отбросить  душегрейку,
Два! – оба валенка долой!
Три! – перепрыгнуть на скамейку,
Четыре – холод, боже мой!

Вода, холодная  могила,
Вода, тяжёлая, как ртуть,
Дыхание перехватила,
Сдавила обручами грудь.

Осталась над водой кабина,
Да кромка заднего борта
Ногами чую, как машину,
Утягивает пустота…

Бензин  –  разводы голубые,
Расплывчатый, красивый круг…
Детишки  тёплые,  живые,
ещё  барахтались  вокруг…

Ещё девчонка, что постарше,
цеплялась за торчащий борт,
ещё  пацан, ночной рассказчик…
Старался выбраться на лёд,

Вот выгребаю понемножку,
Вот показалась голова…
А сердце, сжатое  горошком,
Трепещется едва-едва…

Неужто всех?!  Один остался,
Вдали сигналят… поспеши!
Мальчонка кашлял и плевался,
Водой и паром…  - Ну! Дыши!

Вода под горло подступила,
Звенел и резался ледок,
Откуда только взялись силы,
На волейбольный тот бросок.

Край льдины врезал в подбородок,
Барахтаюсь, не чуя рук…
Я с головой ушёл под воду,
И понял, что  теперь каюк…

О лёд   ударился макушкой,
Пробиться не хватало сил…
Плыла тряпичная игрушка.
Зелёный, добрый крокодил.

Растрёпа – кукла  проплывала,
Блестела пуговным  глазком,
Тонули  торбы, одеяла,
И пузырёчки с  молоком.

«Газон», проверенный, фартовый,
Из бездны  фарами мерцал,
Аккумулятор жалко новый…
Его так долго «выбивал».

Последний воздух выгорает,
И осознание… погиб.
Вода свинцовая ломает,
Рвёт горло судорожный всхлип…

Петлёй закрутится за шею…
Вдруг заполошно сорвалось..-
Как там детишки… задубеют!
Они же мокрые насквозь!

 Но смутно помнится в кошмаре,
Последних, гибельных секунд,
Катился кто то на «Захаре»*
Согреют, вывезут,  спасут…



07.  05.  2016. Пятаченко Александр

примечание. «Захар»*- прозвище грузовика Зис-5.