Меня успокаивает то, что рано или поздно все кончится, канет в лету, нужно лишь дрейфовать по волнам гнетущей неизбежности.
Моя испачканная ежевикой рубашка перед важным днём, блаженство детского безумия, мимолётная непринужденность мыслей, апатия брошенного котёнка, китовая печаль, вздорная радость, экзистенциальный уют самобичевания, ментальное превосходство, бывший лучший друг, глупое безразличие напоказ, фиеста слипшихся ресниц юнца, блеск влажных щёк, единение с собственным естеством, палитра радужной оболочки прищуренных от солнца глаз, фальшивая отчуждённость, разочарование в божьем замысле, озлобленность на почве зависти, страх перед грядущим, пыльные отголоски забытой морали, беспричинно трепещущее либидо, не свои мысли, нерушимая зона девственного комфорта — все истлеет под тяжестью бесчисленных мгновений.
Самоутверждение за чужой счёт, должность в престижной фирме, самопознание через саморазрушение, пивной алкоголизм, ставка выше среднего, пенсионные накопления, сахарный диабет, отпуск в Египте два раза в год, практика дзен-буддизма, очередной телефон в кредит, синева небесного свода, удивительная шаблонность мышления, сломанное колесо Сансары, первая сигарета в 5 классе, дешевые ярлыки окружающим, зрелищность футбольных матчей, затяжная депрессия, русская православная церковь, звуки музыки, роскошь советских хрущевок, семейный ужин в канун Нового года, искренность ненависти, вино, истина и даже моя собственная непробиваемая стена социального недопонимания - ничто не важно. Мировое господство сродни полиэтиленового пакета из-под овсяного печенья, если вообразить все в космическом масштабе. Порой мне кажется, что я нахожусь в тесных объятиях Христовой гармонии, но это всего навсего иллюзорная полумера, промокшее полотно обезумевшего от одиночества художника, хриплая элегия бесталанного барда; словно суицид больше не табу, или как если бы князь Мышкин стал трезв рассудком, или если Каренина предпочла бы преданность предательству, или как Франц Фердинанд, доживший до безмятежной старости.
Ничто не в силах пошатнуть столпы, сотворенные из первозданного смысла, звездой пыли и Бога. Ты есть лишь суррогат страха отца и матери, их крохотный смысл, никудышная попытка в вечности оставить след. И больше ничто. Каждый из нас обречён.
Вселенная лишь глумливо созерцает жалкие человеческие потуги обуздать бесконечность, задать ей границы. Безжалостная старуха, смотрящая свысока на заблудившихся в лесу детей, неумолимая гильотина, расчленяющая жизнь на крайности.